население Белатиса отвернуться от божественного света и отдаться мраку коварных сил варпа!
– Отец исповедник!..
Обрадовавшись возможности не думать больше о страшных вещах, Деван повернулся к юноше-писарю. Тот явно чувствовал себя неловко перед великим священником и могучим воином. Впрочем, сам Деван по- прежнему не мог привыкнуть к тому, что внушает защитникам храма восхищение и даже благоговейный страх.
Деван сомневался даже в том, что имеет право носить титул исповедника, пожалованный ему внушительным командиром Адептус Арбитрес Бизантаном. Офицер следил за подготовкой к эвакуации своих людей и лично распорядился оставить Боевому Братству оружие, боеприпасы и провиант. Он сразу понял, чего стоит этот проповедник.
– Офицер Имперской Гвардии стал святым отцом… – задумчиво пробормотал Бизантан. – Человек с вашими способностями очень пригодился бы при обороне наших казарм за рекой. С нами вы точно так же выполняли бы свой долг перед Императором, а потом мы нашли бы вам место в эвакуационном челноке…
– Мое место с моей паствой, – ответил Деван. – Я привел ее сюда и не могу ее здесь бросить. Если эти люди останутся, я останусь с ними.
Бизантан кивнул, одобряя самоотверженность проповедника и явно сожалея о неизбежной потере такого способного и храброго слуги Императора. Развернувшись было, чтобы уйти, Бизантан помедлил и снова шагнул к Девану.
– Простой проповедник не может командовать Боевым Братством. Устав Веры Воинствующей Церкви гласит, что подразделениями Экклезиархии может командовать лицо в сане не ниже исповедника. Ваш кардинал уже на одном из транспортов. Выходит, я здесь самый старший по званию.
Огромного роста арбитр на секунду замолчал и положил на плечо проповедника руку в тяжелой бронированной перчатке.
– Верой и правдой служи Императору, брат исповедник Деван. Мы будем за тебя молиться!
Ошеломленный Деван прирос к полу, а командир арбитров отдал ему честь и зашагал к челноку. У самого трапа Бизантан обернулся. Каким-то чудом Деван разобрал сквозь рев двигателей его прощальные слова:
– Вы выполняете свой долг, а я – свой. Сейчас наши дороги расходятся, но, клянусь, придет день, когда я жестоко отомщу за всех возлюбленных чад Императора, погибших в этом мире!
– Отец исповедник! – робко позвал юноша.
Деван очнулся от воспоминаний:
– Скажи брату архидьякону, что атака еретиков отбита. Он может продолжать эвакуацию братии.
Молодой писарь кивнул и поспешил удалиться, радуясь возможности покинуть баррикады и вернуться в безопасный внутренний двор, где его братья ожидали прибытия последней группы эвакуационных челноков. Около сотни писарей упаковывали бесценные реликвии и громадный архив, представлявший полную повесть о торжестве истинной веры на Белатисе. Собрание являло собой хронику существования этого мира в составе Империума Человечества на протяжении многих тысячелетий. Самым древним и ценным документам было более десяти тысяч лет. Они появились в те времена, когда Белатис только вошел в состав Империума. Скоро планета погибнет вместе со всем населением. Но благодаря труду писцов о нем сохранится память, запечатленная в свитках и документах, пусть даже и спрятанных в недрах какой-нибудь имперской библиотеки в одном из миров-святилищ вечного Империума Человечества.
Вместе с архивами и реликвиями обреченный мир должны были покинуть сотни чинов Экклезиархии, начиная с кардинала и заканчивая последними писарями и архивариусами. Многие из тех, кто долго служил при соборе, решили остаться, но улететь захотели еще больше. Как человек, Иоганн Деван мог злиться на тех, кто бросает на произвол судьбы Белатис и его народ. Как проповедник – а теперь и исповедник, – он никого не осуждал, вспоминая прощальные слова командира арбитров:
– Они выполняют свой долг, а я – свой. Но все мы служим Императору так, как он положил каждому из нас.
V
– Пойдемте же! Надо идти! Последний челнок улетает! Сам архидьякон велел вам в него садиться!
Испуганный голос послушника вывел Парцелия Собека из неглубокого транса. Особое чутье давно предупредило его о приближении мальчика. Острый слух астропата уловил и его быстрые шаги, гулко отдававшиеся в необычно пустых коридорах, и уже ставшие привычными звуки боя, доносившиеся с улицы. Но ментальным взором он видел страшный хаос, царящий в Мадине..Собек гнал от себя возникающие образы, опасаясь, что волны паники и страха, обуявших население обреченного Белатиса, захлестнут и испепелят его разум.
Мальчик мялся в дверях, не решаясь уйти. С улицы донеслись новые выстрелы. Во дворе заработали мощные двигатели.
– Иди, Лито! Они не станут тебя ждать… У нас разные судьбы, – добавил астропат и замолчал, не понимая, откуда у него взялись эти неожиданные слова.
Мальчик еще немного постоял, бросил на астропата последний, отчаянный взгляд и сломя голову бросился прочь.
Собек привязался к этому неуклюжему и ленивому мальчишке, который должен был стать очередным рядовым писцом Экклезиархии. Астропату вдруг стало больно от мысли, что Лито осталось жить еще меньше, чем ему.
Вновь достав магическую колоду Имперских Таро, Парцелий принялся с их помощью разгадывать
