теплая.
Раскаленные лучи падали из окна уже под другим углом, и возле коврика для «мыши» остывала до противной теплоты уже третья чашечка кофе. Интересно, почему взрослые потеют гораздо сильнее, чем дети? Возможно, тут действует закон квадрата-куба: при большей массе тела больше внутреннего тепла, а поверхность потеющей кожи относительно меньше… Два часа, потраченные Сири на перевод своей математической интуиции в квазиформы и псевдоуглы для алгоритмических зондов Раджита, оставили ей легкую головную боль и склонность к переключению на любые посторонние мысли.
Раджит разогнул спину и откинулся в кресле.
— Кажется… Я думаю, мы наконец попали в точку. Пространство очень похоже на то, что ты описала!
На взгляд Сири, мерцающая многоцветная мешанина на экране ничуть не изменилась; разве что стала немного стабильнее, увереннее…
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю, я чувствую, — ответил он. — Чувствую какую-то правильность или завершенность, словно бы симуляция набрала нечто вроде инерции.
…Неужто последовательность картинок в калейдоскопе постепенно переходит от случайной к закономерной? К чему-то
— Это могло бы означать, что модель резонирует с каким-то реальным феноменом, — медленно сказала Сири. — С субчастицами, например. Или суперструнами.[1]
— Чертовски рад твоему «могло бы», — заметил Раджит. — Кто знает, а вдруг мы просто смотрим в зеркало, где отражается то, что мы сами же и показали? И все же твоя сегодняшняя идея… когда ты сказала, что искомое пространство чем-то смахивает на игровое поле для простых автоматов… Отличная мысль! С этой точки зрения многое сразу становится на свои места. К примеру, вот эта штуковина, — он указал на сложный узел у верхнего края экрана, окрашенный яркими оттенками синего и голубого, — вполне может быть аналогом стабильного осциллятора[2]: такие обычно использовались в старых программах имитации жизни.
Сири одобрительно кивнула.
— Похоже на то. В конце концов, что такое частицы, как не стабильные колебания в квантовом поле? Да, мы видим правильную карту… однако карта еще не территория, как сказал мудрец. Но если нам удастся развить модель до такой стадии, когда мы сможем получить из нее информацию, которой нет в учебниках физики, и эта информация окажется верной…
— Да понимаю я, понимаю! Ты твердишь мне об этом уже несколько недель.
— Самая уязвимая часть теории в том, что картирование нашего пространства, по идее, должно быть двухсторонним. Согласно принципу Гейзенберга: ты не можешь наблюдать, не воздействуя одновременно на объект наблюдения. Но вот каков механизм их взаимодействия… масштабные факторы… Ну ладно, я уже вижу, что без свежей чашки кофе ты точно не разберешься!
— Погоди, не торопись, — медленно произнес Раджит. — Я хочу кое-что попробовать. — Его смуглые пальцы забарабанили по клавиатуре.
Их было трое в химической лаборатории: Сэмми, Сири и еще девочка с резким кардиффским выговором, имя которой она давным-давно позабыла. День выдался безумно жарким, и вся школа выплеснулась на свежий воздух при первой же трели звонка. В лаборатории стоял затхлый, раздражающий горло запашок старых реактивов и просыпанных химикатов, а миазмы только что состряпанного вещества, тщательно фильтруемого через большую воронку с бумажными вкладышами, вызывали сухое, назойливое покашливание, которое они никак не могли унять.
— Самая большая доза за все время! — смешливо фыркнул Сэмми.
— Идем на мировой рекорд!
Как обычно, Сири первой наткнулась на растрепанный викторианский томик с заманчивым названием «Удивительные и поучительные научные развлечения», но руководство проектом Сэмми взял на себя.
Выпавшая в осадок черная паста имела множество крайне «поучительных» применений, так как охотно принимала любую форму. Можно было размазать ее по классной доске и дать часок просохнуть, и тогда она издавала изумительные щелчки и скрипы под мелком мистера Уиткатта, выписывающего свои неразборчивые алгебраические закорючки. Высушенная, измельченная и рассыпанная по полу, она обращала целые классные комнаты (а в одно прекрасное утро — и школьный зал для собраний) в сумятицу мелких взрывов под ногами, и все это в сопровождении восхитительных клубов пурпурного дыма. Можно было также затолкать это удивительное вещество в замочную скважину, и тогда вставленный ключ со взрывом вылетал из «пусковой шахты», иногда с весьма «поучительным» результатом.
Позади открылась дверь, и Сири нервно вздрогнула. Они рассчитывали на то, что мистер Дэвис, пожилой лаборант, отправится в ближайшее кафе перекусить или же просто станет гонять чаи в своей задней комнатушке. Седовласый мистер Дэвис повидал абсолютно все, что может произойти в школьной химической лаборатории, ибо его жизненный опыт уходил в такую глубь времен, когда бензин еще не был объявлен канцерогеном и ученики смывали им с рук органические вещества.
— Сплошной нашатырь, — мягко сказал он. — Следовало бы проветрить, не так ли?
Девочка из Кардиффа — Рианнон, кажется? — без единого слова поспешила открыть окно.
Мистер Дэвис, не глядя ни на кого из присутствующих, задумчиво добавил:
— Кое-кому следовало бы знать, что не стоит делать трехйодистый азот килограммами. В таком количестве вещество нестабильно даже во влажном виде. А несколько оторванных пальцев отнюдь не помогают человеку в карьере. — Он вернулся в свою комнатушку.
— Это был намек, — сказала Сири.
— А мы его не поняли, — строптиво сказал Сэмми.
— Уймись! Если на этой неделе хоть что-нибудь взорвется, нас сюда на порог не пустят.
Недовольно бурча себе под нос, Сэмми сгреб в кучку драгоценную черную пасту и выбросил в раковину, вделанную в учительский демонстрационный стол, небрежно смыв ее водой из крана. В другой раковине Сири тщательно промыла фильтровальную бумагу, прежде чем выбросить ее в мусорное ведро. Девочка из Кардиффа ополоснула стеклянные колбы и воронку. На лице Сэмми возникло хорошо знакомое выражение. «Хочу кое-что попробовать», — пробормотал он и поспешно плеснул в учительскую раковину какой-то жидкости из огромной бутыли. Из раковины вознеслись в изрядном количестве воняющие больницей пары, но больше ничего не произошло — к великому облегчению Сири.
Когда начался урок химии, мистер Портер поднял большую эрленмайеровскую колбу и апатично объявил, что собирается продемонстрировать простой опыт. Что это был за опыт, навеки осталось тайной, поскольку стеклянный конус взорвался, лишь только химик поставил его под кран, чтобы налить воды. За резким звуком взрыва последовала драматическая туча пурпурного дыма с целым фонтаном осколков, изрезавших учителю руки и лицо. В мертвой паузе, покуда мистер Портер изумленно созерцал мясную бахрому на собственных пальцах, кое-где ободранных до костей, до Сири наконец дошло, какую гадость вылил Сэмми в раковину: эфир, который вытеснил воду и тут же испарился, оставив коварный йодид сухим, как порох, и готовым ко всему.
Преподаватель химии окинул класс ужасным взглядом одного глаза (второй был залит стекающим со лба кровавым ручейком) и безошибочно ткнул в сторону Сэмми:
— Джонс!!!
Вероятно, старикан Дэвис успел уведомить учителя о главаре террористической банды. Так или иначе, застывшее на лице Сэмми выражение оскорбленной невинности мог не заметить разве только слепой. Физиономия его буквально вопрошала:
— Откуда мне было знать, что так получится?!
Солнечный свет внезапно стал чрезмерно ярким, и крошечный закоулок разума отчаянно взмолился о пришествии какой-нибудь захудалой тучки. Что-то странное, если не сказать подозрительное, творилось сегодня с солнцем и облаками… Но критическое внимание Сири было полностью сосредоточено на фрактальной игре координатной сетки и странной пульсирующей активности загадочного узла, на который ей несколько минут назад указал Раджит. Теперь вокруг узла на условно окрашенной карте пространства стали появляться новые оттенки, по обе стороны спектра от синего: светлые пятнышки зелени, большие
