технического персонала — только компьютер, доступ к базам данных и голова. И единственная моя задача — попытаться хотя бы приблизительно очертить контуры мирового заговора, к выводам о существовании которого я пришел во время своего лежания на больничной койке. Знаете — если остановиться и просто подумать — иногда это сильно помогает.
Николай приехал через несколько дней — как только смог вырваться. Он мало кому доверял, стал намного жестче, чем раньше. Его кортеж включал в себя несколько машин и бронетранспортер — дожились до того, что приходится принимать и такие меры безопасности. Услышав шум машин, я вышел на балкон второго этажа — машина Николая стояла у самого подъезда, как раз под моими ногами — мы стояли на балюстраде,[92] я и несколько снайперов Собственного Конвоя. Второй машине места под балюстрадой, со всех сторон завешенной белым полотном не хватило — и я увидел, как из второй машины высаживается Путилов. Значит — по-прежнему в обойме. Не Цакая, конечно — но резать вполне в состоянии.[93]
Кстати — знаете, чем Цакая отличается… отличался от Путилова? Нет, не тем что Путилов только выслужился в потомственное дворянство, а Цакая был дворянином во втором поколении. А тем, что то, что Цакая делал для России — Путилов делал и делает ради своей карьеры и «близости к телу». Чувствуете разницу?
Хотя… в наши поганые времена обесценивания всего и вся — удивительного в этом нет. Не враг, работает… и пусть работает.
Николай был в привычной для себя десантной форме. Знаки различия у него остались те же самые, какие были тогда — получалось, что Русской Армией командует старший лейтенант. Такого, наверное, никогда не было, за всю русскую историю.
— Как? — коротко спросил он, после того, как мы обнялись по русскому обычаю и по старой дружбе.
— Нормально.
— Врешь — у Николая всегда была эта безапелляционность — и глупо врешь.
— Не джигит, но послужить еще могу.
— Это точно. Хватит жизнью рисковать, пора и головой работать. Павел тебе привет передает. Мария — тоже.
Личная жизнь Его Императорского Величества была поводом для тихих пересудов во всех петербургских салонах, и могла бы послужить основой не одной скандальной газетной статьи — если бы редакторы не держались за свое место… пятую точку, по которой вполне и розгами могли пройтись. После произошедшего в двенадцатом году безумия — Мария вернулась в Россию с сыном и даже жила в Александровском дворце, но мало кто знал, что как муж и жена они с Николаем уже не жили — слишком велик оказался груз обид и слишком велика гордость… или гордыня, один из смертных грехов? Павел учился в кадетском, наверстывал с домашними преподавателями упущенное и, как я подозреваю — сильно переживал из-за отношений отца и матери, которые ограничивались совместными появлениями на балах и церемониях. Анахиту, Люнетту — Николай отослал вместе со своими детьми, еще одним сыном и дочерью в Туркестан, где приказал возвести еще один дворец. Свое имя он детям не дал и теперь — получается, что это были ублюдки, хотя все знали, от кого они происходят. Добившись своего, Ксения отослала Николая, Нико, нашего с ней сына в Швейцарию на учебу и сама часто и надолго уезжала из страны — но всегда возвращалась. Судя по ее активности — у них с Николаем была какая-то договоренность, договоренность относительно Европы. Берн, Берлин, Цюрих, Женева, Мадрид, Стокгольм, Париж. Ее можно было увидеть на любом крупном общественном мероприятии, таком как бал Красного креста. Наводит на размышления, не правда ли?
Во что она превратит таким образом Нико — я не знаю. Последний раз, когда они виделись с Павлом, а они были ровесники и лучшие друзья — они подрались. Мы, конечно, тоже дрались — но не так, что нас разнимали.
Сам же Николай — к своим то годам стал первым ловеласом Петербурга. В этом он был схож со своим прапрадедом, Императором Александром Вторым Освободителем, тот — тоже частенько наведывался в Санкт-Петербургский университет. С понятными целями.
— Передавай привет и им.
— Обязательно. Как увижу.
Не знаю, то ли это Николай, не подумав, сказал, то ли наоборот. Впрочем.
Путилов уселся на стул, отодвинув его от стола. Николай — остался стоять у окна, но это — никого не задевало, обстановка была неофициальная. Не до церемоний.[94]
— Давай — сказал Николай — излагай свои кошмары. Не скажу, что соглашусь, но, по крайней мере выслушаю.
А мне больше — ничего и не надо.
— У нас есть проблема, и я уже о ней говорил. Она — в том, что — что бы мы не делали, с каждым годом становится все хуже и хуже. Началось это в девяносто втором, в Бейруте. Это — начало дестабилизации, начало конца существующего миропорядка. Девяносто шестой — взрывы в Лондоне, покушение на Президента САСШ. В тот же год — начинается вооруженный мятеж в итальянском Сомали, который никак не удается подавить. Бегство за границу Котовского. Две тысячи первый год — террористические акты в САСШ, падение самолетов на башни-близнецы, на Пентагон. До сих пор не раскрыто — официальная версия не выдерживает никакой критики. Второй год — вооруженный мятеж и узурпация власти в Висленском крае, дестабилизация обстановки в Афганистане, государственный переворот в Персии, попытка ядерного теракта в САСШ. Установленный факт попадания ядерного оружия в руки террористов, то ли третья, то ли четвертая в истории ядерная тревога в САСШ по уровню DEFCON3. Бегство за границу так называемого «Короля Польши Бориса Первого» — негодяя, гомосексуалиста и отцеубийцы. Гибель сэра Джеффри Ровена. Последние события двенадцатого года — совершенно безумная затея с нападением Британии на САСШ — своего давнего и верного союзника и как результат — ядерная война, в которой мы только чудом остались целы. Скажите, господа, вероятно можно объяснить любое событие из числа мною названных некими разумными причинами — но как можно объяснить последнюю войну? Какое у нее основание? В чьей безумной голове родилась идея напасть на союзника, причем союзника давнего и верного? Это же все равно, что мы напали на Германию или Германия напала на нас?
Николай и действительный тайный советник Путилов смотрели на меня.
— Быть может, британцы просто решили одним ударом создать величайшую в мире империю, переплюнув в этом вопросе нас? — предположил Николай — и кстати, я бы не стал так уверенно говорить о невозможности войны между Германией и нами. Еще двадцать лет назад она была бы невозможна — а сейчас возможно все.
— Да спасет нас Бог от безумия. Великие Империи создают, сокрушая противников — так Наполеон сокрушил всех противников в Европе, а потом пошел на нас, монголы сокрушили древнюю Русь и создали Золотую Орду, британцы сокрушили испанцев, голландцев и французов, Рим победил Карфаген. Каждый раз — великая империя создавалась за счет крушения цивилизационного соперника, никак не союзника, говорящего на том же самом языке.
— Но Британия, возможно, опасалась перехода САСШ на нашу сторону и заключения полномасштабного Тихоокеанского пакта? — предположил Путилов. Он до сих пор был раздосадован тем, что не имел никакого отношения к одной из величайших операций по внедрению в истории разведок мира, когда Юлия, когда то бывшая моей Юлией, а потом ставшая агентом русской разведки с псевдонимом «Сокол» проникла в самое сердце политической системы САСШ и за два десятилетия почти добилась заключения между САСШ и Российской Империей договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, так называемого Тихоокеанского пакта. Уже выздоровев, я узнал, что подписание такого пакта планировалось в тринадцатом году сразу после президентских выборов, на которых Российская Империя обязалась сделать все для поддержки республиканского кандидата из правоконсервативного крыла. Подписание Тихоокеанского пакта означало бы создание давно намечавшейся, обусловленной самыми насущными потребностями оси «Санкт Петербург — Вашингтон — Берлин» и сделало бы невозможным любую сколь — либо серьезную войну. Увы… вместо этого произошла полномасштабная катастрофа.
— Возможно… господа, но стоило ли ради этого начинать войну? Я жил в САСШ несколько лет и
