Пока он искал бритву — я успел полностью переодеться и рассовать по карманам документы и деньги. Когда Николай вернулся — я как раз набивал патронами магазины двух пистолетов. Неприметные, анонимные и до одурения надежные Глоки, модели 17 и 26, калибра 9 парабеллум, германский. К каждому имелся глушитель, короткий и легкий, титановый. Глушители я положил в кармашек — пока они мне не нужны. В карман рядом с удостоверением инспектора Интерпола. Если меня паче чаяния задержат на улице — это удостоверение поможет мне продержаться некоторое время. Я не считаю огнестрельное оружие первейшей принадлежностью шпиона, скорее придерживаюсь мнения, что разведчик проваливается в момент, когда достает оружие. Но в этом городе меня уже пытались убить, и не исключено, что попробуют еще раз. Не исключено и то, что мне представится возможность кое-кого убить — и ее я не упущу. Есть люди, которые просто должны быть мертвы. И все.
Оставалось последнее. Никогда не понимал этих веяний моды.
— Мечтаешь заняться оперативной работой? — спросил я Николая.
— Да… так точно.
— Будь осторожен. Мечты иногда сбываются.
С этими словами я включил бритву.
Ощущение было непривычным. Как-то никогда мне не приходило в голову совсем обрить голову. Хотя в амфибийных силах многие так делают — длинные волосы не соответствуют уставу, а короткие — создают очень омерзительное ощущение, когда надеваешь гидрокостюм. Проще выбрить голову совсем, чем привыкать к нему. С выбритой головой — из аристократа средних лет я превратился в бандита средних лет. Или полицейского средних лет. Бритая голова ассоциируется с полицейскими после сериала 'Комиссар Штокк'[83].
Ощущение непривычное. Постоянно тянет провести рукой по голове, как будто убедиться, что волос и в самом деле нет. Это отвлекает и это плохо…
Машина тронулась. Судя по едва заметному подрагиванию — под колесами мощеная камнем, старинная мостовая Тибра. Это я в багажнике машины Николая, жду момента, чтобы выпрыгнуть. По моим прикидкам — за нашим посольством серьезно следят, и иногда — старые добрые методы семидесятых оказываются самыми действенными. Компьютер — на десять порядков сложнее топора, однако топором можно разрушить компьютер, а топор компьютером — нет. Это из моего курса лекций по теории и практике борьбы с исламским экстремизмом, законченного и сданного в Академию Морского генерального штаба в начале этого года. Иллюстрация чрезвычайной опасности недооценки исламского экстремизма.
Думаю, самое время спросить меня, какого черта я играю в эти шпионские игры конца семидесятых, с бритой головой, документами на чужое имя, багажником машины. Вопрос, конечно, будет своевременным и уместным. Ибо в последние тридцать лет ремесло разведки на мой взгляд изменилось на две трети. Сохранилась только ценность агентов — в то время как методы связи и управления агентурными сетями изменились в корне. Сейчас разведка состоит из двух частей. Первая — это классическое агентурное проникновение. Но если тридцать лет назад ради обеспечения работы агентурной сети приходилось держать в посольствах целые команды, с кураторами, обеспечивающим персоналом (и возможностями предательства) — то сейчас связь с агентами на девяносто процентов переведена в Интернет. Отчеты о работе, задания пересылаются в виде файлов с электронными книгами, в виде сообщений на форумах, в виде изображений с зашифрованной в них информацией — несмотря на гигантский скачок в технологиях дешифровки я не уверен, что мы перехватываем и десять процентов нужной нам информации, как и британцы — просто огромен сам вал информации, нужное приходится искать в триллионах писем и сообщений каждый день. Пропала необходимость в моменталках, подборе точек для встреч, устройстве тайников в парках, проездах на машине мимо посольства, чтобы сбросить информацию бесконтактным способом: теперь все, что нужно — это зайти в Интернет-клуб и оплатить час времени.
Вторая часть разведывательной работы — я называю это 'быстрые операции', они практически заменили все остальное, кроме агентурной работы. Нелегалы, например, герои, активы, на внедрение которых тратились годы — превратились в реликт разведывательной работы. Быстрые операции — это разведка в реальном режиме времени, нон — стоп. Над интересующей нас территорией постоянно висят спутники и боевые дроны, проводится прослушивание телефонных переговоров, отслеживание финансовых транзакций в реальном режиме времени. Все это стекается в один координирующий центр, там сидят операторы, переводчики, аналитики, государственный контролер и обязательно — лицо, имеющее право принимать самостоятельные решения без согласований. Без последнего — все остальное не имеет смысла. Если становится понятно, что на одном из дисплеев нарисовался кто-то, похожий на генерала Абубакара Тимура — производится опознание, принимается решение — и термобарическая ракета с беспилотника отправляется в полет или с ближайшей базы ВВС поднимается дежурная пара истребителей- бомбардировщиков, или в район направляется отряд спецназа. В последние три — пять лет эти операции позволили нам добиться того, чего наши деды добивались сорок лет, время жизни целого поколения. Мы научились отделять агнцев от козлищ и отправлять ракету в полет за пять минут, и за эти пять лет нам удалось кардинально подорвать людскую базу террора, выбить непримиримых, сделать возмездие неотвратимым. Получили свое муллы, проповедующие джихад и благословляющие террор, палачи, отрезавшие людям головы на площадях и детям руки на крыльце гимназии, наемники, убивающие невинных за деньги и прочая мразь. Ни один боевик, ни один террорист, нигде и никогда не чувствовал себя в безопасности — а это то, чего мы и хотели добиться.
Машина повернула на девяносто градусов и тут же, кто-то стукнул чем-то в перегородку, отделяющую салон от багажника. Это значило — как только машина притормозит — надо вытряхиваться. Принимая решение относительно того, как Николаю дать мне знать, что все чисто и можно сматываться мы пришли к самому простому — он позаимствовал черенок у метлы дворника и им сейчас стучал. Самое простое — обычно и самое действенное…
Почему методами, которые я описал, нельзя действовать здесь, не разыгрывая идиотские интерлюдии на улицах Рима? По двум причинам.
Первая — работа, основанная на современных принципах, все же будет вестись, Юлия как раз и займется этим. Отслеживание переговоров, электронных писем, подозрительных банковских переводов. Может быть, с моим появлением кто-то захочет перепрятать свои денежки или заплатить ликвидаторам, чтобы меня убрали. Юлия это отследит и сообщит мне об этом. Возможно, удастся снова засечь генерала Абубакара Тимура — в этом случае, работать по нему будут уже без меня. Я здесь — с двумя целями, первая — это мутить воду, создавать впечатление, что мы что-то знаем, вызывать желание предпринять против меня меры.
Вторая причина — здесь есть сеть, неподконтрольная нашей разведке, неподконтрольная ни одной разведке мира. Возможно, она знает про Ватикан и его темные делишки намного больше, чем любая разведка мира. Ни с кем кроме меня они на контакт не пойдут. Возможно, не пойдут и со мной — но с другими не пойдут точно, без вариантов. Они делали свою тихую работу десятилетиями, возможно даже столетиями — чтобы просто так подставиться…
Машина притормозила. Мой выход, господа…
Я просто открыл крышку багажника и вылез, захлопнул ее и пошел дальше. Улица была малолюдной, с обеих сторон стояли машины, какая то парочка, миловавшаяся в углу, вытаращила глаза на меня. Я просто помахал им рукой и скрылся в подворотне. В таком случае, как этот — ведите себя, как будто все нормально, ничего необычного не происходит — и все будет хорошо…
Время настоящее
13 июня 2014 года
Рим
Полет был короткий, европейцы назвали такие полеты 'прыжками'. В Германии — между Берлином, столицей Империи и Франкфуртом-на-Майне, деловой столицей Европы каждые полчаса ходит
