своих показателях, так безупречны, что в реально существующих нормальных автоматах этого быть не может! Эта мысль обожгла его. Он бросился к только что собранному роботу и повернул аварийный выключатель. Сверкнула искра, гораздо более мощная, чем та, которую может родить напряжение в двадцать шесть вольт… Искра сверкнула и исчезла. Ее не поймаешь, не загонишь в анализаторы, не заставишь ответить на бесчисленные вопросы. Перестал существовать еще один робот. Аварийное отключение электронного мозга превращало его в металлическую коробку, начиненную радиотехническим хламом. Только на Земле в стационарных условиях станет возможна перезарядка информацией его логических блоков. А пока что корабль лишился еще одного автономного кибера, и он по-прежнему не знает, что доложить координатору.
Кирилин тяжело вздохнул.
– Похоже, ничего больше мы не найдем. Заканчивайте. Я и так опоздал. Техники стали сворачивать проводные линии, разбирать и упаковывать приборы и инструменты, а он все никак не мог отделаться от ощущения только что перенесенного поражения. Чего-то он не уловил, что-то ускользнуло от него на самой грани понимания… Не хватило какой-то ничтожной мелочи. Может быть, точности приборов или упорства. Осталась лишь внутренняя убежденность, что с отключенными роботами что-то было неладно, а что именно
– так и не удалось определить, и в этом приходится признаваться ему, главному кибернетику корабля…
С тех пор как в кибернетике началась новая эра и все структуры электронных анализаторов были переведены с последовательного метода обработки информации на параллельный, они все больше приближались по сложности связей, по характеристике аналитических способностей к человеческому мозгу. Им уже не приходилось тратить драгоценного времени вычислителей для опознавания каждой отдельной точки какого-нибудь объекта, они могли сравнивать его весь целиком с образцом, заложенным в блоке памяти. Но вместе с бесспорными преимуществами, вместе с колоссальным увеличением функциональных возможностей таких машин проявились и их первые недостатки, может быть, не столь заметные и не столь уж важные на Земле…
Сложные системы всегда более уязвимы, чем простые. И кроме того, с какого-то момента люди перестали их до конца понимать. Возможно, даже они начали свое собственное, незаметное в обычных условиях развитие… 'Наверно, я слишком устал, в голову лезут бредовые мысли, такие же бредовые, как сам факт исчезновения Танаева из закрытого ангара, начиненного автоматами… Без их участия этого просто не могло произойти. Значит, надо продолжать искать причину, а для успешных поисков необходимо разработать мало-мальски правдоподобную рабочую гипотезу'.
Фактор, повлиявший на наши автоматы, наверняка находится вне корабля. Тут Рент, безусловно, прав. Мне важно выяснить, хотя бы предположительно, что именно происходит с электронными связями в управляющих блоках роботов. Количество этих связей даже в простейшем автомате так велико, что не хватит всей жизни проследить их полностью. Значит, надо искать другой метод, параллельный. Он горько усмехнулся. Смогли же мы применить его в конструировании электронных машин - значит, нужно и самим учиться мыслить конструктивней, масштабней, а не перебирать подряд все возможные варианты… Легко сказать… Но все же… Энтропийное поле в первую очередь разрушает самые сложные связи. А это как раз те, что соединяют логический центр электронного мозга с основной программой. Как только они разрушаются
– произвольно образуются новые, заменяющие их, более простые… Здесь чтото есть. Это надо проверить на стенде.
Кирилин вошел в центральную кают-компанию в момент, когда спор о том, как помочь Танаеву, потерял основное направление. Вся дискуссия раздробилась на многочисленные частные стычки по второстепенным вопросам. Люди устали. Один только Лонг твердо гнул свою линию и не собирался уступать координатору. Впервые Рент натолкнулся на такое упорное сопротивление своего помощника по научной части. Возможно, это случилось потому, что в том, как Рент вел дискуссию, в его явном нежелании выслушивать серьезные возражения чувствовалось слишком много личного. И очень может быть, что Лонг знал: окажись на месте Глеба кто-нибудь другой, координатор не стал бы сражаться с таким упорством, поставив на карту буквально все. Слишком много лет совместной службы связывало их с Глебом, слишком старая дружба, к которой еще примешивалось чувство вины перед Глебом.
Все это, видимо, учитывал Лонг, и, послушав его внимательно минут пятнадцать, Кирилин решил, что на этот раз, пожалуй, дальновидней и осмотрительней Рента был его заместитель. Вот только невозможно было определить заранее, к чему приведет выжидательная позиция, на которой он настаивал. Слишком сложно и неожиданно развернулись события. Нужно было действовать, но никто толком не знал, как именно…
– Вспомни историю с гибелью геологов! - Похоже, Лонг пустил в оборот свой последний козырь. - Ты отстранил Глеба именно за непродуманные, слишком рискованные действия. Именно из-за них. А теперь ты сам настаиваешь на чем-то подобном, на предприятии, последствия которого могут быть намного серьезней, чем выстрел Глеба, который был лишь ответом на нападение!
– Да, ты прав… - Рент тяжело поднялся. Было заметно, как нелегко ему говорить. - Не ожидал, что напомнишь мне об этом. Но ты прав. Тогда я считал иначе. А сейчас полагаю, мы не можем уйти с планеты, ничего не предприняв в ответ. Слишком это будет похоже на бегство слабого противника, с которым можно не считаться и в дальнейшем. Раз уж мы столкнулись с неизвестной силой, действующей в космосе, я уверен, это не ограничится единственным случаем.
– Почему ты называешь это 'силой'? Что значит 'сила'? Это инопланетный разум! Давай называть вещи своими именами. Ты превышаешь не только разумную меру риска, но и все полномочия, данные нам на случай встречи с инопланетным разумом.
– У нас нет доказательств существования разума на планете. Перед нами всего лишь возможный объект деятельности такого разума, а это не одно и то же. Все его действия не отличаются особой разумностью.
– Не забывай, что танк сам вторгся в их запретную зону! Они нас туда не приглашали, больше того, предупреждение в случае с геологами было достаточно ясным: нас просили не вторгаться в эту зону! Предупредили о возможных последствиях, и вот мы, не пожелав с этим считаться, лишились машины. Тебе этого недостаточно? Ты хочешь углубить конфликт. Совет тебя не поддержит, Рент. Я против твоего авантюрного предприятия. Оставь купол в покое. Глебу ты все равно ничем не сможешь помочь. Силовой нажим ускорит развязку, и только.
Желчное, суховатое лицо Рента, казалось, вытянулось еще больше.
– Прошу вносить конкретные предложения для решения поставленной задачи.
– Сначала, будь любезен, поставь на голосование мое предложение о снятии самой задачи!
Лонг пошел напролом, и, похоже, на этот раз Рент окажется в меньшинстве. Настроение совета было явно не в его пользу…
Кирилина не покидало ощущение, что сейчас произойдет какая-то непоправимая ошибка, что, пока не поздно, необходимо вмешаться. Он попросил слова и несколько секунд молчал, собираясь с мыслями. Люди, уставшие от затянувшейся стычки координатора с Лонгом, смотрели на него с надеждой.
– Сразу хочу вас предупредить. У меня нет новых конкретных данных, которые могли бы прояснить создавшуюся ситуацию. Все, что я сейчас скажу, мое личное мнение. Я убежден в том, что координатор правильно употребил термин 'сила'. Это не разум… в нашем понимании во всяком случае. Это именно 'сила'. Целенаправленная, может быть, даже разумно направленная, иногда враждебная нам, но все же не сам разум.
Послышались шум, возгласы, требовавшие разъяснения.
– Я сейчас поясню. Представьте себе наш танк без водителя, управляемый автоматами с заданной программой. Что это такое, с точки зрения постороннего и не очень осведомленного наблюдателя? В действии нашей машины можно заметить логику и определенную целенаправленность. Возможно, эта направленность покажется враждебной, вполне возможно, и все же машина не будет
