– В другом конце переулка. Входит в таверну «У Мико».
– Это территория яков. – Трэвен пробирался среди переполненных мусорных ящиков, даже не разделенных на подлежащие вывозу и на те, содержимое которых отправится на вторичную переработку.
– Знаю. Похоже, мы натолкнулись на что-то более важное, чем предполагали.
– Следи за ним, – приказал Трэвен, хотя инстинкт подсказывал, что нужно крикнуть: «Уходи немедленно!» Чеймберс попал в ситуацию, которая ему явно не под силу. Детектив скрипнул зубами и побежал быстрее, переключившись на инфракрасный диапазон зрения, механизм использования которого был вживлен ему в глаза. Темный узкий переулок превратился из щели с возвышающимися по сторонам стенами, окутанной ночными тенями и устремленной к небу, в зеленоватую двухмерную фотографию с четкими очертаниями зданий.
– Все в порядке, справлюсь. – Голос Чеймберса звучал как-то излишне самоуверенно.
– Не забудь прикрыть свой зад.
– Можешь не сомневаться. – Щелчок – и связь прервалась.
Трэвен бросился бежать, ступая в лужи, покрывающие мостовую переулка, – светло-зеленые пятна, выделяющиеся на фоне более темной зелени асфальта. Он задействовал коммуникационный микрокристалл и запросил время у центрального банка данных. 11.46 вечера. Вполне достаточно, чтобы еще до того, как утреннее солнце коснется своими лучами вершин небоскребов «Тауэре», умереть и дать возможность шакалам – охотникам за свежими органами человеческого тела – вырезать все полезное, оставив изуродованный труп валяться где-то в ночной тени.
Смрад, заполнявший переулок, преследовал Трэвена и казался почти таким же физически ощутимым, как падающий снег. Отвратительная смесь запахов восточной кухни, кислого пива и человеческих экскрементов заставляла сжиматься ноздри. Только встречный поток воздуха от быстрого бега позволял ему дышать.
Снова включив коммуникационный микрокристалл, Трэвен вызвал Ковальски.
– Слушаю.
– Оповести полицию. – Он замедлил бег и перешел на шаг, отключив инфракрасное зрение, когда приблизился к желтой полоске света, пробивающейся из-под двери черного хода, ведущего в таверну. – Пусть оцепят район по периметру. Их нужно взять живыми.
– Тебе не кажется, что вызывать полицию рановато?
– Вызывай.
– Ясно.
Трэвен протянул руку, пряча СИГ/Зауэр в складках черного плаща, распахнул дверь и вошел в таверну. Шум и несвежий воздух окружили его. Он почувствовал, что вспотел, хотя на улице было холодно. Отчасти это объяснялось быстрым бегом, а отчасти – напряжением, вызванным тем, что он не спал тридцать шесть часов, затраченных на подготовку операции. Ему казалось, что нервы напряжены, как скрипичные струны.
Цветные лучи освещали обнаженные тела женщин, извивающихся на сцене справа от Трэвена. Осветитель проявил немало фантазии, сужая лучи прожекторов до крохотных разноцветных пятен размером с монету, перебегающих с груди одной женщины на бедро другой, затем фокус расширялся, заливая их золотым, зеленым и сапфировым светом, и тогда становились заметными усталые улыбки танцовщиц, такие же равнодушные, как и их механические движения. Как только луч падал на обнаженное женское тело, из публики раздавались возгласы одобрения, но, подобно движениям танцовщиц, им не хватало воодушевления.
Трэвен пробирался сквозь дымную атмосферу таверны, где смешались запахи табака, гашиша, марихуаны, красного бархата и крэка, видел знакомые лица и лица ему незнакомые. Его охватила волна дурного предчувствия, когда он заметил, что мужчины и женщины, сидящие за маленькими круглыми столиками, смотрят на него с подозрением. Чеймберса и курьера нигде не было видно.
Зная, что попытка выйти на связь с помощью коммуникационного кристалла может привести в действие систему электронной защиты бара, Трэвен продолжал молча идти по бетонному полу. Он наступил на что-то скользкое, и теперь с каждым шагом из-под его ног доносились пищащие звуки.
Одна из стен, расположенная напротив сцены, привлекала даже больше внимания, чем обнаженные танцовщицы: на огромном телевизионном экране, занимающем пространство от пола до потолка, демонстрировалась самурайская эпическая трагедия из числа тех, что все чаще и чаще появлялись на всех каналах. Кто-то переключил изображение на сцену из телесериала шестидесятых годов о Бэтмене с Адамом Уэстом в главной роли. Среди зрителей начались возмущенные крики и свист, на экране снова появился самурай, сверкнул меч, и покатилась отрубленная голова.
Все еще держа пистолет в опущенной руке и пряча его в складках плаща, Трэвен пробился к бару, окруженному толпой посетителей, стоящих у стойки плечом к плечу. Он повернул голову и впервые увидел позади игровых автоматов лестницу, ведущую на второй этаж.
Таверна «У Мико» явно стала больше, чем была во время последнего его посещения. Тогда, почти месяц назад, Трэвен был здесь во время облавы. С тех пор владельцы таверны, очевидно, скупили все остальные помещения, снесли внутренние перегородки, ранее отделявшие ее от других фирм, и тем самым заметно увеличили площадь.
Бармен был огромный мужчина и в испачканном белом переднике выглядел как-то нелепо. Черные глаза на грубом лице сузились, когда он заметил Трэвена.
Сунув руку в карман, полицейский достал пачку иен. Американские деньги сразу привлекли бы к нему внимание как к постороннему, как к человеку, не относящемуся к привычной уличной клиентуре. Бармен поставил перед ним кружку пива и смахнул иены в ящик.
Трэвен взял со стойки пластмассовую кружку и направился в новую часть таверны, пытаясь увидеть смотровые глазки в стенах, в существовании которых он не сомневался. На стене бара, превращенной в огромный телевизионный экран, внезапно прервалась демонстрация фильма про самураев и появилась надпись «Специальное сообщение». Тут же возникли кадры демонстрации Ку-Клукс-Клана в Хайлэнд-парке, где вешали и сжигали на крестах чучела японских бизнесменов. Остроконечные капюшоны и темные
