провести время.
Он, ни на кого не глядя, вышел из кухни. Старый повстанец сказал все что думал. Он не сомневался, что после его ухода о нем снова пойдут пересуды. Он предпочитал не присутствовать при этом. Отойдя на почтительное расстояние и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он остановился и достал из кармана плоскую серебристую фляжку и сделал большой глоток. Это была безвкусная, бесцветная жидкость. Алкоголь был ему противопоказан, но без хорошего тонизирующего средства он чувствовал себя полной развалиной.
Взглянув на фляжку, он тихо вздохнул. Когда-то он считал, что боевые наркотики — это удел трусов и дураков, но время рассудило по-другому. Сейчас ему порой казалось, что из этой фляжки он черпает смелость. Он не стремился вновь стать легендарной личностью, но его смелость и решительность была нужна новым друзьям. Они преодолели немало трудностей, впереди их ждали еще более серьезные испытания. Без его опыта они не обойдутся. Джек опять вздохнул, вновь поднес фляжку к губам и опустил ее, не сделав глотка. Завернув крышку, он убрал фляжку в карман.
Джек пошел по длинному полутемному коридору, и эхо его шагов глухо разносилось под каменными сводами. У него исчезла слабость в ногах, дыхание стало легче. Все, что ему было нужно, — это короткий отдых и еще пара глотков любимого снадобья, и тогда он снова не уступит никому в драке. Вспомнив, каким отчаянным забиякой он был в молодости, Рэндом улыбнулся. Когда кто-то бросал косой взгляд на его даму или на него самого, когда просто хотелось доказать, что ему нет равных, он без тени сомнения доставал меч из ножен. Он стрелял из любого оружия, мог управлять всем, что летало, и преподносил уроки военного искусства любым генералам, с которыми сходился на поле боя. Свою легенду он ковал день за днем, от планеты к планете, и Империя боялась его так, как не боялась никого другого.
Но это было давно. Война многое отнимает у человека, и прежде всего молодость. Он постарел, стал тяжел на подъем. Но по-прежнему хотел быть одним из первых. Люди верили в него, надеялись, попросту не могли без него обойтись. Какое-то время осознание этой необходимости давало ему приток новых сил. Но годы шли, одно поражение сменялось другим, он начал сильно пить, потом переключился на наркотики и, в конце концов, на боевые наркотические препараты. Сначала для этого были причины, оправдания, а потом осталась одна неутолимая потребность. На Туманном Мире он научился обходиться без них, так же как обходился без смелости или чести. Жизнь уборщика была простой и непритязательной, и он с благодарностью принял ее. Капельки снадобья было достаточно, чтобы холодным утром его сердце работало без перебоев. Или для каких-то чрезвычайных ситуаций — как, например, сейчас, когда он вообще не чувствовал себя Джеком Рэндомом.
В одной из дальних комнат он нашел Тобиаса Муна. Киборг сидел в одиночестве, глядя на изображение замерзшей планеты на телеэкране. Его лицо, как всегда, было совершенно спокойным, но напряженная поза показывала, что последние минуты перед долгожданной высадкой на родную планету даются ему нелегко. Он уже жаждал действий. Взглянув на него, Рэндом замешкался в дверях — в такую минуту было не совсем благоразумно беспокоить хэйденмена, — но Мун, не отрывая глаз от экрана, сам заговорил с ним:
— Входи, Джек Рэндом. Мы с тобой давно не говорили один на один, как это делали прежде перед сражением.
Рэндом утвердительно кивнул и, придвигая себе стул, постарался выглядеть как можно более уверенным и спокойным. Хотя хэйденмен утверждал, что сражался под началом Рэндома у Холодной Скалы, Джек решительно не мог вспомнить его лица. Битва у Холодной Скалы была долгой и кровавой, там полегло немало хороших ребят, но, несмотря ни на что, он должен был запомнить хэйденмена. Потерпев поражение в своем восстании, хэйденмены были беспощадны в бою, и потому люди везде и всюду стреляли по ним без предупреждения. Хотя Рэндом не мог не признать, что его память, как и многое другое, стала давать сбои, что-то отпечаталось в ней с фотографической четкостью, но многое было навсегда забыто, а еще больше в беспорядке смешалось. Для этого немало сделали те, кто воздействовал на его сознание в камере пыток.
Рэндом поудобнее уселся на стуле и задумался, с чего начать разговор, но хэйденмен заговорил первым:
— Я не помню ни лабораторий, ни подземного города планеты Хэйден. Мое сознание пробудилось только на космическом корабле, в котором мы направлялись на очередную битву. Дела у восставших шли хуже и хуже, а вожаки спешно создавали новых бойцов. Выполняя их приказы, я побывал во многих сражениях, на многих планетах. Я убивал всех без разбора — мужчин, женщин, детей. После подавления восстания большинство моих собратьев были мертвы или вернулись на Хэйден, в свою Гробницу, а я отстал и был брошен на произвол судьбы. Я не имел представления, где находится Хэйден. Какое-то время я продолжал убивать. Это было все, что я умел. Я скитался по планетам, вступал в самые разные шайки и отряды, но ко всему оставался равнодушным. Мне стало скучно. Поскитавшись еще несколько лет, я заметил, что энергетические кристаллы в моем организме становятся все слабее, а заменить или подзарядить их можно было только в военных лабораториях Империи, где меня не ждал радушный прием. В конце концов я оказался на Туманном Мире, где жил едва ли лучше, чем простые смертные.
Разве ты можешь понять, что такое быть киборгом? Я обладал сверхъестественными возможностями. Я был быстр, силен, и органы моих чувств не шли ни в какое сравнение с человеческими. Но с каждым днем я становился слабее. Я хуже видел, утрачивал свою реакцию… Какое-то время я существовал без всякой цели. У меня не было планов, надежд, веры в будущее. Но когда ко мне обратился изгнанный со своей планеты Искатель, я вспомнил о хитрых интригах его клана и вновь обрел надежду. Сначала мы нашли тебя, а потом добрались и до Хэйдена. Здесь в Гробнице спят мои собратья. У меня есть возможность восстановить силы и объединиться с ними. Я в долгу перед Оуэном. Но если собратья проснутся, я вновь буду подчиняться только своим командирам, к чему бы они ни призывали.
— Ты думаешь, они могут отказаться от участия в восстании Искателя? — нахмурившись, спросил Рэндом. — Но они наверняка поймут, что присоединиться к нам будет в их интересах.
— Ты не понял меня. Вы все — люди, а для хэйденменов довольно долго «люди» означало «враги». Кредо хэйденменов состоит в том, что они пришли на смену человеческой цивилизации. Вы — слабые, мягкие, уступчивые. Хотя, пожив среди вас, я мог убедиться, что у вас есть такие силы и способности, которых не хватает нам, хэйденменам. Мои собратья сказали бы, что вы заразили меня своей слабостью. Возможно, они были бы правы. Теперь я уже не знаю, кто я — киборг, человек или кто-то еще. Я с нетерпением ждал встречи с собратьями, хотел снова стать полноценным киборгом, но сейчас… Я не могу сказать наверняка, к какому племени я принадлежу. Я вообще больше ни в чем не уверен.
— Похоже, ты нервничаешь. А это свойственно только людям.
— И все-таки я не человек. Я не должен даже сомневаться в этом. Я — хэйденмен, следующая ступень эволюции. Так скажут мои собратья, когда выйдут из Гробницы. Я наконец вернулся на свою родную планету, которая, однако, не кажется мне моим домом.
Хэйденмен резко поднялся и вышел из комнаты. Он, как обычно, двигался бесшумно и плавно, с нечеловеческой грацией. Рэндом не пошел следом за киборгом. Он сомневался, что с Муном можно найти общий язык, но если бы они и были расположены друг к другу, о чем им вести разговор? О чем можно говорить с существом, которое переживает по поводу проявления у него человеческих качеств? Поэтому Рэндом остался сидеть на своем неудобном стуле и смотреть на экран монитора. С экрана на него взирала замороженная планета, немая и загадочная. Услышав приближающиеся шаги, Рэндом быстро повернул голову: он решил, что это возвращается Мун. Но в комнату вошел Жиль Искатель Смерти. Он выглядел уставшим, чтобы не сказать приунывшим.
Жестом показав Рэндому, что он может оставаться на своем месте, Искатель сел в стоявшее рядом кресло. Посмотрев на экран, он поморщился:
— Уродливая планета. Когда на ней была жизнь, с орбиты она выглядела точно так же. Может быть, проще ее было уничтожить. Я не предполагал, что увижу ее еще раз. Когда «Последний Оплот» приземлился на Шандрэйкор, я приготовился к смерти. Все были против меня. Некоторые — из-за того, что я применил «генератор тьмы», другие — за то, что твердо решил: это оружие никогда не будет применяться снова. Представь себе мое удивление, когда пыль вокруг осела и я обнаружил, что прикончил тех людей, которые должны были прикончить меня. И все же какая-то часть моей души не желала больше жить. Я погрузил себя в стазис, надеясь, что к моему пробуждению в мире что-нибудь изменится. Мне не стоило так
