— Так что такое там сделалось? — раздраженно спросил Папа.
— Люди Маноло в казино закинули личинку Хогофого. Двое из клиентов упокоились, куча пострадавших. Крупье остался без глаза.
— А сам Ян? — Папа энергично раздавил остатки сигары в малахитовой пепельнице.
— Он крупно обиделся на Маноло. Взял тройку своих ребят и пошел разбираться.
— Дьявол побери. — Папа Джанфранко уставился на своего вышибалу так, словно тот был лично повинен в происшедшем. — Началась неуправляемая самодеятельность.
— Коста вот тоже беспокоится, — подтвердил телохранитель. — Ян, говорит, зачем-то с собой базуку прихватил.
— Так, — констатировал Папа. — Нечего вам, ребята, толочься тут у меня в кабинете. Давайте — все по местам, быть в полной боевой, из эфира не уходить. Фай, озаботься, чтобы «Малыш» был готов на всякий случай. И вообще, задержись на минуту.
Подождав, пока, строго следуя неписаному табелю о рангах, авторитеты Семьи один за другим покинули кабинет, Адриатика откашлялся, выражая готовность выслушать конфиденциальные распоряжения Папы Джанфранко.
Тот молча уперся кулаками в стол и, не глядя на собеседника, буркнул:
— Вся эта свара затеялась не ко времени. Постарайся наладить контакт с Адвокатом. Пусть тот вразумит Маноло. Надо спускать дело на тормозах, пока все не зашло слишком далеко…
— Немедленно займусь этим, шеф, — заверил Папу Фай. — У меня тоже есть новости.
— Ну и какие же?
— Трюкач выходил на связь. Просил передать, что у них все будет готово завтра. Шишел назначает финальную встречу.
Папа был не на шутку потрясен услышанным.
— Странно, ей-богу, — задумчиво сказал он, извлекая из резного ларца новую сигару. — Я-то думал, что они меньше чем за год не управятся… Так когда и где?
— Завтра в шестнадцать ноль-ноль, на десятом этаже Пугачевского центра. У лифта.
Шишел выслушал доклад Гарика и принялся расхаживать взад-вперед по своему чердачному гнезду. Ему приходилось выполнять самую нелюбимую им работу — ждать. Вот сейчас — ждать встречи с этим непонятным Клайдом. Потом — сигнала от господина профессора. Потом…
Он снова усадил себя за терминал и снова вызвал на экран текст, который чем-то манил его, обещал дать заглянуть в то, что еще только ждет его, — дневники проклятого адмирала. А тот писал:
«Возможно, последним перышком, склонившим чашу весов в пользу того страшного, рокового решения, которое принял я, были приобретенные мною много лет назад на одном из аукционов письма аббата Ди Маури. Разумеется, я не раз читал их еще до той поры, когда был поставлен во главе экспедиции, целью которой было выяснить причины исчезновения миссии Ди Маури на Северном полушарии и образцово наказать туземное население региона в том случае, если миссия подверглась их нападению. Но тогда я воспринимал их текст в сугубо практическом аспекте, стараясь понять аббата как организатора и государственного мужа. Ни разу не приходило мне в голову, что когда-нибудь для меня самым важным в них окажется то, что творилось в душе этого святоши, продавшего душу Дьяволу.
«Я пришел к мысли, — писал Ди Маури своему брату, — что источником многих, если не всех несчастий, постигших наше общество, является засилье „просвещенных“ мыслителей, превративших всю планету в полигон для бредовых подчас экспериментов, которые никто не допустил бы проводить в пределах Метрополии. К сожалению, наша Белая Вера уже давным-давно не способна влиять на ход вещей, движимый чуждыми чаяниям народа Малой Колонии, интересами авантюристов от науки. Камень открыл для меня Учение, именуемое Ложным, — Черную Церковь. Черная Церковь открыла мне глаза на Волю Камня. Нет и не будет ничего грешного в том, что адепты этого, безусловно, и впрямь Ложного Учения получат большую свободу рук в Столице. Идеи Света и Добра, воплощенные в заповедях Христовых, рано или поздно восторжествуют, но сами по себе они бессильны в борьбе против безверия и тупого прагматизма, готовых принести саму Вселенную в жертву своему неукротимому любопытству. Говорят: „Если хочешь прожить жизнь счастливо — никогда не подсматривай в замочные скважины…“ Незачем тем более подсматривать в замочную скважину Господа. Знание его секретов не даст нам счастья. Нам обещают моря дешевой энергии — зачем она Малой Колонии? Гораздо более важным представляется мне прекращение беспрерывной распри, раковой опухолью разъедающей Колонию после того, как оборвалась пуповина, связывавшая нас с миром Земли и с другими частями Империи. Гораздо более разумным было бы направить все силы и средства государства не на то, чтобы довести до завершения опаснейшие изыскания, начатые людьми Комплекса, для которых судьба Малой Колонии всегда была совершенно безразлична, а на поддержание хрупкого экологического баланса этого мира, на поддержание приходящего в упадок хозяйства, на создание современной медицины — да мало ли на что, черт возьми! Какое-то время Малая Колония может прожить и без развития наук, но она не сможет прожить без закона и порядка. Положительные идеалы общественной жизни должны восторжествовать над разрушительным стремлением к Истине. Ради этого стоит продать душу одного из недостойных служителей Веры Дьяволу…»
А ведь писал эти строки Ди Маури в относительно спокойные и благополучные времена. Что тогда остается сказать мне, видящему крах и угасание этого мира — единственного мира, оставшегося этому народу…
Когда настала Ночь Тьмы и обе здешние луны затмились, я воздел Кольцо на перст… Я выразился высокопарно, но не боюсь показаться смешным. Далеко не смешно было то, что последовало за этим… А что, собственно, последовало?
Страх и ожидание чего-то неведомого не давали мне уснуть почти две ночи подряд. Когда же я забылся коротким, прерывистым сном, Дьявол явился ко мне…»
— Знаем, знаем мы, что тебе явилось, — тяжело вздохнул Шишел и некоторое время массировал набрякшие, отяжелевшие веки. Потом стал читать дальше.
«Дьявол явился ко мне, — писал проклятый адмирал. — Дьявол. И вместо глаз у него был Желтый Огонь!
Не стоит переносить на эти страницы весь тот кошмар, что обрушился на меня вслед за этим, — он жив только во мне, со мной и уйдет в небытие. Недели, тянувшиеся той зимой, показались мне поистине бесконечными… Не знаю, что двигало мною, но я не стал скрывать Кольцо от своих соратников. И — странно — никто из них не задал мне ни одного вопроса. Но слухи о неком явлении Камня в мир достигли тех, кому я, собственно говоря, и адресовал их. Посланник Черной Церкви встретился со мной «на нейтральной территории». Сначала я не понял, зачем в начале той весны де Робертис несколько раз подряд настоятельно приглашал меня в свое не так далеко расположенное от «Тенистых рощ» имение. И только когда в странной часовне, в глубине все еще тонущего в снегу парка, Луис представил меня изумительно тощему, очень скромно одетому господину, я понял, что начал выходить на финишную прямую… Надо отдать должное этим типам — никогда никто из них не напомнил мне о том злосчастном оборотне, получившем свою пулю в затылок на заднем дворе моего дома.
Вот несколько страниц моих записей того времени…»
Дальше шел тот текст, который Шаленый уже читал перед тем, как решился проглотить активатор… Он перевернул эти страницы и стал читать дальше.
«Действие, — писал адмирал, — и только действие всегда считал я панацеей от любой напасти… Тем более в сложившейся ситуации… Покончить с охватившим меня смятением — я мог одним только способом — покончить со смятением, охватившим мир вокруг меня. Постигнув свое Предназначение или посчитав, что я его постиг, я перешел некий рубикон. Наконец те, кто спрашивал меня о дальнейших моих намерениях, получили ответ. Не доверяя радиосвязи, я направил надежных людей на Западное плато — в расположение Аэрокосмического десанта, к полковнику Рихтеру, и на Побережье — искать нынешнее