— А зачем сдались фараонам пирамиды? А китайцам — Великая стена? Пирамиды элементарно поразграбило жулье всякое, а стена от кочевых орд не защитила. Никому не важно, зачем такие вещи нужны сами по себе. Важно, что ради них можно сгонять в кучу тысячи тысяч рабов, ставить над ними начальников, а над теми — начальников над начальниками. А самим быть сверху и взахлеб вкушать блага, что можно выдоить из этой башни… Пирамиды. Царем жить можно, в лучших здесь хоромах жить можно… лучшие разносолы и лучшие лекарства потреблять можно… Можно даже позволить себе на Большую землю на месячишко смотаться — расслабиться и дела провернуть…
— Простите, мисс, но — признаюсь вам честно — попади я отсюда в Колонию — ни за какие коврижки не вернулся бы на плато… — Тут Клайд был совершенно откровенен.
— Мы с тобой на «ты», капитан… — Феста подкинула на ладони болтавшийся на накинутом на плечи кожаном ремешке плоский металлический амулет и задумалась на минуту. — Вы очень наивны — люди с Большой земли… Нет и не было ничего слаще власти. Те, кто способны променять апартаменты в одном из Дедовых дворцов, где электричество включается когда бог пошлет и отхожее место во дворе, на современный коттедж с киберкухней и электронной сауной — из тех, в которых на окраине Столицы живут «синие воротнички»… так вот те, кто способен выбрать второе… те на плато долго не живут. Да и потом — к тому времени, когда кто-то из нас сподобится благодати получить допуск к той щелке, через которую можно пробраться в этот рай земной, что на Южном бугре, он оказывается порядком замазан и на Большой земле может продержаться только нелегалом. А не замазан, так замажут… Спешивайся, Клайд. Там — в ложбине, — найдешь знак. Сведешь туда коней. Потом иди по тропе за мной. Только низом, в три погибели…
В замаскированной, переходившей в небольшое скальное ущелье расселине Клайд обнаружил не только стойло, но и небольшой ангар, в углу которого виднелся наполовину разобранный средний армейский глайдер. В глубь скалы вела тяжеленная стальная дверь. Охраны не было видно, но она была где-то тут — братья в белых клобуках. А может — в серых.
Легко было Внучке приказать: «Иди по тропе». Вычислить тропу в проклятых буераках было нелегко и просто так, а уж когда тропа изначально была тропой тайной… Только благодаря счастливой случайности Клайд довольно быстро заметил у серых валунов неприметную на их фоне грубой кожи куртку ее высочества. Феста залегла плашмя между глыбами и, услышав немалый, по здешним понятиям, шум, производимый Клайдом, бесшумно повернулась и жестом приказала ему затаиться.
К тому времени, когда пребывание в позиции носом в землю стало казаться Клайду основательной глупостью и он начал потихоньку оглядываться окрест, земля где-то совсем рядом с ним бесшумно просела от чьего-то тяжелого шага. Потом еще раз и еще… Зверь ступил на узкую тропу. Позже, вспоминая этот короткий в общем-то, но растянувшийся в его восприятии на вечность эпизод, Клайд так и не мог вспомнить, действительно ли слышал он или только представил себе это тяжелое, никому из известных людям существ не принадлежащее дыхание-хрип. Ничего от этого мира не было в нем. От этой Вселенной. Нечто огромное, безмерно чуждое, невидимое и очень большое прошло мимо них и сквозь них. И исчезло. Страж признал их своими. И ушел прочь.
Выждав некоторое время, Феста легко вскочила на ноги и, стряхнув с одежды листву, тихо окликнула Клайда: «Пошли, вход здесь…» Он не стал задавать вопросов.
Контролька на двери чердака была сдвинута. Шишел вытянул на свет божий свой ствол и посвистел условным свистом. В ответ раздался знакомый, чуть хрипловатый голос:
— Не вибрируй, Шишел. Это я — Нэнси…
Осторожно ступив через порог, Шишел нащупал сенсор освещения и включил лампы на полсилы.
Нэнси — краше в гроб кладут: вся в повязках и фиксаторах — покоилась на любимом Шишела диване, закутавшись в черт знает где взятое кимоно, и пригорюнясь смотрела на вошедшего хозяина.
— Какого же, извини, черта?! — осведомился Шишел, закрывая за собой дверь. — Тебя же не долечили… И потом — в таком виде — тебя же первый встречный засечет… Совсем крышей съехала?
— Это, дорогие мои, еще посмотреть, у кого что съехало.. — уверенно возразила Нэнси. — Ты меня в больничке-то этой… в «Лютеции» этой чертовой… под легавых подставить ухитрился…
— Да ты что такое буробишь? — тяжело плюхнулся в продавленное кресло Шишел и воззрился на явно спятившую девицу Клерибелл. — Это ж пристрелянное место…
— Во-во! — с огромной иронией в срывающемся голосе произнесла непрошеная гостья. — Только вот — кто пристрелялся-то? Слава тебе Господи, что я не торопилась голос подавать… Все обморочную из себя корчила…
— Говори толком, — устало попросил Шишел и направился к умывальнику. — С чего ты взяла, что в «Лютеции» есть легавые?
Он подставил голову под холодную струю — день сегодня выдался не самый простой. И вдруг потусторонний — не от ледяной воды — озноб прошел по его позвоночнику. Тот — НЕНАЗЫВАЕМЫЙ стоял за его спиной…
«СПРОСИ… СПРОСИ ИМЯ ЦЕЛИ… ОНА ЗНАЕТ… — прозвучал одному ему, Шишелу, слышимый голос. — ЕСЛИ НЕ ЗНАЕТ, ТО ДОГАДЫВАЕТСЯ…»
Шишел замер, борясь с желанием резко вывернуться из-под крана и истерически заорать…
— А с того, — продолжала чуть истерически Нэнси.
Казалось, вечность прошла с той секунды, когда Шишел спросил ее про «Лютецию» и про легавых, — так ему показалось, по крайней мере, — и он не сразу понял, о чем идет речь.
— А с того, — продолжала Нэнси, — что как только Уолт с малахольным этим, с Трюкачом, смылись, так часу не прошло, как мне то ли мнемозол, то ли «восьмерку» вкатили и беседовать стали душевно…
— А тебе не померещилось, подруга? — недоверчиво осведомился Шишел. — Чтобы такое, да в таком месте… И кто же это был?
— А вот тут точно не скажу. Я же не только дурака валяла — в натуре плохая на голову была… Если бы раньше под «восьмерочку» не оттягивалась, так все бы как на духу и вывалила и помнить об том не помнила бы…
— Так ты еще и наркотой балуешься? — с досадой осведомился Шишел.
— «Восьмерка» — не наркотик, чтоб ты знал.. — с укоризной в голосе сказала Пташка. — Это нам один друг из полиции таскал. Мне и Рут, — тут Нэнси всхлипнула. — Там у них — хренова туча средств этих… А если на двоих ширнуться — во беседа получается! И ломки почти никакой. Умные мужики сочиняли… Правда, ни хрена потом не помнишь — так ведь этак зато и не надоест никогда. Они говорят — средство для психоделических допросов.
— Запрещено законом! — сурово рявкнул Шишел.
— Не запрещено. Ограничено. И — как видишь, применяют… — Нэнси поежилась и, насколько ей позволяли многочисленные бандажи и нашлепки репарирующего геля, приняла несколько фривольную позу. — Так что я, как просекла ситуацию — сразу ходу оттуда… Ночью, конечно, по-хитрому…
— Уверена, что не наследила?
— Обижаешь, Шишел… И вообще: не вибрируй, тебе говорю. Я, как дырки зарастут, от тебя сканаю… На мне все как на кошке зарастает. А пока мне деваться некуда… Черная Церковь меня живой не выпустит. И легавые на хвост сели. А теперь еще и эти…
— Ты это о чем? — Шаленый опять потерялся в ломаной логике речей своей подопечной.
— Да про психов этих — в оранжевых простынях. Из монастыря Желтого Камня… Я же ведь не к тебе сразу подалась…
Нэнси, кряхтя и охая, заковыляла к зеркалу и принялась рассматривать свою относительно мало пострадавшую во всех перипетиях физиономию.
— Я к кому пошла? Я пошла к бабе, которую вы, дурни, на произвол судьбы бросили… Почти. Там, в подвале этом, я с евреем вашим парой слов перебросилась… Женатый ведь он…
— Верно, — согласился Шишел. — Как-то я про это…
— Во-во… Все вы, мужики, такие. И этот вот — есть, говорит, кому о ней позаботиться… Так мне эта его Сара до сегодняшней ночи из ума не шла. Есть кому позаботиться, говорит. Да эти уроды из Черной Церкви за Сару эту — в первую очередь и взялись бы… Сам в бега ломанул, а о жене «есть кому
