Одмассэн заглянул в пещеру Вдовой чуть позже, обеспокоенный тем, что Ренкр до сих пор не принес ему сверток. Свертка он так и не забрал, зато отыскал Хилгода и велел мальчику не появляться в доме до самого позднего вечера. Потом заглянул в госпиталь к Кирре и, уверившись, что у нее полным-полно работы и она даже не думает о том, чтобы проведать Ренкра, вздохнул с облегчением. Только скандала ему сейчас и не хватало. А что касается увиденного им — так ведь молодые альвы, кажется, любят друг друга. Законы законами, а жизнь жизнью.
— Скажи, а кто такая Виниэль?
Ренкр вздрогнул:
— Откуда ты знаешь это имя?
— Ты бредил тогда…
Он кивнул:
— Когда-то — кажется, жизнь назад — я любил ее..
— А сейчас?
— Знаешь, даже странно. Тогда, в Хэннале, неожиданно для меня (подозреваю, и для самой себя) она вдруг взяла да и вышла замуж. Может, конечно, она его любила, может, я попросту был слеп, но мне до сих пор так не кажется. Мы ведь с ней знали друг друга достаточно долго, и… Одним словом, она вышла замуж. Вот. А я не верил. А спросить не успел — в тот же вечер в селение явился дракон, и я взял да и улетел с ним. И до недавнего времени все равно не верил: я не верил, пока жил здесь, в селении, не верил, пока странствовал. В своих снах я был с ней, но с тех пор, как вернулся сюда и вспомнил себя, кажется, я не думал о ней ни разу — и только сейчас понял это. Видимо, я на самом деле стал взрослее и догадался: как бы там ни было, нельзя любить образ прошлого — хотя бы потому, что это нелепо и бессмысленно. Время своей неумолимой секирой разрубило наши чувства на ничего не значащие куски, которые уже никогда не создадут ничего цельного и настоящего. Ведь все равно Виниэль сейчас уже не та, какой я ее знал и любил. И если ты спросишь меня, питаю ли я к ней какие-нибудь чувства, я отвечу: «Да». Но — люблю ли я ее? — нет. Я люблю тебя.
— Знаешь, по закону…
Он прикоснулся к ее губам пальцем:
— Конечно, знаю. Когда я вернусь с вершины Горы, я поступлю так, как велят законы селения…
/если мне будет позволено вернуться/…
— Сегодня забежит Одмассэн, — сказал Ренкр.
Вдовая неожиданно резко обернулась к нему и покачала головой:
— Я видела вчера тот сверток, что он тебе принес. Что происходит? Зачем тебе читать то, что предназначено для другого, даже если тот другой уже мертв?
— Он не мертв, — ответил долинщик. — Сверток предназначен для меня.
Кирра недоверчиво посмотрела на него, ее руки медленно опустились.
— Конечно. Как же я сразу не догадалась?
Вопреки ожиданиям Ренкра, в ее голосе не было ненависти или злобы. Он подумал, что признаться следовало раньше, а теперь… как-то глупо все получилось.
— И что же ты намерен делать дальше? — спросила она.
— Этот камень, — долинщик достал из-за пазухи кровавый кристалл, — необходимо отнести к вершине Горы. Именно поэтому я так часто спрашивал, когда же мне можно будет ходить… подолгу.
Вдовая кивнула:
— Уже можно. Прошло достаточно времени, и организм взял свое. Кого ты намерен увести с собой на сей раз?
Он покачал головой:
— Я знаю, что твой муж погиб именно в том походе и в его гибели, пусть невольно, ты винишь меня. Я даже знаю, как он погиб, потому что именно я видел его последним, именно я закрыл ему глаза и пообещал выполнить его предсмертную просьбу. Он хотел, чтобы вы знали — Хилгод погиб славной смертью, защищая своих соотечественников.
— Глупости! — зашлась в крике женщина. — Глупости! Глупости! Глупости! Какая чушь — «славная смерть»! Ты так до сих пор и не понял, мальчик, — не бывает славной смерти, не бывает…
Она замолчала, отвела взгляд и долго смотрела на причудливую пляску пламени.
— Наверное, ты тоже в чем-то прав, — молвила Вдовая спустя некоторое время. — В конце концов, то, что ты собираешься сделать, нужно многим, не только одному тебе. Да и прошлый раз… ты ведь вел их туда, искренне веря в свою правоту, вернее, в правоту всезнающего мудреца. И не твоя вина, что мудрец оказался не таким уж и всезнающим. Но беда в том, что и в тот и в этот раз ты заберешь с собой самых дорогих мне альвов. Тогда пропал Хилгод, теперь пропадет сердце Хиинит. А потом вырастет другой Хилгод, достойный сын своего «славного», — она горько усмехнулась, — своего «славного» отца, и уйдет вслед за ним на борьбу с льдистыми змеями, чтобы не вернуться.
— Да, — согласился Ренкр. — Наверное, так оно и будет. Но в прошлый раз я уходил, ничего не оставляя за собой. Теперь здесь останется мое сердце — и оно будет в ладонях твоей дочери. Конечно, это нечестный обмен, но это все, что у меня осталось. И хотя бы поэтому я изо всех сил постараюсь вернуться.
Вдовая вышла из пещеры, так ничего и не ответив. Наверное, ей нечего было ответить, а может быть, она просто не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.
Наша память — огромный сундук:
много пыли и старых вещей.
Но открыли крышку, сквозняк подул, и мы видим их вновь — зачем?
Прикоснувшись пальцем опять к тому, что когда-то ценил, берег, понимаешь внезапно — не обмануть, не вернется время твое.
И ты можешь те вещи вертеть-крутить, можешь даже забрать с собой.
Все равно — былое не возродить, как и не возвратить покой.
А безделицу сильно сожми в руке, разломай ее на куски.
Крепко стисни горло седой тоске, закричи ей надрывно: «Сгинь!»
Только горечь утрат оживет опять, подползет змеею к груди.
И придется пригреть, ведь нельзя прогнать и сказать ей: «Прочь! Уходи!»
На мгновение вспомнишь костер в лесу, чьи-то тени, улыбки, смех, и внезапно сердце ускорит стук и часы замедлят свой бег.
…Закрывая крышку, стирая пыль, возвращаясь к своим делам, ты опять прикажешь себе:
«Не забыть — нужно выбросить этот хлам!»
Глава девятнадцатая
Если бы мои враги пригрозили мне утратой богатства, славы, дома, я рассмеялся бы и сказал, что все это никогда мне не принадлежало. Если бы мои враги пригрозили мне потерей честного имени, я бы приказал им убираться прочь и, возможно, замарал бы себя сквернословием. Если бы мои враги пообещали мне абсолютное бессмертие, я бы их проклял.
Для Дрея всегда оставался загадкой тот самый процесс, который, по сути, и делал его бессмертным. Регенерация проходила без какого-либо участия со стороны человека и так, как ей заблагорассудится. Слава Создателю, пока ее рассудок («Послушал бы кто-нибудь твои мысли, это ж перл какой — рассудок