Марина встала со стула, прошлась по скрипучему полу, закурила.
— Подожди, Игорь. — Она выпустила сизое облачко дыма и помахала рукой, разгоняя его. — Отец ведь определял возраст рукописи Гетца не на глазок. По его просьбе применялись как раз эти физические методы… Какие-то радиоуглеродные или спектральные, что ли… А ты называешь рукопись фальшивой только на том основании, что в ней встречается устаревшая буква.
— Физика не моя сильная сторона, — признался Игорь. — Профессор упоминает об этом в своих заметках, но тут я мало что понял… Но, честно говоря, я и не думаю, что вся рукопись фальшивая. Большинство листов подлинные и переплет тоже. Едва ли каждый лист разглядывали под электронным микроскопом… И в подлинной рукописи — поддельная вставка, несколько листов в середине. Вставка, надо признать, просто безупречная. Единственный прокол — двойная гамма, да и это не прокол. На уровне своих представлений фальсификаторы сработали чисто. Откуда им было знать об исследованиях Уинтерспуна?!
— Но в начале и конце тоже есть фрагменты, написанные по-гречески. В них не встречается двойная гамма?
— Нет. Эти фрагменты очень коротки, и в них нет слов с гаммой в том или ином написании, к нашему счастью.
— Почему к счастью?
— Потому что, если бы такие слова там были, авторы подделки обратили бы на это внимание и написали гамму так, как ее писал сам Иоганн Гетц, как было принято в его время. И тогда никто на свете не распознал бы фальшивку. Разве что физики, но они-то, как видишь, до поддельных листов не дошли.
С этими словами Игорь потянулся к сигаретам. Марина подтолкнула пачку к нему, но она была настолько взволнована, что толчок получился слишком сильным и сигареты полетели со стола на пол. Игорь наклонился за ними.
— Твой следующий вопрос, — сказал он, крутя колесико зажигалки, — предвидеть нетрудно.
— Так задай его сам.
— Задаю. Какие именно части рукописи подделаны? И отвечаю: те самые.
— Господи! — воскликнула Марина.
— Тебя это так удивило? Ну, можно было и догадаться…
— Я догадалась! Только от этого не легче. Тут уже не ученые нужны, Игорь, а специалисты совсем другого профиля. Ах, если бы я знала, где найти Кремнева!
— Я думал, вопрос о нем решен.
— «Думал»! — передразнила Марина. — Ты сам все решил, воспользовался тем, что я была в шоке, в отключке! Правильно, я ничего не соображала… Теперь вот соображаю, да поздно. Какое идиотство… По твоей милости мы оказались по уши в…
— Не продолжай! — Игорь поднял руку, не то защищаясь, не то капитулируя. — Ну что же, возможно, я был не прав тогда. Только запоздалыми сожалениями делу не поможешь, Марина… И раз мы все равно не знаем, где искать Кремнева…
— А его не нужно искать, — прозвучало со стороны входной двери. — Он ближе, чем вы думаете.
Игорь и Марина вытаращились на дверь. Кремнев стоял на пороге, засунув руки в карманы, чуть улыбаясь.
— Я случайно услышал ваши последние реплики, когда подходил к дому, — пояснил он и вошел, — Кажется, вы ссорились из-за меня?
— Как вы нас разыскали? — с глубоким подозрением в голосе выдавил Игорь.
Кремнев пожал плечами:
— Это было не так уж трудно. — Он уселся на затрещавший под ним стул. — Я говорил вам, что некогда служил в КГБ? Ну вот, остались кое-какие контакты… Мне помогли. Круг ваших знакомств, Игорь, был определен быстро и четко. А потом я сам проделал определенную работу, и вот…
— Если вы нас нашли, — перебила Марина, — то же самое могут сделать и те, другие…
— Гм… Не думаю. Скорее всего, у них нет аналогичных возможностей. Конечно, поручиться трудно, поэтому на всякий случай я захватил с собой пистолет.
— Где вы — там перестрелка, — вздохнул Зимин.
— Необязательно, — заверил его Кремнев.
— Александр Андреевич, — вмешалась Марина, — мы с Игорем считаем, что должны рассказать вам о книге…
— Хорошо, что вы так считаете. Но сперва чаю бы предложили… Устал за рулем. Местные дороги доконают кого угодно.
Войдя в летнюю кухоньку, Марина поставила чайник на электроплитку. Пока она там возилась, Игорь хмуро разглядывал Кремнева. В глубине души он полностью признавал правоту Марины в изменившихся обстоятельствах, но ему нелегко было перестроиться сразу.
Вернулась Марина, села на ветхий диванчик.
— Вижу, вы тут изучали эту рукопись, — сказал Кремнев, глядя на стол.
— Да, — кратко и неохотно ответил Зимин.
— Игорь, — произнесла Марина, распечатывая новую пачку сигарет. — Наверное, Александру Андреевичу будет интересно узнать все с самого начала.
— С начала? — Зимин усмехнулся. — В начале было Слово, и Слово было Бог…
— Перестань паясничать, — прошипела Марина.
— Ладно, ладно. — Игорь стал серьезным. — Назвался груздем — полезай в кузов, правильно?
Он подошел к запыленному окошку, долго смотрел в сад и наконец заговорил почти лекторским тоном:
— Начать, видимо, следует с личности автора данной рукописи. Иоганн Гетц — фигура загадочная, противоречивая. О жизни его известно довольно мало, даже о точной дате рождения идут споры — не то 1529-й, не то 1531-й. Родился он в Германии, потом жил во Франции, потом в Испании, где и умер, дотянув чуть ли не до девяноста. Он занимался алхимией, астрономией, астрологией. Возможно, король Франции Генрих Второй обращался к услугам Иоганна Гетца как врачевателя и ясновидца. Вообще, — продолжал Зимин, увлекаясь, — некоторые историки считают Гетца фигурой, не уступающей самому Нострадамусу. Однако если «Центурии» Нострадамуса, впервые изданные в 1555-м, переиздавались многократно и стали всемирно известными, то с Гетцем картина иная. Сам он не публиковал своих рукописей, коих после его смерти было обнаружено всего четыре. Они впервые увидели свет в Германии в начале семнадцатого века. Но так как Иоганн Гетц писал значительно запутаннее и туманнее, чем Нострадамус, разобраться в его откровениях и понять, что он, собственно, имел в виду, оказалось не так-то легко. По одним толкованиям, многие из его пророчеств сбылись, по другим — нет. Иоганн Гетц не столь эффектен, как Нострадамус. Частью массовой культуры он так и не стал, оставаясь прерогативой специалистов… Вам не скучно, Александр Андреевич?
— Ничуть, — отозвался Кремнев. — Я слушаю вас с величайшим вниманием.
— Рукопись, которую принес мне профессор Стрельников, получается, пятое, доселе неизвестное творение Гетца, и, пожалуй, самое интересное. Я не знаю, откуда ее взял профессор, кто и где ее нашел. Но ее принадлежность Гетцу несомненна, несмотря на некоторые отличия от других его работ.
— Какие отличия? — спросил заинтересованный Кремнев.
— Во-первых, обычно Гетц писал на немецком языке. В этой же рукописи — кстати, она никак не озаглавлена и не имеет датировки, что тоже нехарактерно для Гетца, — встречаются фрагменты, написанные по-французски, по-испански, по-гречески и на латыни. Не знаю, зачем он это делал. Возможно, не хотел, чтобы отдельные места его рукописи были понятны каким-то конкретным людям… А во-вторых, стиль Гетца становится здесь более строгим и ясным… Для специалистов, конечно.
— Да, я понимаю… А содержание рукописи?
— Оно многообразно. Там и алхимические опыты, и астрологические наблюдения, и рецепты врачевания. И пророчества. Вот пророчества-то для нас интереснее всего, потому что именно в эту часть рукописи вставлены поддельные листы.
— Поддельные листы? — Кремнев даже приподнялся со стула.
