довольствоваться видом Пайка издали. «Мариам» даже и теперь приходится лавировать, чтобы не угодить на скалы.
— Тут, должно быть, очень ветрено, — заметила дочь капитана.
— Ветрено, холодно и сыро, — засмеялся Теон. — Незавидное место, по правде сказать… но мой лорд-отец говорил мне, что в суровых местах растут суровые люди, а суровые люди правят миром.
Капитан, сам зеленый как море, подошел к ним и спросил с поклоном:
— Можем ли мы теперь идти в порт, милорд?
— Можете, — с легкой улыбкой на губах ответил Теон. Обещанное им золото сделало из южанина льстивого раба. Путешествие получилось бы совсем другим, если бы в Сигарде Теона, как он надеялся, ждала ладья с островов. Железные капитаны горды, обладают несгибаемой волей и к знатности почтения не питают.
Острова слишком малы, чтобы поклоняться кому-то, а ладья и того меньше. Если каждый капитан, как принято говорить, — король на своем корабле, неудивительно, что острова называют страной десяти тысяч кораблей. А когда ты видишь, как твой король срет на борт и зеленеет во время бури, тебе трудно преклонять колено и притворяться, что перед тобой бог. «Людей создает Утонувший Бог, — сказал несколько тысяч лет назад старый король Уррен Красная Рука, — но короны создают сами люди».
Притом у ладьи на дорогу ушло бы вполовину меньше времени. «Мариам», по правде сказать, — просто корыто, и Теону не хотелось бы оказаться на ней во время шторма. Впрочем, жаловаться ему особенно не на что. Он жив-здоров, не утонул, и в этом путешествии были свои прелести. Он обнял девушку одной рукой и сказал ее отцу:
— Извести меня, когда придем в Лордпорт. Мы будем внизу, в моей каюте. — И он увел девушку на корму, а отец угрюмо посмотрел им вслед.
Каюта, собственно, принадлежала капитану, но он отдал ее в распоряжение Теона, когда они отплыли из Сигарда. Дочь свою он, правда, гостю не предоставил, но она легла к Теону в постель по доброй воле. Чаша вина, немного тихих слов — и готово. Девица казалась пухловатой на его вкус и вся покрыта веснушками, но ее груди хорошо ложились ему в ладони, и она была девственницей, когда он ее взял. Не совсем обычно в ее возрасте, но хорошо для разнообразия. Капитан этого явно не одобрял, и Теону забавно было смотреть, как тот подавляет свое бешенство, рассыпаясь в любезностях перед знатным лордом. Обещанный кошель с золотом никогда не покидал капитанских мыслей.
Теон сбросил мокрый плащ, и девушка сказала:
— Как вы, должно быть, рады вернуться домой, милорд. Сколько же лет вас не было?
— Десять или около того. Я был десятилетним мальчишкой, когда меня увезли в Винтерфелл и отдали на воспитание Эддарду Старку. — Воспитанник по названию, заложник по сути. Полжизни в заложниках… но теперь этому конец. Он снова распоряжается собственной жизнью, и ни одного Старка вокруг. Он привлек к себе капитанскую дочь и чмокнул ее в ухо. — Снимай плащ.
Она опустила глаза, вдруг засмущавшись, но сделала, как он велел. Когда тяжелый мокрый плащ упал с ее плеч на палубу, она слегка поклонилась Теону и улыбнулась. Улыбка у нее была глуповатая, но Теон никогда не требовал от женщин ума.
— Иди сюда, — приказал он. Она повиновалась.
— Я никогда еще не бывала на Железных островах.
— Считай, что тебе повезло. — Он погладил ее по волосам, темным и тонким, растрепавшимся на ветру. — Это неприветливая, каменистая земля, не обещающая покоя и унылая на вид. Смерть здесь всегда где-то рядом, а жизнь скудна и сурова. Мужчины вечерами пьют эль и спорят о том, кому из них хуже живется — рыбакам, которые бьются с морем, или крестьянам, которые пытаются что-то вырастить на своей тощей почве. По правде говоря, хуже всего приходится рудокопам — они гнут спину под землей, и чего ради? Железо, свинец, олово — вот единственные наши сокровища. Не диво, что островитяне былых времен занимались морским разбоем.
Глупышка будто и не слушала его.
— Я могла бы сойти с вами на берег — если бы вы пожелали…
— Можешь сойти, коли охота, — согласился Теон, тиская ее грудь, — только, боюсь, не со мной.
— Я готова работать у вас в замке, милорд, чистить рыбу, печь хлеб и сбивать масло. Отец говорит, что не едал ничего вкуснее моей похлебки из крабов с перцем. Вы могли бы найти мне местечко у себя на кухне, и я бы готовила вам ее.
— А по ночам согревала бы мне постель? — Он нащупал тесемки ее корсажа и стал развязывать их ловкими, опытными пальцами. — В былые времена я привез бы тебя домой, как трофей, и сделал бы своей женой, хотела бы ты этого или нет. Все Железные Люди так поступали. У мужчины была каменная жена, настоящая, уроженка островов, как и он, и были морские жены, взятые в набегах.
Девушка широко раскрыла глаза — но не потому, что он обнажил ее груди.
— Я согласна стать вашей морской женой, милорд.
— Увы, те времена миновали. — Теон обвел пальцем тяжелую грудь, спускаясь к пухлому коричневому соску. — Мы уже не летаем по ветру, неся огонь и меч, и не берем то, что нам хочется. Мы ковыряемся в земле и закидываем в море сети, как все прочие, и почитаем себя счастливыми, если на зиму у нас есть соленая треска и овсянка. — Он взял сосок в рот и прикусил так, что девушка ахнула.
— Можете взять меня снова, если хотите, — шепнула она ему на ухо.
Он оторвался от ее груди, оставив на коже темно-красную отметину.
— Я хочу научить тебя кое-чему новому. Развяжи мне тесемки внизу и поласкай ртом.
— Ртом?
Он легонько провел пальцем по ее пухлым губам.
— Эти губы для того и созданы, милая. Если хочешь быть моей морской женой, делай, как я велю.
Поначалу она стеснялась, но для своего невеликого разума освоилась быстро, к удовольствию Теона. Рот у нее был столь же влажный и приятный, как другое отверстие, и ему не приходилось слушать ее глупую болтовню. «В прежние времена я и правда сделал бы ее своей морской женой, — думал он, запустив пальцы в ее спутанные волосы. — В прежние времена, когда мы еще жили по старому закону — топором, а не киркой, и брали, что хотели, будь то богатство, женщины или слава. Тогда Железные Люди не работали под землей — этим занимались невольники, они же копались в земле или выращивали коз и овец. Ремеслом островитян была война. Утонувший Бог создал их для набегов и насилия — они терзали королевства и вписывали свои имена в память живущих огнем, кровью и песнями».
Эйегон Драконовластный уничтожил старый закон. Он сжег Черного Харрена, вернул его королевство слабосильным речным жителям и превратил Железные острова в заштатную провинцию обширного государства. Но старые кровавые предания еще рассказывались на островах — у костров из плавника, у дымных очагов и даже в высоких чертогах Пайка. Среди титулов Теонова отца числилось «Лорд-Жнец», в то время как девиз Грейджоев гласил «Мы не сеем».
И не столько ради такого пустяка, как корона, поднял свое восстание лорд Бейлон, сколько для того, чтобы вернуться к старому закону. Роберт Баратеон с помощью своего друга Эддарда Старка положил кровавый конец этой мечте, но теперь они оба мертвы. Вместо них правят мальчишки, и государство, выкованное Эйегоном, раскололось на куски. «Сейчас то самое время, — думал Теон, пока дочь капитана водила губами по его плоти, — тот самый год, тот самый день, а я — тот самый человек». Он криво улыбнулся, гадая, что скажет отец, услышав, что Теон, самый младший, мальчуган, заложник, преуспел там, где сам лорд Бейлон потерпел поражение.
Заключительный миг налетел внезапно, как шторм, и семя Теона наполнило рот девушки. Испуганная, она хотела отпрянуть, но Теон удержал ее за волосы. Она поднялась и прильнула к нему.
— Так хорошо, милорд?
— Неплохо.
— Солоно, — пожаловалась она.
— Как море?
Она кивнула:
— Я всегда любила море, милорд.
— Я тоже. — Он покатал ее сосок между пальцами. Это правда. Море для Железных Людей — это
