Малевич доложил все-таки по начальству. О своем подкопе под старую схему и о том, что показала алгебра. Начальство долго рассматривало обе схемы: старую, типовую, и новую, полученную Малевичем, сравнивая структуру узлов запуска. И наконец выразилось в том духе, что «я бы тоже, если бы взялся, мог придумать такие зигзаги в цепи для гарантии, без всякой алгебры». Пусть Малевич не воображает. Подумаешь, иксы и игреки, фокус какой! Хорошо там всяким «академикам» этим увлекаться. И почему вообще Малевич стал тратить время на пересмотр уже готового, что принято в практике? А выполнение новых заказов, а график?..
Малевич был сам не рад, что полез со своими открытиями. И вот он сидел в лаборатории, сжавшись в комочек. Его лучшие намерения не получили признания.
— Что же у вас там не понимают, что ли? — спросил Мартьянов, забывая, что тот же вопрос можно было задать и ему. — Теория ведь предлагает решение более простое и более надежное.
— Более простое… — повторил Малевич. — А вы знаете, что у нас до сих пор схемы оплачиваются как? Не за простоту, а за сложность. Чем сложнее получается схема, тем выше ставка. Вот как!
— Выходит, теория бьет по карману? — горько усмехнулся Мартьянов.
Малевич не подхватил шутки. Он думал о своем. Начальство сказало ему, отпуская: «Не советую…»
— Так что лучше не упоминать пока. Как бы хуже не сделать, — осторожно проговорил он и по привычке оглянулся.
— Наоборот! — словно обрадовался Мартьянов. — Надо говорить, кричать об этом. Не давать спуску. Вы дали мне прекрасную пищу для выступления.
Он положил руку на том диссертации:
— Теперь уж здесь что есть, то есть. Ни прибавишь, ни убавишь. Сейчас несу.
И, подхватив том, он направился в институтские коридоры, оставляя бедного инженера с его переживаниями.
Директор ласково погладил мягкой бледной рукой том диссертации. Ну вот как хорошо, а вы упрямились, Григорий Иванович! Прочитал название: «Теория релейных…» Гм, теория.
— Теория! — повторил директор вслух возвышенно и наморщил лоб. — Вы именно так и хотите — теория?
— А что же?
— Ну, может быть, поумереннее, поскромнее. Элементы теории… Основания… Или как там еще? Ну, методика, что ли…
— Нет, почему же, — ответил Мартьянов. — Я думаю, надо не как поскромнее, а как соответствует содержанию.
— Да, но вы понимаете — теория. Это же открытие новых законов, широкие обобщения. Так сказать, свет, проливающийся на большую область. Это же следует очень взвесить.
— Я надеюсь, пятьсот страниц что-нибудь да весят, — язвительно вставил Мартьянов.
— Ну, как хотите, — устало вздохнул директор. — Мой долг немножко остеречь. Вы же сами этим подставляете себя больше под удары.
— Я бы хотел, чтобы кто-то хоть раз ударил, а не вечно меня остерегал — от чего?
Мартьянов сидел в кресле, как всегда, в несколько напряженной позе, будто готовый куда-то вскочить. Директор видел: ему не сломить этого упрямца.
Копылов одобрительно похлопал по толстому фолианту диссертации:
— Солидно!
Среди многочисленных добровольных нагрузок по институту он принял на себя еще одну — организация защиты ученых степеней. Обязанность весьма хлопотливая, хотя и не лишенная некоторых преимуществ. Теперь вся кухня изготовления новых кандидатов и докторов, все связанные с этим интересы и виды на будущее, проходили через его руки.
Копылов заглянул в краткий реферат диссертации и мгновенно изменил веселое выражение лица на озабоченное.
— Вы непременно хотите защищать у нас, в нашем институте? — спросил он участливо.
— А где же еще? — спросил Мартьянов. — Уж не в Лапутянской ли академии доктора Свифта?
Копылов остался серьезным, вряд ли помня, что это за академия.
— Может быть, где-нибудь вам просто удобнее, ближе по профилю, — так же заботливо сказал он, чуть-чуть отодвинув фолиант к Мартьянову.
— Я не ищу, где удобнее, — не замедлил уколоть Мартьянов, намекая на защиту Копыловым собственной диссертации. — И чем же это не по нашему профилю? Телемеханика, релейные устройства, передача сигналов, контроль на расстоянии… Уж чего ближе! — чуть подвинул опять к Копылову.
— Да, но у нас профиль технический. А у вас все покоится на своеобразной логике (легкий укол обратно). Это уж совсем другая материя, не по нашей части, кто ее разберет. Будут известные трудности. Я же к вашей выгоде.
«Спихнуть в сторонку?» — подумал Мартьянов.
— Может, лучше вам с диссертацией куда-нибудь, где больше по всякой философии? — как бы рассуждал Копылов, отодвигая фолиант снова от себя.
«На съедение!» — подумал Мартьянов.
— Вам, вероятно, кажется, — сказал он медленно, — что логика, математическая логика — это где-то там и вас не касается, что это не к тому, чем мы здесь занимаемся. Поверьте, все идет как раз к тому. Неужели вы не видите, не чувствуете?
И он разразился вдруг речью о грядущем времени релейных систем, о так называемом принципе дискретного действия, который проникает все больше во все науки и властно подчиняет себе всю технику управления, и о том, что именно математическая логика лучше всего объясняет и описывает это самое релейное, дискретное действие… Вероятно, одна из самых жарких, прочувственных речей, которые когда- либо произносил Мартьянов, хотя и была сказана она в тот момент не перед самой подходящей «аудиторией».
Копылов рассеянно посматривал по сторонам, ожидая, когда вспышка мартьяновского красноречия иссякнет.
— Бедная наша наука! — насмешливо вздохнул он. — Что ей приготовлено! Ваша бы воля, так вы всех нас построили бы по вашей логике. Раз-два, раз-два, шагом марш! Но пока что этого нет. И не слышно никакой команды.
— Только не ждите никаких постановлений. Это само идет, без команд, — вставил Мартьянов.
— Ну, не будем развивать отвлеченного спора, — уклонился Копылов. — Вернемся-ка с облаков на землю. Защита диссертации — дело практическое. Так как же нам с вами?
— Ну, а практически вы всегда найдете оппонентов для диссертации. И отсюда и оттуда — и от техники и от математики с логикой. Взять под перекрестный… Крепких, хороших оппонентов.
— Это мысль, пожалуй! — согласился Копылов, пододвигая к себе фолиант.
Он так и выразился, докладывая на ученом совете о мартьяновской диссертации:
— Подберем хорр-роших оппонентов… — и сжал для убедительности свою крупную ладонь.
В газете появилось объявление:
7 февраля в Институте таком-то состоится защита диссертации Мартьянова Григория Ивановича «Теория релейных структур» на соискание ученой степени доктора технических наук. Ознакомиться с диссертацией можно в библиотеке института с 10 часов до 16 ежедневно.
— Теперь каждый может узнать, — сказала Наташа.
— Теперь каждый может бросить свой камень, — поправил он.
На академическом языке это называется опустить в урну белый или черный шар.
5
Но ни седьмого февраля и никакого другого февраля защита не состоялась.
