тело. «Уже?» – спросил Андрей Борисович. И душа ответила кивком. «А могла бы и задержаться», – подумал он, и сразу же заснеженные сосны за окном дернулись, замедлили бег, перешли на шаг.
– Вспомнила: Де Голль! – сказала Марина и пустила машину с дороги.
Елка, наряженная большим взрослым человеком в детской, пахла свежесрубленной сосной. Матвей выскользнул из-под одеяла, включил свет и приник к окну. Приложил щеку и, протопив на замерзшем стекле маленькую отдушину, Матвей выглянул на улицу. Мамы было не видно. На улице вообще никого не было – вечером в мороз никто не гуляет. Мама не шла.
Матвей подставил стул, потянулся к стене, снял с гвоздика фотографический портрет. Сирень, два заячьих зуба, травинка, челка на глазу, кружевной воротник, школьное платье, по нижнему полю скачут щедрые и размашистые: синяя «м», розовая «а», синяя «м», розовая «а». Матвей присел под елкой. «Ма- ма», – прочитал он, прикладывая палец к каждой букве.
Высылая перед собой неуловимую волну воздуха, в детскую шел броненосец. Матвей оглянулся. Распахнулась дверь.
– Играешь?
– Иггаю, – сказал Матвей.
– Зачем это у тебя? Отдай, испортишь.
Матвей без возражений вернул портрет и сопроводил взглядом его возвращение на гвоздик.
– Тетя, а мама ко мне ского пгиедет?
– Скоро, – сказал броненосец. – Уже едет… – Тетя посмотрел на портрет сестры, смахнула слезу, перекрестилась. – Давай-ка спать!
– А сказку? – возразил Матвей.
– Какую сказку?
– Мамину и папину. Пго кугочку.
– Про курочку? Хорошо. Лезь в постель.
Матвей бросился под одеяло, покорно закрыл глаза и приготовился слушать.
– Жили-были дед и баба. И была у них курочка Ряба. Вот снесла как-то раз курочка яичко, да яичко не простое, а золотое. Захотели дед и баба яичко разбить. Били-били – не разбили, били-били – не разбили. Положили яичко на полку. Бежала мимо мышка, хвостиком махнула – яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба. А курочка Ряба им говорит: «Не плачь дед, не плачь баба. Снесу я вам новое яичко, но не золоте, а простое».
Когда просыпаешься в угрожающей темноте, кажется, что глаза забыл где-то в коробке. Или на полке. Хочется щелкнуть и включить их. Тянешься, но не можешь нащупать кнопку. Нехорошо. Тогда идешь на хитрость: трешь глаза до искр, чтобы искрами разогнать мрак, вглядываешься в темноту, и вроде начинает что-то проясняться. Угадывается силуэт руки, коленки, под кроватью – тапочки, дальше стена, заледенелый черный квадрат окна, портрет матери, елка-сосна, дверца стенного шкафа, бездействующая лампа. Все становится на свои места – и уже не так страшно. А если еще спеть песенку… Жизнь вовсе не так плоха, как она может показаться в первую секунду, нужно лишь иметь мужество размером на пять минут, а потом все само пойдет как надо, и смелость больше не понадобится. И можно залезть под подушку, вынуть оттуда несколько шоколадных конфет, зашуршать оберткой, куснуть, потом еще. Эх, какое чудо, эта ночная жизнь! Сам себе хозяин. И нет никого вокруг. И скоро – вот-вот уже! – сказала тетя – мама приедет. А потом, быть может, и папа. «Нужно только вести себя очень хорошо», – она сказала. Матвей будет! Кровь из носу.
Он съел две конфеты, полежал немного, прислушался к себе, спустил с кровати ноги, прошел к елке. Где-то здесь должен быть рычажок. Вот он. Матвей зажег гирлянду, сел на пол и уставился на елку. Вести он себя теперь будет только хорошо и отлично. Это приблизит встречу с мамой – тетя обещала ответственно. А потом, быть может, и с папой. Только это очень трудно, вести себя хорошо. А отлично – практически невыполнимо. Но цель стоит того. Теперь он не будет стрелять в телевизор. Он не будет лежать на снегу. Не будет… Да все не будет! Будет сидеть на стульчике, положив руки на колени, и ждать. Если понадобится – целую вечность. Он терпеливый. Матвей вспомнил про фотографический портрет мамы. Подставил стул, снял маму с гвоздика, положил у елки, сел рядом.
Мама весело смотрела на потолок. И Матвею стало хорошо. А боязнь исчезла окончательно. Он погладил маму по щеке. Все-таки, какая красивая мама. Два зуба, челка. Когда он вырастет, у него тоже будет два таких зуба. А челку он отпускает уже сейчас. Только вот… Только тетя почему-то ее все время стрижет. Ничего, когда придет мама, мама разрешит.
Под кроватью что-то зашуршало. «Мышка, это ты?» – спросил Матвей. Мальчику показалось, что мышка не расслышала. Он повторил вопрос. Тишина. «Опять пгишла? За яичком?» Тишина. Мышка. Матвей хотел бы подружиться с ней. Показать ей портрет мамы. Но мышка все время пряталась. Стеснялась, догадался когда-то Матвей и по большей части старался не тревожить ее покой. Старался.
Мышка ему нравилась. Ведь никто не мог разбить – ни дед, ни баба. А мышка пришла и все сделала. «А давай поиггаем, – предложил Матвей. – Я сейчас, не уходи». Матвей полез под стол, выудил костюм медвежонка, втиснулся в чужое душное тело. «Выходи, мышка, будем иггать! – сказал медвежонок и зарычал. – Г-гы». Мышка не шла. Лишь тонко хрустела конфетными обертками где-то. Медвежонок встал на четвереньки, заглянул под кровать. «Где ты? Здесь тебя нет. Покажись!» Под одеялом ее тоже не было. Матвей уселся у елки. Ему захотелось сбежать в лес. Но этого никак нельзя делать, никак: мама может придти в любую минуту. Особенно сейчас, ночью, когда ей ничто не мешает. Но она не шла. Может, ее кто- то держит? Матвей выудил из груды игрушек деревянное ружье. «Чук-чук», – сказал он, заряжая большой пулей. Притаился. Ни голоса мамы, ни тех, кто ее удерживал, слышно не было…
Матвей разрядил ружье: хранить ружье заряженным – опасно. Это он знал из одной книги. Книг у него много. Папины книги. Стопки книг. Большей частью про войну. А мамины книги – про кухню. Это ему неинтересно. Хотя… Большинство книг про войну ему также неинтересно. Он начинал читать несколько таких и всякий раз останавливался. Все казалось скучным. Какие-то таблицы, схемы и карты. А самые лучшие были старые отцовские «Книга будущего командира» и «Книга будущего адмирала». Здесь все было понятно: много картинок, красивый текст. Матвей часами рассматривал крестоносцев в металлических доспехах, танки с белыми готическими крестами, самолеты со звездой в кружке и двумя белыми полосами по бокам. Он любил рассматривать врагов. А «своих» он и так знал. Наизусть. И даже выучил некоторые звания. Звания в Российской армии складываются из полосок и звездочек. Все зависит от их количества и комбинации. Комбинации – Матвей запомнил хорошо – хитрые: например, комбинация из трех звездочек может быть главнее комбинации из четырех. У папы три звездочки. Но и три может быть не равно трем.
