В частности, могут быть косвенными доказательствами данные о заведомой ложности показаний обвиняемого; о том что он уговаривал свидетеля дать неправильные показания; записка, в которой обвиняемый инструктирует своих близких, как объяснить то или иное обстоятельство, и тому подобные данные. Существенны в этом отношении и данные о поведении обвиняемого, свидетельствующие о знании им определенных обстоятельств расследуемого деяния Так, уничтожение или сокрытие предметов, которые, по имеющейся версии, были связаны с преступным посягательством, или были орудием совершения преступления, или несут на себе следы преступления, косвенно указывает на причастность лица к исследуемому событию. Поскольку из этих особенностей поведения обвиняемого можно делать предположительные выводы о его причастности или непричастности к преступлению, данные о поведении являются косвенными доказательствами. На этой точке зрения стоит судебная и следственная практика. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что недопустимо расширять за счет доказательств, устанавливающих факты круг «доказательств поведения», связь которых с делом не может быть установлена даже при их рассмотрении в совокупности с другими фактами. Речь идет о манере держать себя при допросе, обыске и т. п., в частности о наличии или об отсутствии признаков смущения, волнения, страха; о пассивном отношении к ведущемуся следствию или, наоборот, о явном интересе к его результатам; об отказе от дачи показаний и т. д. С этой точки зрения представляется неправильным воспроизведение в отдельных работах советских процессуалистов высказываний английского юриста Уильза (XIX в.), который относил к числу доказательств «тон речи, молчание на вопросы…». В действительности никакого доказательственного значения не могут иметь признаки волнения, ибо объективная связь волнения на допросе с делом не может быть установлена ни при каких условиях. Не имеет доказательственного значения тон речи, ибо резкость, грубость или, наоборот, мягкость, предупредительность обвиняемого вовсе не свидетельствуют о правдивости или лживости его показаний. Тем более сказанное относится к «молчанию на вопросы», ибо обвиняемый имеет право отказаться от дачи показаний. Всякое иное решение противоречило бы принципам советского уголовного процесса, было бы грубым нарушением социалистической законности В самом деле, манера вести себя и состояние в ходе допроса могут зависеть не только от отношения данного лица к делу, но и от ряда других факторов —житейского опыта, кругозора, наличия болезненных расстройств, обстановки допроса и др. Подобно этому, ряд факторов влияет на поведение и состояние обвиняемого в ходе обыска и других следственных действий, в которых он принимает участие. Нет никаких объективных критериев для того, чтобы всесторонне оценить влияние этих факторов на психику обвиняемого, как и для того, чтобы предпочесть одно из возможных объяснений его поведения и состояния другим. Умозаключения по этому вопросу всегда будут субъективны. Нельзя признать правильным мнение М. Е. Евгеньева о том, что «отказ от представления оправдывающих доказательств или представление явно неубедительных доказательств» относится к числу косвенных обвинительных доказательств. В социалистическом уголовном процессе обвиняемый предполагается невиновным, пока не доказано обратное, и факт непредставления им оправдательных доказательств ни в коем случае не может быть использован для обвинения. Не может рассматриваться как имеющий обвинительное значение и факт дачи обвиняемым «неубедительных» объяснений или представления им «неубедительных» доказательств. Только данные, устанавливающие заведомую ложность объяснений обвиняемого, фальсификация им доказательств могут быть в сочетании с другими косвенными доказательствами использованы для установления виновности.
Недостаточно последовательной нам представляется н позиция, занятая по рассматриваемому вопросу И. Д. Перловым. Неоднократно подчеркивая, что манера держать себя на допросе не может стать доказательством, подтверждающим или опровергающим вину, как и не может обосновать вывод о достоверности показаний, И. Д. Перлов говорит вместе с тем, что «манера держать себя при даче показаний имеет известное значение при оценке доказательств по делу, поведение подсудимого может быть учтено судом при оценке собранных и проверенных доказательств, но оно не может заменить сами доказательства» Известно, что оценка доказательств со стороны следователя и суда должна быть объективной, убедительно мотивированной. Если же стать на точку зрения И. Д. Перлова, окажется, что выводы по делу могут основываться не только на доказательствах, но и на каких-то иных данных, не отвечающих требованиям закона, что, разумеется, неправильно. Следователь и судья, учитывая манеру поведения обвиняемого на допросе и меня соответственно тактику допроса, могут быстрее и легче добиться откровенных, правдивых показаний. Волнение, проявляемое обыскиваемым в определенные моменты обыска, ориентирует на необходимость более тщательных поисков на определенном участке и т. д. Однако такие данные могут использоваться лишь в качестве «указателей» наличия доказательств, а отнюдь не в качестве доказательств. К числу косвенных могут быть также отнесены и доказательства, устанавливающие «подобные факты». Например, установленное сходство в способе совершения ряда преступлений, объектах посягательства, использование аналогичных уловок и приемов, выбор времени и места совершения деяния и т. д. позволяют сделать предположительный вывод о совершении всех этих преступлений одним и тем же лицом. Понятно, этот вывод, взятый отдельно, не достоверен. Но и любое другое косвенное доказательство в отдельности устанавливает свой тезис предположительно. Считая допустимым использование в качестве доказательств «улик поведения» и «подобных фактов», надо вместе с тем подчеркнуть, что только на этих доказательствах, сколько бы их ни было, основывать выводе виновности нельзя. Прежде всего, эти данные не несут достаточной содержательной информации, пригодной для полного описания события преступления и индивидуализации обвиняемого. С другой стороны, вследствие многоступенчатой и отдаленной связи с предметом доказывания они «слабо» обосновывают доказываемый тезис, допуская различные истолкования. В литературе приведены весьма показательные примеры того, к каким серьезным ошибкам приводит игнорирование этого положения Доказательства, устанавливающие так называемые негативные обстоятельства, также являются разновидностью косвенных доказательств. В процессуальной и криминалистической литературе, в следственной и судебной практике широко используется понятие «негативные обстоятельства». Под ними разумеется отсутствие некоторых фактов, которые обычно имеются налицо, если верна версия о событии в целом. Так, установленное при осмотре отсутствие следов данного лица на месте преступления противоречит версии о том, что это лицо побывало там; установленное при проверке показаний на месте отсутствие у подозреваемого знаний о действительных подробностях преступного события противоречит его утверждению о том, что он был участником преступления, и т. д. Негативные обстоятельства могут быть установлены также при обыске (отсутствие ценных вещей, что противоречит утверждению о широком образе жизни обвиняемого); при экспертизе (отсутствие на документе следов рук лица, заподозренного в его исполнении); следственном эксперименте; допросе и т. д. По своему характеру такие доказательства представляют разновидность косвенных доказательств, относящихся к событию, виновности (невиновности) и другим обстоятельствам, входящим в предмет доказывания. Содержанием такого косвенного доказательства будет не наличие факта, а его отсутствие, а вывод из него не подтверждает, а опровергает версию. Иначе говоря, с помощью негативных обстоятельств утверждения не доказываются, а опровергаются и этим самым косвенно доказываются противоположные утверждения Правда, могут быть получены данные, объясняющие, например, отсутствие следов там, где они ожидались согласно первоначальной версии (данные о том, что преступник уничтожил эти следы или действовал таким образом, что не оставил их). Но в этом случае меняется и сама версия, и отсутствие следов по отношению к этой новой версии уже не является негативным обстоятельством. Вспомогательные (оценочные) доказательства имеют структуру сходную с косвенными доказательствами (многоступенчатую), но отличаются тем, что устанавливают не элементы предмета доказывания и не промежуточные факты, а степень надежности вывода от доказательства (прямого или косвенного —безразлично) к доказываемому обстоятельству. Так, фактические данные о незаинтересованности свидетеля в исходе дела, о состоянии его зрения и слуха, о внешних условиях восприятия события преступления, равно как и данные о квалификации эксперта, о научной обоснованности избранной им методики, позволяют точнее оценить достоверность сообщения свидетеля или заключения эксперта. Коль скоро эти данные получены из самостоятельного источника и облечены в процессуальную форму, они являются доказательствами, но доказательствами особого рода, служащими только для оценки других доказательств. Другим видом вспомогательных доказательств являются ориентирующие доказательства. Показание свидетеля о том, что необходимые сведения по делу могут быть получены у такого-то лица или в таком-то месте, хотя сам свидетель по существу дела ничего не знает, может служить примером вспомогательного ориентирующего доказательства. Такую же роль играет документ, содержащий сведения о том, где может быть почерпнута необходимая доказательственная информаци Вспомогательные, оценочные и ориентирующие
