могло быть выдумано человеком, оказавшимся в данной ситуации.
31
Пока Громов брился, Мария успела переодеться. Доставшиеся ей расшитая замысловатыми узорами кофта и юбка лежали в комоде хозяйки, очевидно, еще со времен ее молодости. Неизвестно как они смотрелись на хозяйке, но Мария в них просто расцвела. Правда, и в этой одежде она почему-то не воспринималась как обычная сельская девушка. Наверное, этому мешала модная городская стрижка, сделанная, как узнал Андрей, в последнюю мирную субботу. Скорее, она была похожа на молодую сельскую учительницу.
– Выходя на улицу, лучше надевай платок, причем постарее, – посоветовал Андрей, пытаясь дотянуться до Марии свободной рукой, чтобы обнять. – И вообще, одевайся очень скромно. Красота привлекает, а это небезопасно даже в мирное время.
– Хорошо, я буду маскироваться под старуху, – увернулась от его объятий.
Он добрился и еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало. Нет, дни, проведенные в подземелье, не очень состарили его. По крайней мере, не так, как ему показалось, когда взглянул на себя в зеркало до бритья. Только глаза покраснели от бессонницы и усталости. Да щеки немного осунулись.
– Мария, посмотри на меня.
Девушка стояла у окна. Услышав его просьбу, она оглянулась через плечо.
– Вот сейчас, глядя на меня, еще не искупанного… – улыбнулся Андрей. – Скажи: ты бы согласилась выйти за меня замуж?
– Нет, – сразу же и довольно резко ответила она, повернувшись к нему лицом.
– Почему?
Она пожала плечами.
– Ну почему, почему?! У тебя есть жених?
– А почему ты до сих пор ни разу не спросил меня об этом?
Он подошел к ней, но обнять не решался. Резкий ответ вышиб его из седла.
– Почему ты ни разу не спросил об этом? – повторила она уже настойчивее. В голосе ее звучали нотки обиды.
– Мария, милый ты наш санинструктор… Да ты просто-напросто забыла, чем мы там, в доте, занимались. Мы воевали, Мария! – ему хотелось рассмеяться, но почему-то не получалось. – А еще там умирали, гибли… – Громов запнулся на полуслове и замер. Он увидел в окно, как во двор с автоматом на груди и с ведром в руках входит немец. – Я буду немилосердно нежным, Мария, но только после войны. А сейчас к нам пожаловал немец… – хватило у него спокойствия закончить этот неожиданный разговор.
– Где? – встрепенулась Мария.
– Во дворе. С ведром. Очевидно, шофер. И вроде бы один.
То, что немец один, Громов понял по тому, как тот робко входил во двор, держа палец правой руки на спусковом крючке автомата. Решение пришло мгновенно:
– Мария, в коридор. Быстро. Выгляни, улыбнись и позови его. Ком, битте… Понятно?
Андрей спрятался за дверью. В щелку он видел вермахтовца. Когда Мария появилась на пороге и довольно приветливо на немецком начала приглашать его, немец – высокий, довольно крепкий детина – расцвел и оскалил зубы в торжествующей улыбке. Здесь его встречают как победителя.
– Ком, битте… – настойчиво твердила девушка, жестами приглашая солдата войти.
А почему бы не войти, если приглашает такая украиночка? Он снял палец с крючка, мужественным движением сдвинул автомат на бедро, ведро как-то само собой выпало из руки…
Пропуская немца мимо себя, Мария отступила в сторону, и на какое-то мгновение он оказался спиной к Громову.
Лейтенант тотчас же рванул его за плечо, развернул и сунул дуло пистолета просто в открытый от удивления рот.
– Руки вверх, – приказал он по-немецки. – Одно движение – смерть.
Немец пробормотал что-то нечленораздельное. От него разило горючим и выхлопными газами.
Отведя пистолет, Громов ударил фашиста ногой в живот и в момент, когда тот согнулся, сорвал с него автомат.
– Марш в дом, – скомандовал по-немецки. – Ком… Битте…
Он усадил фашиста за стол, под стеной и, попросив Марию постоять в коридоре и проследить за тем, что происходит на улице, уселся за стол напротив.
– Где ты оставил машину?
– На дороге. За полем. Нужно долить воды. – Солдат был явно не из фронтовиков. Рабочий парень, шофер, мобилизованный на фронт и, по существу, ничему не обученный. Но сейчас он был врагом. Пусть даже необученным.
– Кто в машине?! Говори правду, иначе – смерть.
– Никого. Там, в кузове, ящики.
– Ты не мог ехать один, без охраны, без сопровождающего.
– Унтер-офицер приказал ехать одному. Здесь недалеко, в соседнее село. Вчера мы ездили туда вместе. А сегодня он решил немного поспать.
– Ты возишь эти ящики на станцию?! В них боеприпасы? Почему ты молчишь? Отвечай: в ящиках боеприпасы?!
– Да, господин… Есть и боеприпасы. Скажите, вы немец? Русский немец, живший здесь?
– Можешь считать меня русским немцем. Скажи, оберштурмфюрер… – что это за чин такой?
– Оберштурмфюрер СС. Это как обер-лейтенант в вермахте.
– Оберштурмфюрер Штубер… Такого офицера ты знаешь?
– Штубер? Нет. Не убивайте меня, господин офицер. Я никому не скажу, что здесь происходило. Клянусь Господом Богом, – перекрестился он. – Спрашивайте. Расскажу все, что знаю. Я не фашист. Работал недалеко от Франкфурта-на-Майне. Отец мой тоже шофер.
– Сейчас ты – солдат, – резко ответил Громов. Ему противна была трусость в любом ее проявлении. – На тебе форма. И твоя армия грабит эту землю, убивает ее людей. Ты что, так до сих пор и не понял этого?
– Понял, господин офицер. Я все понял.
– По-немецки я говорю правильно? – неожиданно мягко спросил Громов, чтобы успокоить немца.
Тот на минуту замер – таким неожиданным показался ему вопрос этого странного русского офицера.
– Да, очень правильно. Почти… Иногда чуть-чуть слышатся неправильные произношения. Например, когда вы произносили звание офицера СС.
– Учту. Если фашисты узнают, что тебя отпустил русский партизан и что ты ответил на все его вопросы, они вздернут тебя.
– Конечно, вздернут. Но от кого они узнают? Зачем мне рассказывать об этом? Смерть от гестапо ничуть не приятнее, чем от рук партизана.
– Ты уже имел дело с полицией безопасности?
– Бог миловал. Но знаю, что ее побаиваются даже офицеры контрразведки. Там служат в основном эсэсовцы. Это страшные люди. Тот, кто попадает туда, оказывается или на виселице, или в концлагере, откуда тоже не возвращаются.
– Консервы у тебя в машине есть?
– Два ящика. Хорошие бельгийские консервы. Говядина. И четыре ящика гранат. В остальных патроны к пулеметам. И мины. Кажется, мины. Вчера они были.
Громов отсоединил от его автомата магазин, проверил, нет ли патрона в стволе, и бросил автомат на стол.
– Бери и пошли.
Во дворе он дал немцу возможность набрать воды и приказал, чтобы тот шел к машине, а сам спустился в овраг, пролегающий параллельно дороге.
Потом, уже сидя в кабине, он приказал водителю развернуться и поехать к перелеску, что виднелся неподалеку.
