. Поэтому всякое выступление против русского самодержавия означало, в конечном счете, выступление против существующей в России православной церкви, и наоборот. Понятно также, что любое противоцерковное действие являлось по существу антиправославным деянием.
В исторической науке обвинениям религиозного свойства, вмененным Курбскому царем Иваном, не уделялось должного внимания{117}, что приводило историков, сосредоточенных исключительно на политической борьбе вокруг самодержавия, к одностороннему освещению деятельности Избранной Рады. Это тем более досадно, что Грозный ясно и определенно, притом неоднократно, заявляет о попрании Курбским и другими представителями Рады «православнаго истиннаго христианства». Он пишет ответ свой князю Андрею Михайловичу Курбскому — «крестопреступнику честнаго и животворящаго креста Господня, и губителю хрестиянскому, и ко врагом християнским слагателю, отступшему божественнаго иконнаго поклонения и поправшему вся священная повеления, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему священныя сосуды и образы, яко же Исавр, Гноетезный, Армении…»{118}. В. Б. Кобрин и Я. С. Лурье, комментируя цитированный текст, говорят: ««Врагами христианства» царь называет польско-литовских правителей и военачальников, которых русские источники того времени неоднократно обвиняли в разграблении православных церквей; с этим связано и сравнение их с тремя византийскими императорами-иконоборцами — Львом III Исавром (717–741 гг.), Константином V Копронимом (т. е. «Навозоименным», по-древнерусски «Гноетезным», 741–775 гг.) и Львом V Армянином (813–820 гг.)»{119}. Ради точности надо заметить, что Грозный в данном случае сравнивает с тремя византийскими императорами-иконоборцами не польско-литовских правителей и военачальников, а князя Курбского, отвергшего «иконное поклонение». Следовательно, данное сравнение между Курбским и названными басилевсами проводилось царем Иваном, прежде всего, по линии отказа от почитания икон. Оно должно было подчеркнуть всю серьезность обвинения, высказанного Иваном Грозным в адрес Андрея Курбского, поскольку упомянутые византийские монархи принадлежали к числу наиболее активных иконоборцев. Лев III, например, законодательным путем отменил культ икон, собрав заседание «синклита» («селенций»), на котором «предложил высшей знати подписаться под эдиктом, запрещающим иконопочитание»{120}. Другой иконоборец, Константин V, пытался укрепить иконоборчество «решениями вселенского собора. С 10 февраля по 27 августа 754 г. заседал собор в одном из предместий Константинополя. 338 представителей церкви единогласно приняли положения о том, что иконопочитание возникло вследствие козней сатаны. Писать иконы Христа, Богоматери и святых — значит оскорблять их «презренным эллинским искусством». Запрещалось иметь иконы в храмах и частных домах… Все «древопоклонники и костепоклонники» (т. е. почитавшие мощи святых) предавались
Важно напомнить, что отвержение почитания икон было присуще ересям тех времен — несторианской, монофиситской, монофелитской, павликианской и пр{122} . Поэтому императоры-иконоборцы благосклонно относились к еретикам. В частности, Лев III и Константин известны терпимостью к павликианам, которых они причисляли к своим союзникам в борьбе против иконопоклонников{123}. Такого рода отношение верховной власти к еретикам способствовало оживлению и некоторому подъему еретических движений в Византии. По степени активности этих движений можно судить о том, насколько терпимым и, быть может, сочувственным являлось отношение к ересям наверху в тот или иной период византийской истории. Данный принцип универсален. Он применим и к истории Руси. Мы ведь видели, как покровительственное отношение Ивана III к еретикам послужило мощным стимулом развития «ереси жидовствующих» в Русском государстве конца XV — начала XVI века. Забегая несколько вперед, скажем: названный принцип позволяет многое понять и в исторической ситуации, сложившейся на Руси в середине XVI века. Детальнее об этом потолкуем позже, а сейчас вернемся к Андрею Курбскому и его товарищам, обвиняемым Иваном Грозным в религиозных преступлениях.
Грозный изображает Курбского в компании злобных врагов православия («к ним же ты любительне совокупился еси»{124}), которые, отвергнув иконы и таинства, отпали от Бога («не токмо тебе сему ответ дати, но и противу поправших святые иконы, и всю христианскую божественную тайну отвергшим, и Бога отступльшим»{125}). «Христианская Божественная Тайна» есть, надо думать, установленные Иисусом Христом таинства, такие, например, как Крещение, сообщающее благодать Св. Духа, очищающее от грехов и перерождающее, как Причащение, соединяющее со Христом, делающее причастником жизни вечной, и Покаяние, дарующее прощение грехов{126}. Царь Иван вполне обоснованно трактует отвержение таинств как отступничество от Господа Бога Иисуса Христа, обвиняя в этом отступничестве князя Курбского и его друзей.
Отступив, по версии Грозного, от Христа, Курбский не мог не отпасть от православной Церкви. Иван Грозный говорит: «Ваша злобесная на церковь восстания разсыплет сам Христос»{127}. При этом он не поясняет, в чем заключалось «злобесное на церковь восстание» Курбского с единомышленниками. Правда, Иван уподобляет поведение князя поступкам библейского царя Иероваама I. Грозный писал Курбскому: «Смотри же и древняго отступника Еровоама, сына Наващща, како отступи з десятью коленми израилевыми, и сотвори царьство в Самарии и отступи от Бога жива и поклонися тельцу, и како убо смятеся царьство Самаринское неудержанием и вскоре погибе…»{128}.
Из Ветхого Завета узнаем о разделении Израиля на два царства, произошедшем при Ровоаме, сыне Соломона и Наамы: «И разошелся Израиль по шатрам своим. Только над сынами Израилевыми, жившими в городах Иудиных, царствовал Ровоам» (3 Царств, 12). Отделившиеся десять колен Израиля послали за вернувшимся из Египта Иеровоамом, сыном Навата, и «воцарили» его. И вот «обстроил Иеровоам Сихем на горе Ефремовой и поселился в нем; оттуда пошел и построил Пенуил. И говорил Иеровоам в сердце своем: царство может опять перейти к дому Давидову, если народ сей будет ходить в Иерусалим для жертвоприношения в доме Господнем, то сердце народа сего обратится к государю своему, к Ровоаму, царю Иудейскому. И посоветовавшись царь сделал двух золотых тельцов и сказал [народу]: не нужно вам ходить в Иерусалим; вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской. И поставил одного в Вефиле, а другого в Дане. И повело это к греху, ибо народ стал ходить к одному из них, даже в Дан, [и оставил храм Господень]. И построил он капище на высоте и поставил из народа священников, которые не были из сынов Левиных. И установил Иеровоам праздник в восьмой месяц, в пятнадцатый день месяца, подобный тому празднику, какой был в Иудее, и приносил жертвы на жертвеннике; то же сделал он в Вефиле, чтобы приносить жертву тельцам, которых сделал. И поставил в Вефиле священников высот, которые устроил, и принес жертвы на жертвеннике, который он сделал в Вефиле, в пятнадцатый день восьмого месяца, который он произвольно назначил; и установил праздник для сынов Израилевых, и подошел к жертвеннику, чтобы совершить курение» (Там же).
Можно думать, что сравнение Курбского с Ровоамом, отступившим «от Бога жива» и воскурившим фимиам «тельцу», понадобилось Грозному для того, чтобы усилить впечатление от возлагаемых на Курбского «со товарищи» обвинений в измене православию и русской церкви. Для нас, однако, важен сам факт обвинения Курбского в предательстве веры и церкви, в злоумышлении по отношению к ним, идущем от происков сатаны: «Антихристаже вемы: ему же вы подобная творите злая советующе на церковь Божию»{129}.
О «восстании на церковь» кн. Курбского с «единомысленники» Иван Грозный говорит на протяжении своего послания неоднократно. Вот еще один характерный пример: «На церковь восстаете и не престающе нас всякими озлоблении гонити, и иноплеменных язык на нас совокупляюще всякими виды, гонения ради и разорения на християнство, яко же выше рех, на человека возъярився, на Бога вооружилися есте и на церковное разорение. К гонению — яко же рече божественный апостол Павел: «Аз же, братие, аще обрезание еденаче проповедую, что и еще гоним есмь; убо упразнися соблазн креста. Но да и содрогнутся развещевающии сия!» И аще убо, яко же вместо креста обрезание тогда потребна быша, тако же убо и вам, вместо государского владения, потребно самовольство. Ино ныне свободно есть: почто и еще не престаете гонити?»{130}. В. Б. Кобрин и Я. С. Лурье следующим образом комментируют данный текст: «Иван сравнивает «избранную раду» с гонителями христианства —
