им раны.
– Эх, Карим, хотел бы я задать тебе несколько вопросов, если бы отец категорически не запретил. – Радмир переводит затуманенный бурлящими в его душе эмоциями взгляд с моего наставника на меня, как будто пытается понять, имеет ли смысл адресовать их мне. Но, к счастью, изумление на моем лице служит лучшим доказательством, что я не тот, кто может их ему дать, и он, облокотившись рукой на широкий подлокотник, начинает говорить. И пусть голос звучит равнодушно, ему не удается скрыть отношение к тому, что он произносит:
– Алтар Закираль является сыном ялтара Вилдора и братом будущей жены повелителя, леди Рае. И хотя по законам Дарианы у него нет прав на место, которое сейчас занимает его отец, повелитель Арх’Онт и властитель Тахар считают возможным помочь коммандеру стать новым правителем даймонов.
– А я думал, в кого я такой авантюрист? Оказывается, в папочку. Я понимаю, никакие возражения не принимаются?
– Ты, Тамирас, продолжаешь меня удивлять, очень правильно понимая нашу роль в этой истории, – мы можем спорить по тому, как это сделать, но основной вопрос даже не обсуждается.
– У них хотя бы есть шансы?
– И очень большие. – На лице Радмира многозначительная улыбка, а густые ресницы Карима, который вступает в разговор, прячут под собой глубокое удовлетворение, которое я замечаю лишь потому, что, прежде чем начать, он на короткое мгновение встречается со мной взглядом. – Как только он нашел свою Единственную, его силы начали не только меняться под воздействием возникшей между ними связи, но и расти. А когда Таши приняла Хаос, что до недавнего времени в ней никак не проявлялся, его возможности стали если и не безграничными, то значительно превосходящими все то, с чем сталкивались даймоны. И этот процесс еще не окончен. Причем не только у него, но и у нее. Как только они осознают, что являются единым целым, эта парочка станет способной на такие фокусы, что этот вопрос будет звучать несколько неуместно.
– Тогда зачем им мы?
– На первом этапе мы нужны им будем именно как телохранители: ни она, ни он не умеют пользоваться тем, что в них просыпается, и могут оказаться беззащитными перед тем, с чем встретятся. Да и, пока связь не окрепла, разорвать ее довольно просто: для этого может хватить и неосторожного слова. Так что нам придется с ними нянчиться, как с избалованными, капризными детьми, не позволяя разрушить то, что создается, непониманием, глупостью, амбициями, недоверием.
– Что будет, если эта связь прервется?
– И не надейся… – И от Карима, от которого даже в минуты жесткости веяло теплотой, пахнуло такой изморозью, что дракон попятился бы, если бы не стена за спиной. – Той Таши, которую ты, Тамирас, знаешь, больше не будет: бледная тень, ушедшая в пелену воспоминаний. Выжить она выживет, но жить не сможет. Лишь существовать, не имея возможности чувствовать, не умея любить, не зная привязанности, чести, долга, не ощущающая своей крови.
– А он? – вклиниваюсь в их разговор я, потому что какая-то мысль, туманом стелющаяся в моей голове, никак не дает мне покоя.
– Чудовище, с жаждой чужой смерти, которая единственная хотя бы на короткое время сможет ослабить ту тоску, что будет терзать его сердце.
– Ты хочешь сказать, что его отец… – Не скажу, что мне становится все понятно, но моя уверенность в том, что я сделал правильный выбор, обретает четкость.
– Я ничего не хочу сказать. Я говорю лишь о том, что мы должны будем сделать.
– Хорошо, Карим. – Гнев Тамираса просто бросается в глаза, но тем не менее он его удерживает в себе, не давая вырваться наружу. – Будем считать, что мы с первой задачей справились, и они научились использовать то, что дала им связь Единственной. Что дальше?
– На это и у них и у нас осталось меньше года. К концу срока, установленного для помолвки, она должна стать его женой. И в самом лучшем варианте к этому времени Закираль уже должен стать ялтаром и ввести ее во дворец правителя. В этом случае она станет его соправительницей и сможет влиять на все происходящее на Дариане. Во всех других вариантах ее вмешательство в дела мужа будет рассматриваться как нарушение кодекса и создаст дополнительные проблемы.
Короткий кивок и новый вопрос, в котором продолжает звучать напряжение:
– И это получилось. Зачем будем нужны мы?
– Вот здесь и начнется наша основная работа. Мы должны стать для них постоянным напоминанием о том, ради чего все это делалось, быть им друзьями, чтобы защитить от лести, от удара из-за угла, чтобы поддерживать, если что-то не будет получаться так, как задумано, чтобы стать памятью о том, кем они были и кем стали. Мы будем рядом, чтобы помочь растить их детей такими, какими вырастили вас. И… Чтобы стать палачами, если все, о чем я уже сказал, нам не удастся. Потому что второго Вилдора на Дариане быть не должно.
– И ты, Карим, сможешь это сделать? – Тамирас смотрит на воина со странной смесью восторга и ужаса. И надо сказать, я понимаю и разделяю то, что он чувствует.
Перспективы, что перед нами вырисовываются, с какого бока ни смотри, выглядят весьма впечатляющими. И кажутся… практически невыполнимыми.
– Теперь – смогу. Потому что уже видел последствия своей слабости и во второй раз ее не проявлю. И вам не позволю.
– Ты…
– Больше ни одного слова. У нас с вами есть один день на то, чтобы осознать все, что нам предстоит, оставить распоряжения на случай своей гибели, закончить все неоконченные дела и собрать то, что вы считаете самым необходимым.
– А что будет через день?
– Коммандер Закираль станет гостем повелителя демонов, а мы приступим к своим обязанностям. Так что у тебя, Тамирас, еще есть время свыкнуться с мыслью, что твой племянник теперь станет для тебя самым драгоценным существом.
Но вместо вполне ожидаемой вспышки тот словно в пустоту кидает:
– Мне есть чем себя успокоить… – И когда все с некоторым недоумением оглядываются на дракона, уже даже не предполагая, чего еще от него можно ожидать, он с весьма ехидной улыбкой на своем холеном лице заканчивает: – Для него это станет полной неожиданностью. – И его рука ласково скользит по рукояти меча, украшенной большим дымчатым камнем.
– Я не буду настаивать на помолвке, и если ты сочтешь нужным – отпущу тебя.
Пока я вел свой рассказ, она так и продолжала сидеть на самом краешке кресла, впившись ладонями в рукояти кинжалов, что весьма ощутимо вибрировали на высокой ноте, отзываясь на то, что творилось в ее душе. Готовая в любое мгновение вскинуться молниеносным движением, но тем не менее ни единым вопросом, ни неожиданно вырвавшимся жестом, ни тяжелым вздохом не выдавая своего отношения к тому, что я говорил. Просто сидела, устремив взгляд в видимую только ей одной даль, и слушала, слушала, слушала мою страшную историю, в которой по прихоти жестокой судьбы нашлось место и для нее.
А я, несмотря на тяжесть этого разговора, никак не мог не любоваться ею. Этим напряженным лбом, темно-каштановыми прядями, обрамляющими ее лицо, чуть приоткрытыми губами, на которых застыл немой крик, четким профилем, застывшим маской на фоне украшенного витражами окна. И не перестаю сравнивать ее с той, которую имел теперь право называть своей сестрой, поражаясь, насколько они похожи. Нет, не внешностью: золотые кудри Рае искристой дымкой окутывали ее голову, а у моей невесты ложились тяжелыми волнами. Сестра – выше, резче, стремительнее. Ее дочь – внешне мягче, ее движения плавнее. В глазах матери, даже когда она улыбается, светится спокойная мудрость, рассудительность. Таши – огонь, заключенный в хрупкое человеческое тело.
И все-таки, глядя на них, трудно не заметить, кем они друг другу приходятся.
Но не только родственные отношения связывали их: ни одна из них не имела выбора. За Рае его сделала моя мать, взяв клятву найти меня и дать мне то, что не смогла дать она, а за другую – я, посчитав, что могу распоряжаться ее судьбой.
И все, что мне сейчас осталось, произнеся последние слова, – ждать. Предоставив ей возможность
