поспешила вниз.
Я всегда знал, что это мужественная женщина, но не думал, что до такой степени.
— Я проверила дверь и окна, но никаких признаков взлома. Наверное, нашего дорогого Боба разбудил какой-то страшный кошмар.
Киви все еще всхлипывала, но сумела выговорить:
— Нет, нет, он не спал. Ему захотелось пить. И он спустился.
Я был слишком потрясен, чтобы обратить внимание на ее голые бедра под короткой тонкой ночной рубашкой.
— Ты включала свет на кухне? — спросил я Вэл.
— Нет, он и так горел. И Боб прекрасно видел путь вниз. Только не могу представить, что вызвало у него всю эту истерику.
Мы с Мидж помогли Киви сесть на край дивана-кровати, Боб лежал на спине, глядя в потолок и что-то бормоча.
Согнутым пальцем я приподнял Киви подбородок и взглянул в лицо.
— Что Боб принимал вечером? Я знаю, он весь вечер был под действием гашиша, но когда все разошлись, он принял что-то посильнее, правда? — Чувствуя на себе взгляд Мидж, я рискнул оглянуться к ней и покачал головой, всеми силами оправдываясь. — Скажи, Киви, нам нужно знать, — настаивал я.
— Он... он принял немного «чайниза»[6].
Я закрыл глаза и про себя выругался. Гаррик. Героин. Дешевый коричневый порошок со всевозможными примесями, часто со стрихнином и прочими ядами. Чертов идиот!
— Не... немного, — быстро добавила Киви. — Он только нюхнул. Хотел, чтобы и я попробовала, но меня тошнит от этого. И нос раздражает.
Боб громко застонал и скорчился на диване. Потом вдруг сел и медленно осмотрелся. Бледность еще оставалась, но это была уже не та жуткая белизна, и он уже не так судорожно трясся, как раньше, а просто дрожал.
— Это... Где я?.. — выговорил Боб.
Мидж подошла и нежно положила руку ему на затылок.
— Боб, тут нет ничего страшного, — сказала она, и ее голос был так же нежен, как и ее прикосновение.
Потребовалось время, чтобы глаза Боба сфокусировались на Мидж, и тогда его грудь вдруг расслабилась и опустилась, словно в изнеможении. Когда Боб заговорил, в его голосе слышались слезы:
— Чертово место'. Нужно бежать отсюда!
— Успокойся, — сказала Мидж, и я заметил, что ее рука прижалась к затылку Боба крепче. — Здесь нечего бояться.
Что касается меня, то я злился на Боба, я был готов его вышвырнуть. Он не имел права приносить эту дрянь в наш дом, никакого права, особенно зная отношение Мидж к любым наркотикам, сильным или слабым. Мне стоило усилий, чтобы не задушить его.
— Заткнись, Боб, — сурово сказал я. — Ты нанюхался какого-то дерьма, и вот результат.
Но мне вспомнилось, что когда-то перенес я сам.
Боб вроде бы немного пришел в себя, и, видимо, тут большую роль сыграла Мидж. Она продолжала говорить, ее тон успокаивал, руки непрерывно и мягко массировали одеревеневшие мышцы его шеи и плеч.
Когда Боб снова заговорил, то уже совладал с истерикой — впрочем, еле-еле.
— Там, в кухне, было что-то...
— В коттедже, кроме нас, никого нет, — заверил его я.
— Не кто-то, а
— Нет, Боб, — спокойно ответила Мидж. — Грэмери — это доброе место, здесь нет ничего плохого.
— Ошибаетесь. Что-то есть... что-то...
Его рот разинулся, и Боб больше не мог выговорить ни слова.
Киви снова зарыдала, и он обернулся к ней, потом ко мне, почти в отчаянии.
— Майк, я не могу, не могу здесь оставаться...
— Успокойся, — сказал я. — У тебя просто дурной кайф. Это пройдет, просто успокойся.
— Нет, никак... Эта комната... Эти стены...
Я знал, что он имеет в виду. Разве сам я не был уверен, что стены сжимаются, что в тени на них вырастает плесень? Или
— Нельзя же уехать среди ночи, — сказал я со всей заботливостью, которой вовсе не испытывал. — Во-первых, ты не можешь сесть за руль в таком состоянии, а во-вторых, тебе нужно успокоиться и поспать.
— Поспать? Ты что, совсем рехнулся? Поспать здесь! — Он снова начал дико озираться.
— Три часа ночи, — вмешалась нависшая над нами Вэл. — Поздновато для поездок. Мы посидим с тобой до рассвета, а потом, если захочешь, можешь уехать.
Мы все подскочили, когда Боб завопил:
— Сейчас! Я хочу сейчас!
Он задрыгал ногами, как капризный ребенок, которому не позволяют делать, что он хочет. Я схватил его и не дал слезть с дивана, положив на лопатки и навалившись всем весом. Меня встревожила пена в уголках его рта.
— Оставь его! — закричала Киви и вцепилась мне в руку. — Я сяду за руль и отвезу его домой!
— Он не в состоянии...
— Я думаю, так будет лучше всего, Майк.
Я в удивлении оглянулся на Мидж:
— Это опасно для обоих, когда Боб в таком состоянии.
— Ему станет лучше, когда он выйдет отсюда, — ответила она.
— Кто знает.
— Опаснее оставить его здесь.
В замешательстве я снова посмотрел на Боба. Теперь по его лицу текли слезы, капая на подушку.
— Пожалуй, она права, — сказала Вэл. — Я бы отправила его, Майк.
Я неуверенно ослабил хватку, но не отпустил совсем.
— Боб, выслушай меня. — Я взял его за подбородок, чтобы он смотрел на меня. — Можешь одеться, и мы посадим тебя в машину. Киви сядет за руль, хорошо? Ты меня понимаешь?
— Конечно, черт возьми, я тебя понимаю. Только дай мне встать. О Боже, я... — И снова он не смог закончить фразу.
Я слез с него и с дивана Боб сел, и Киви протиснулась мимо меня, чтобы обнять его.
— Помоги ему одеться, — сказал я ей. — Мы подождем внизу.
Мы втроем подождали, чтобы убедиться, что Боб более или менее пришел в себя, и хотя его движения оставались некоординированными и его трясло, как в ознобе, он как будто начал что-то соображать. Но мы видели, что он все еще очень испуган.
— Я сварю кофе, — тихо сказала Мидж, и они с Вэл направились к лестнице.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы вернуться в спальню и надеть джинсы и кеды, оставив халат. Я снова взглянул на Боба, прежде чем спуститься. Киви уже оделась и швыряла в дорожную сумку тряпки, а Боб медленно застегивал рубашку, его глаза испуганно шарили по комнате в опасении, что стены снова начнут сжиматься.
Мне было и жалко его, и разбирало зло. И конечно, я волновался за него. Но также здорово испугался и за нас с Мидж.
Киви помогла Бобу натянуть куртку, а я наблюдал, готовый подскочить и утихомирить его, если он вдруг снова впадет в панику: я видел, что он на грани истерики и с трудом сдерживает себя.
