Джакомо проснулся оттого, что кто-то тронул его за плечо. Машинально поискал глазами баронессу в кресле, в углу библиотеки. Ее не было, как не было больше и рукописи на письменном столе. Яркий солнечный свет и свет включенной лампы на две-три секунды ослепили его. Наконец он увидел улыбающегося Гельмута.
Отвечая улыбкой, Джакомо поднялся. Друзья взглянули друг на друга, и теплое объятие смягчило охватившее их волнение.
От аббатства Хиршау остались лишь жалкие руины, заросшие травой и невысоким кустарником.
Следы пожара видны были до сих пор. Гельмут и Джакомо молча обошли трагические развалины, потом поднялись на холм. На вершине Гельмут остановился и показал Джакомо треугольник из чисел, начертанный черным монахом и сохранившийся спустя столетия. Они присели, чтобы рассмотреть поближе.
— Теперь ты знаешь, что это означает? — спросил Джакомо.
Гельмут утвердительно кивнул.
— Числа меченосцев включают в себя числа тамплиеров.
Джакомо скорее внимательно, нежели удивленно следил за объяснениями друга.
Все они строились на четырех действиях арифметики.
— Каждая сторона треугольника составляет в сумме девять. Это числа рыцарей, основавших орден Храма, или тамплиеров, в Иерусалиме.
— Девять рыцарей, о которых поется в балладе, девять ветвей канделябра, — заметил Джакомо.
— «Триста тридцать три» — число дней, прошедших от исчезновения ордена меченосцев до восстановления его в Хиршау. «Тридцать три» — число тех рыцарей, «три» — число попыток возродить орден. Помнишь? Таддео Курляндский, Отто Кенигсбергский и Лотар Винкель.
— И Винкель тоже?
— Ну да, и он. Но «три» имеет еще и другое значение. Увидишь.
— Умножаем три числа друг на друга в порядке их появления.
— Что это значит?
— Это год, тысяча девятьсот восемьдесят девятый, — пояснил Гельмут. — Теперь умножим второе число на самое себя.
— Еще одна дата: тысяча восемьдесят девять.
— Год, когда Гуго де Пейнс, основатель ордена тамплиеров, посвятил себя Господу.
— Вычитаем второй результат из первого.
— Девятьсот лет, — проговорил Джакомо.
— Последний результат делим на три.
— Три — столько тайных Великих магистров было у тамплиеров после роспуска ордена, — объяснил Гельмут, поднимаясь и глядя в долину, простиравшуюся до самого горизонта. — Один на каждые триста лет, начиная с тысяча восемьдесят девятого.
— Тысяча триста восемьдесят девять, тысяча шестьсот восемьдесят девять, тысяча девятьсот восемьдесят девять, — задумчиво проговорил Джакомо. — Первым был князь Иньяцио Римский, тот, что построил загадочный Третий храм.
Гельмут жестом подтвердил мысль друга и взглянул на него.
— Я узнал это от Уайта, — пояснил Джакомо. — Но имя князя упоминается также в болонском пергаменте, что хранился в ските Сан Себастьяно. Похоже, ему удалось пленить дьявола.
— Эта история мне известна. Но почему ты говоришь, что пергамент
— Недавно кто-то украл его. — Помолчав немного, Джакомо спросил: — А кто второй Великий магистр?
— Испанец Альфонсо Севильский.
— Избранный в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году. Какой ценой было оплачено избрание первых двух?
— Не знаю, но после упразднения орден сохранил немало богатств. Они остались у тех, кто выжил.
— Думаю, что личное состояние было непременным условием для избрания Великим магистром.
— Нет, это не так. Магистром мог стать и бедный человек. Главное условие — отсутствие прочных связей с женщинами.
Джакомо с содроганием подумал о странном совпадении. У него тоже не было никаких прочных связей с женщинами: все они были насильно вырваны из его жизни.
Очнувшись от собственных мыслей, он сказал:
— Альфонсо Севильский, должно быть, еще жив.
— Так или иначе, жить ему осталось недолго. До конца этого года орден должен обрести нового магистра. Не спрашивай, избран он или нет. Я не знаю. — Он поймал взгляд Джакомо и добавил с легкой улыбкой: — Не знаю даже, появится ли у ордена новый магистр.
— Мне кажется, это зависит от тебя. Думаешь, тебе удастся найти Третий храм?
— Мои надежды тают с каждым днем.
— Именно ты… То есть я хочу спросить, почему это выпало именно на твою долю?
— Нетрудно догадаться. Наверное, потому, что из всех рыцарей я был худшим. Вор, который так никогда и не раскаялся.
Легкий ветерок веял над холмом, вороша волосы друзей. Неистощимое, отчасти детское любопытство Джакомо вновь дало о себе знать.
— А что случится, если третий Великий магистр не будет избран?
— По соглашению, которое заключил Жак де Моле в тысяча триста четырнадцатом году перед тем, как взойти на костер…
— Соглашение с силами зла?
Гельмут улыбнулся, не глядя на Джакомо:
— Силы зла, силы добра… Все это сложнее, чем в катехизисе. Когда бежишь, чтобы спастись, стучишь во все двери. Первая, которая откроется, уже хороша для тебя. Главное — результат. Может случиться, что, устремляясь к Богу, часть пути придется проделать в компании дьявола. — Гельмут терпеливо продолжал: — В соглашении сказано, что последний Великий магистр к концу своего правления возродит орден тамплиеров. И его рыцари восстановят мир на планете, опустошаемой войнами. — Легкая ирония проскользнула в его почти бесцветных глазах. — Не знаю, так ли все сложится. Но если не будет третьего Великого магистра, орден не возродится и тамплиеров — рыцарей Храма — засыплет песок забвения.
Они спустились с холма к аббатству, храня задумчивое молчание.
Гельмут ушел к себе — заниматься административными делами, и только к вечеру Джакомо Риччи вновь увиделся с ним. Тот работал за небольшим письменным столом и предложил другу немного подождать — он вот-вот закончит. Джакомо Риччи впервые оказался в спальне Гельмута — строгом помещении, напоминавшем монастырскую келью. На стенах, правда, висели несколько картин, и молодой человек принялся рассматривать их, хотя света недоставало.
И вдруг сердце его вздрогнуло. Джакомо бросился в глаза средней величины мужской портрет.
