второго храма Зоровавеля и Ирода, осталось лишь очень немногое — стена и несколько плит пола.
Нарушив молчание, Готфрид сказал:
— Теперь у нас оказалось два хозяина: патриарх Константинополя и король Иерусалима. Зачем это нам?
Лицо Гуго, напоминавшее лицо Христа, осветилось улыбкой.
— Я вовсе не намерен ни служить честолюбию патриарха, ни становиться первым из стражей короля. Мы должны повиноваться только Господу.
Кивнув в сторону равнины, Готфрид спросил:
— Значит, не хочешь строить третий храм?
Гуго покачал головой:
— В этом нет никакой спешки.
— Если так, то почему же ты пожелал, чтобы на нашем знамени были те же меч и мастерок, что у каменщиков-воинов Зоровавеля?
— Потому что мы должны строить, и мы построим много церквей. Наших церквей.
Глаза Готфрида сверкнули от возбуждения.
— Где?
Гуго тоже был взволнован.
— Повсюду, по всему миру. И они все будут одинаковыми, чтобы люди сразу узнавали их. Все будут круглые в плане, как и крипта, где находится Гроб Господень, и не станут носить имена святых. Просто храм, ничего больше. Это наша обязанность как монахов. Но мы ведь и воины, не будем забывать об этом, Готфрид. Поэтому наши церкви станут хорошо укрепленными крепостями.
Готфрид был покорен фантастическими планами Гуго и радовался, как ребенок.
— Они должны внушать уважение и страх. Я уже представляю их себе, вижу, как наяву. Квадратное здание с башнями по углам. — Потом, немного успокоившись, он вдруг усомнился: — Брат мой, а не слишком ли далеко мы уходим от того, о чем мечтали тридцать лет назад?
Гуго перевел взгляд на горизонт, где росли виноградники и оливковые деревья:
— Ты же сам хорошо понимаешь, как складываются дела в мире. Власть имущие занимаются только торговлей: продают, покупают, берут взятки, лгут, предают и убивают друг друга. А миссия Храма заключается в том, чтобы вмешаться, пусть даже через тысячу лет, когда мир попросит нас дать ему монархов и первосвященников. Вот тогда-то мы и наведем порядок и восстановим справедливость во всех землях.
Готфрид, слушавший слова брата открыв рот, как бы очнулся и робко спросил:
— Ты думаешь, Господу угодно это?
— А ты думаешь, Господь не любит строить грандиозные планы? Думаешь, Он из-за какого-то пустяка стучался в наши сердца, в сердца самых отважных рыцарей на свете? — Гуго поднялся, улыбаясь: — А теперь начнем действовать, иначе наша армия останется самой маленькой в мире.
…число их быстро умножилось. Многих молодых людей побуждала примкнуть к ним прежде всего неодолимая сила их веры, а еще более — их рыцарская доблесть. Слава рыцарей распространилась далеко за пределы Востока. Верующие, вернувшись из паломничества, благодарили их и благословляли. В каждом городе, предместье и поселке рассказывали чудеса о деяниях этих воинов, сражавшихся с прямотой, без военных хитростей и уловок. Они первыми атаковали и последними отступали.
Балдуин прежде всего расширил территорию своего королевства и приумножил богатства… Всего через несколько лет они не зависели ни от кого, и это усилило их гордость, которая часто оборачивалась надменностью и высокомерием.
Скоро начались стычки и крупные столкновения с рыцарями святого Иоанна. Те завидовали тамплиерам и нелегко мирились со стремительным ростом их могущества. Рыцари Храма умело завоевывали расположение, милости и щедрые дары королей, князей и кардиналов. Соперничество двух орденов не имело пределов и порой приводило к настоящим кровавым битвам.
…распространился по всей Европе, разделившись на девять Провинций. Помимо Парижа, где находились главные капитулы, а впоследствии местопребывание Великого магистра, другие провинции ордена были расположены в Португалии, в Кастилии, Леоне, Арагоне, на Майорке, в Германии и Италии — в Апулии и на Сицилии, — в Англии и Ирландии. Такое разделение позволяло лучше управлять орденскими угодьями и денежными средствами, которые…
Стали чрезвычайно умелыми коммерсантами, настолько, что их даже начали подозревать в продаже оружия мусульманам. Но это, как и другие наговоры, было клеветой, распространяемой главными завистниками — рыцарями-иоаннитами.
Что сказать об их вкладе в священные войны? Если разобраться, можно смиренно признать, что немало было пролито благородной и благословенной крови. Наверное, Господь отказал этим Своим вооруженным слугам получить радость победы в наказание за их высокомерие… возможно, истина заключена вот в чем: Господь хотел видеть в них не воинов, а землевладельцев, менял и торговцев.
…захочет узнать, что стало с основателями ордена и, в частности, с Гуго де Пейнсом и Готфридом Сент-Омерским.
Заслуживает внимания конец этого последнего, убитого собственными собратьями за то, что в свои шестьдесят лет он грубо нарушил обет целомудрия. Простить подобное прегрешение была готова половина членов генерального капитула, но решающими при вынесении приговора стали слова — справедливые, хотя и сопровождаемые потоком слез, — Великого магистра Гуго.
…вокруг богатой берберийской палатки собралась при свете солнца разнородная, кричащая толпа. Тут были египтяне, турки, евреи и палестинцы, много было и христиан, а среди них несколько рыцарей- иоаннитов. Все были возбуждены и отталкивали друг друга от щелей, через которые можно было наблюдать происходящее в палатке. Эти изумленные и любопытные глаза не хотели упустить ни одной подробности необыкновенной сцены: совершенно обнаженный сенешаль Готфрид занимался любовью с арабской женщиной, проституткой, у которой прикрытым было только лицо.
Подошли несколько тамплиеров, разогнали зрителей, которых собралась уже большая толпа, и ворвались в палатку. Женщину отдали мусульманам, „стражам истинной веры“, которые тотчас забросали ее камнями, а Готфрида арестовали.
На нем лежала тяжелейшая вина: он прелюбодействовал, и к тому же с женщиной из числа неверных. Но во время расследования выяснилось одно поразительное обстоятельство: оказывается, прежде чем войти в палатку, где его ожидала женщина, Готфрид сам пригласил людей присутствовать при сем. Зачем он это сделал?
Готфрид замкнулся в гордом молчании, но многие подумали, что таким образом он хотел опровергнуть ненавистную молву, распространяемую, естественно, рыцарями святого Иоанна, будто тамплиеры предавались содомии. Гнусное обвинение, которое подхватывали недоброжелатели и принимали на веру глупцы.
Что же до Великого магистра, то его конец достоин святого или пророка. Он дожил до почтенного возраста, хотя и выглядел не более чем на пятьдесят лет, и однажды увидели, как он идет прочь от крепости Сен-Жан-д'Акр — пеший, согнувшись под тяжестью огромного меча, который нес на плече, словно крест. Он был без доспехов, в простой белой рясе, босой. Кое-кто пожелал сопровождать его, но старик отказался. Его фигура постепенно терялась вдали, пока совсем не исчезла там, где начиналась пустыня.
Спустя три или девять дней — точно не известно, все это время росла тревога за судьбу Великого магистра, — множество людей разного вероисповедания собрались вместе, в молчании. Выстроившись колонной, они двинулись в путь, читая молитвы, исполняя священные гимны и распевая стихи из Корана. Некоторые тамплиеры сели на коней и нагнали эту процессию. Куда она направлялась? Никто не ответил.
Паломники пошли в пустыню, там не было никаких следов или знаков, но, движимые одним лишь порывом веры, они достигли своей цели.
Внушительного вида человек стоял, широко расставив ноги, и держал рукоять меча, воткнутого в песок.
…остановились перед этим человеком, который, казалось, ожидал их. Все узнали Гуго де Пейнса и
