экономическое проникновение на остров. В 1823 году объем американской торговли с Кубой (12,4 млн. долл.) лишь немногим уступал объему торговли с остальными испано-американскими странами, вместе взятыми (15,6 млн. долл.).[329]
Таким образом, в 20-х годах XIX в. Куба оказалась в фокусе экспансионистских устремлений Франции, Англии и США. Острота соперничества этих держав исключала возможность односторонних действий для каждой из них. Министр иностранных дел Англии Дж. Каннинг летом 1825 года в следующих словах охарактеризовал американскому посланнику Р. Кингу сложившуюся патовую ситуацию вокруг Кубы: «Вы не можете позволить, чтобы мы завладели Кубой. Мы не можем позволить, чтобы вы завладели ею. И никто из нас не может позволить, чтобы она попала в руки Франции».[330] Английская дипломатия подготовила проект трехстороннего соглашения между Англией, Францией и США относительно судьбы Кубы и направила его двум другим странам. В соответствии с соглашением его участники брали на себя обязательство ни под каким предлогом не направлять свои войска на Кубу или другие островные владения Испании в Вест-Индии и не оставаться безучастными в отношении попыток других государств предпринять подобные действия. [331] В силу острых противоречий между тремя державами английский проект повис в воздухе.
Тем не менее в кубинском вопросе произошло определенное сближение позиций Лондона и Вашингтона. В ходе переговоров в Лондоне между Каннингом и посланником США было достигнуто взаимопонимание относительно «разумного компромисса» — обеспечить сохранение Кубы в руках Испании. Как показали дальнейшие события, Англия, опираясь на негласную поддержку США, взяла на себя главную заботу о нейтрализации французских притязаний. После серии жестких бесед Дж. Каннинга с французским послом в Лондоне Ж. Полиньяком в октябре 1823 года появился известный меморандум Полиньяка-Каннинга. В этом документе подтверждалась позиция английского правительства об отсутствии у него захватнических намерений в отношении испанских владений в Америке. «Со своей стороны, — говорилось в меморандуме, — Франция не имеет какого-либо намерения или желания воспользоваться настоящим положением колоний или настоящим положением Франции в отношении Испании, чтобы приобрести для себя какую-нибудь часть испанских владений в Америке или добиться каких-нибудь исключительных преимуществ».[332] Франция, таким образом, была выведена из игры.
В свою очередь, Вашингтон, зная позицию английской дипломатии, развернул активное противодействие объединенной мексикано-колумбийской освободительной экспедиции на Кубу и Пуэрто- Рико.
По дипломатическим каналам Белый дом обратился к России и другим европейским державам с предложением гарантировать Испании неприкосновенность ее островных владений в Карибском бассейне, если Мадрид согласится на примирение со своими бывшими колониями. Одновременно Вашингтон оказывал сильное давление на Мексику и Колумбию, добиваясь их отказа от организации освободительной экспедиции на Кубу и Пуэрто-Рико. Соответствующие представления делались мексиканским и колумбийским дипломатическим представителям в Вашингтоне. В декабре 1825 года государственный секретарь США
Г. Клей направил «энергичную» ноту по этому вопросу правительству Колумбии.[333]
К этой кампании дипломатического давления присоединился также Лондон. Оказывая давление, правительство США не скупилось и на посулы, обещая помочь примирению Мексики и Колумбии с Испанией, если план освободительной экспедиции не будет осуществлен.
Шумная кампания велась в Конгрессе США. Сенатор Дж. Холмс заявил, что освобождение Кубы и Пуэрто-Рико явилось бы «угрозой нашему спокойствию».[334] Незадолго до открытия Панамского конгресса президент Дж. К. Адамс в послании Конгрессу США 15 марта 1826 г. заявил, что «статус Кубы и Пуэрто-Рико является вопросом первостепенной важности, который прямым образом влияет на настоящие и будущие интересы нашей страны». Судя по заявлениям президента и других государственных деятелей США, они связывали это влияние с тремя основными обстоятельствами: стратегическим положением островов, важностью американо-кубинской торговли и возможным воздействием на рабовладельческий Юг США освобождения рабов-негров на Кубе и Пуэрто-Рико. Имея в виду усилия Мексики и Колумбии по организации освободительной экспедиции, Адамс подчеркнул, что позиция США преследует цель «сохранить настоящее положение вещей».[335] Это была так называемая политика «зрелого плода». Смысл ее состоял в том, чтобы Куба и Пуэрто-Рико до поры до времени оставались во владении слабой Испании. В соответствии с этой линией были составлены инструкции представителям США на Панамском конгрессе.
В данном документе, предназначенном для служебного пользования, государственный секретарь Клей куда более откровенно, чем президент в своем послании Конгрессу, излагал принципиальные установки политики «зрелого плода». По существу кубинского вопроса он писал: «Ни одна держава, даже сама Испания, не имеет столь огромного интереса в отношении будущего этого острова, как США… Мы не желаем никаких перемен. Ни перехода Кубы в руки другого государства, ни изменения существующего на острове политического режима. Мы не будем безразличными наблюдателями, если Куба перейдет от Испании к какой-либо европейской державе. Мы также против того, чтобы Куба была передана и включена в состав одного из новых государств Америки».[336] Государственные деятели США приравнивали экспедицию по освобождению Кубы к «завоевательной войне». По дипломатическим каналам они дали понять Мексике и Колумбии, что не остановятся перед применением вооруженной силы для пресечения попытки освободить Кубу и Пуэрто-Рико от ига Испании.[337] По мнению колумбийского историка X. Ф. Уррутиа, эти шаги США убедительно показывали, «насколько твердым было стремление правительства Колумбии направить освободительную экспедицию на Кубу и Пуэрто-Рико и насколько жестким было противодействие этой акции со стороны правительства Вашингтона».[338]
Американские посольства в Мехико и Боготе выполняли роль форпостов дипломатической атаки Вашингтона против планов Мексики и Великой Колумбии. Правительство США в марте 1825 года решило назначить на пост посланника в Мексике опытного специалиста по латиноамериканским делам, известного мастера «силовой дипломатии» Джоэла Пойнсетта. Ему поручалось провести переговоры о заключении торгового договора между двумя странами, аналогичного американо- колумбийскому торговому договору, и довести до сведения мексиканского правительства, что США «вполне устраивает, чтобы Куба оставалась в зависимости от Испании». Государственный секретарь Клей предписал Пойнсетту «осуществлять тщательное наблюдение за всеми мероприятиями, направленными против Кубы».[339] Пойнсетт развернул в столице Мексики бурную деятельность, направленную на укрепление консервативной оппозиции правительственной политике. Столь бесцеремонное вмешательство американского дипломата во внутренние дела страны вызвало недовольство мексиканской общественности. В конце концов мексиканский президент Висенте Герреро был вынужден обратиться с письмом по этому вопросу к главе Белого дома, в котором предупредил президента США о том, что мексиканское правительство может объявить Пойнсетта персоной нон грата и выслать его из страны, если государственный департамент не примет решительных мер. Вскоре после этого предупреждения Вашингтон отозвал Пойнсетта, заменив его другим дипломатом.
Такую же политику давления, выполняя инструкции Вашингтона, проводил американский посланник в Боготе Андерсон, настроенный в целом лояльно к Боливару. Конфиденциальные послания Андерсона Клею о ходе подготовки мексикано-колумбийской экспедиции напоминают скорее разведывательные донесения, чем дипломатические ноты. Очень красноречива в этом отношении нота Андерсона, направленная в Вашингтон из Картахены 10 ноября
1825 г.: «Несомненно, здесь происходит подготовка к военной экспедиции за пределы Колумбии. Всем известна ее цель, но никто не знает точно конечного пункта ее маршрута. Однако, поскольку вражеские владения в водах, омывающих Американский континент, практически ограничены двумя островами, Кубой и Пуэрто-Рико, не боясь ошибиться, можно предсказать, что экспедиция отправится на один из них. Почти весь военно-морской флот республики сконцентрирован в этом порту». Далее Андерсон перечисляет основные боевые корабли колумбийского флота, давая точную характеристику вооружения и общего состояния каждого корабля: «Фрегат «Венесуэла», 8 пушек, находится в весьма плачевном состоянии. Корвет «Ла Серес», 38 пушек, — очень хороший корабль. Фрегат «Бойака», 32 пушки, — в
