показалось, что Ирвинг верит, будто бы я сейчас все расскажу. — Я не буду слушать эту лицемерную мерзость!!!
Моя радость от осознания его ревности довольно быстро улетучилась. Он не смел так себя вести, и все же продолжал меня позорить. Ирвинг вел себя, как и раньше — все должно было быть, как он о том решит. Его не интересовало, как это не честно по отношению ко мне, после того, как я предлагала наладить наши отношения, предлагала перемирие, которое он откинул холодно и безразлично. А теперь он имеет наглость не просто ревновать, а предъявлять право на собственность. То есть меня!
— Будешь, Ирвинг нагло усмехнулся, и мне показалось, что толпа наших одноклассников качнулась в мою сторону. — Или тебе так уж неприятно слушать правду?
— Чью правду? Твою? — кровь бросилась мне в лицо, и словно иголки прошлись по телу от обиды и отвращения. — Только не от тебя, лживый, развратный гаденыш!!!
Я развернулась и пошла прочь, пробираясь сквозь неровные ряды своих одноклассников и их взгляды которые сопровождали меня — вот что это были за иголки которые впивались в мою кожу. Некоторые не понимали в чем дело, другие потешались, третьи мне сочувствовали. Мне стало ужасно плохо, но я даже не подумала о том, что завтра все они будут меня обсуждать.
Я знала, что никто, кроме Рашель, не догадывается, что на самом деле происходило, потому меня мало интересовало, как завтра в школе начнут называть меня. Скорее всего малявкой, которая вечно не может дать отпор Ирвингу, или вообще скажут что я сама к нему прицепилась… в любом случае это будет хорошо. Потому как никто не будет знать, о чем сегодня говорили мы с Ирвингом на самом деле. И что его слова были для меня наказанием за то, что я действительно продолжаю жить, забыв его.
Стоило мне достигнуть кромки леса, и я побежала вперед чувствуя, как слезы подступили к горлу с обжигающим холодным отчаянием. От которого разрывалось мое сердце все то время, что мы с Ирвингом не вместе. И мне очень не хотелось, чтобы беззастенчивые чужие глаза могли заметить как я плачу.
Ирвинг все так же вел себя, как и раньше. Я была ему не нужна, но в то же время, Ирвингу была не приятна мысль, что я могу принадлежать кому-нибудь кроме него. Собака на сене. Он так и не отпускал меня. И к тому же наказывал за это.
Пробежав довольно много, я упала на колени, а потом повалилась на траву, зная, что здесь меня уже никто не увидит. Слезы хлынули почти тут же, потому что я слишком давно их сдерживала. Я понимала, что мое одиночество будет недолговременным, или Рашель или кто-то из девочек все равно пойдут искать меня, но шаги по лесу раздались слишком быстро, чем я предполагала. Кто-то быстро бежал в мою сторону, пробираясь сквозь деревья и сокращая себе дорогу. Наверняка Рашель, решила я, и потому не стала притворяться, что со мной все в порядке. К тому же поплакал я недолго и слезы начали подсыхать на лице на свежем ветерке. Да и к тому же, какой смысл, Рашель должна была все понять, она одна видела мое лицо, когда я говорила с Ирвингом, уж тогда-то она должна была заметить, всю гамму эмоций которую я ощущаю к Ирвингу. Она ведь и раньше должна была хоть что-то замечать. А сегодня, общая картинка должна была у нее сложиться уже тогда, когда я пошла, гулять со Стэнли.
Но руки, которые оторвали меня от земли были крепче. Увидев что это Ирвинг, я тут же испугано отбилась от него и снова начала убегать. Он мог мучить меня, но я не хотела, чтобы он видел мои страдания. Хоть что-то должно было быть моим, к чему он не имел права прикасаться. Только я не учла, что Ирвинг бегает быстрее — я никогда не могла его догнать. Нагнав меня в три шага, Ирвинга крепко прижал к себе и на несколько секунд мы повалились на землю, но он все сделал так, что его тяжесть не придавила меня. Я билась, не желая видеть его. Ирвинг при этом что-то ласково и успокаивающе шептал. Я уже не могла плакать или сопротивляться, но все выходило почти произвольно — слезы текли, а пальцы болезненно вцепились ему в плече.
— Отстань! — кричала я, — Я тебя ненавижу! Ненавижу!!!
— Я знаю, — глухо шептал Ирвинг, поднимая меня на ноги, а потом, прижимая к себе, успокаивая, пытаясь целовать. — Прости меня, прости. Я идиот!
Я задыхалась от слез и от Ирвинга. Слезы текли, и я все еще всхлипывала, но слова Ирвинга и его глаза, словно призывали к спокойствию.
Посмотрев на него, осознано, я несколько мгновений разглядывала его, он в ответ, и впервые в его зеленых глазах не было напора. Он ожидал, мучительно и терпеливо, когда я задам свой вопрос. Его явно снедала тревога и он… он боялся того, что может услышать от меня.
— Почему?
Ирвинг поднял свою руку и стер с моих щек влагу от слез, но я напряглась под его ладонью, ожидая, что он скажет. Мне нужно было услышать причину, по которой я должна его выслушать.
— Потому что люблю тебя, — хмуро сказал он, словно это было предательством, но следующие его слова были более наполнены чувствами: — И потому что глупец и ревнивец! И еще я не умею прощать. Но я не могу без тебя. Я уже не выдерживаю без тебя, и не хочу отдавать другому.
Я закрыла глаза и покачала головой, не веря ему и не желая слушать. Ирвинг же подвел меня к дереву, не выпуская из своих рук, и когда я почувствовал спиной твердую поверхность, мне стало легче держаться на ногах, потому что слова Ирвинга сделали мои ноги желейными. Невесомыми.
— Я тебе не верю, — прошептала я, заглядывая ему в глаза, чтобы он понял, насколько это правдивые слова. Говоря это я ни на миг не покривила душой. Я ему не верила, я его ненавидела… я была его.
— Не злись на меня, — с мольбой в голосе он взял мои руки и приставил к своему лицу. — Мне так много нужно тебе рассказать…
— Но ты меня ненавидишь… — слабо возразила я, хотя в это время подушечки моих пальцев с затаенной жадностью ощущали его гладкое лицо, словно хотели проверить, не украли что-либо те чужие девушки, у которых было право к нему прикасаться.
— Нет… — яростно возразил он, пытаясь убедить в этом нас обоих, и когда понял что начинает все неудачно, добавил. — Не совсем… Я ненавижу себя! Но ты… ты одна заставляла меня жить в этом году. Наши баталии, снова разожгли в моем сердце жажду жить, желание, стремление… умение смеяться… радоваться…
Шептал он мне, а я не хотела верить. Просто не могла. Но Ирвинг прижался ко мне, его губы оказались на моей шее, коснулись скул, а потом накрыли губы, совсем осторожно, словно проверяя позволено ли ему это. Как же я соскучилась за его губами, и этим теплом. Мягкие губы Ирвинга пахли все так же морем, и были солоноватыми на вкус из-за моих слез. И я уже не могла отстраняться, сдерживаться или думать. Чтобы любить его, мне не нужно было в него верить.
Быть с ним снова после такого длинного отрезка времени, стало для меня величайшим счастьем. Я не знала, что последует за этим, но уже не могла сопротивляться нам обоим. Еще никогда это не было так правильно.
Глава 16
Признание
Ненависть это груз, который человек добровольно взваливает на свою душу, а потом жалуется окружающим на дискомфорт и ночные кошмары.
Назад мы возвращались вместе до определенного момента, а потом должны были пойти поодиночке.
— Что скажут остальные? — спросила я, когда мы шли назад. Ирвинг успокаивающе сжал мою руку, но я не могла так просто успокоиться.
— Что будут говорить о нас? Ведь ты пошел за мной.
— Меня девочки послали за тобой, говоря, что я не хорошо поступил, хотя я и сам уже собирался идти — ты была так расстроена! Так что не переживай, все по-прежнему думают, что у тебя любовь с тем