Маргарет в сопровождении мужа дочери. Ранульф приветствовал Айдана с учтивой радостью. При виде его Айдан почувствовал меньшую боль, чем ожидал, и совсем не почувствовал ненависти. Это был неплохой человек, не светоч разума, но в своем роде достаточно мудрый. Он знал, чего достойна его жена; он любил ее. Он выглядел счастливым.
Маргарет, стоящая рядом с ним была не более красива, чем запомнилось Айдану, и не менее. Быть может, он мог теперь видеть ее более ясно сквозь маску безмятежности. Он видел госпожу Хадижу: он знал, какой постарается стать леди Маргарет. И станет, он был уверен. Она обладала теми же качествами.
Она была рада видеть его. Это согрело его. Когда он хотел было склониться перед ней, она превратила это движение в объятие и родственный поцелуй.
— Добро пожаловать, — сказала она. — Добро пожаловать домой.
Он стер слезу с ее щеки.
— Вы так рады, госпожа моя?
Она улыбнулась и качнула головой.
— Вы были частью нашей семьи еще до того, как мы увидели вас. Как я могу не радоваться, видя вас целым и невредимым?
— И я похож на него.
— И вы похожи на него, — согласилась она. — И я могу простить вас за это. О многих ли останется такое живое напоминание, как о Герейнте?
Айдан не мог ответить ей.
Она собралась и твердо и холодно взглянула на него,
— Расскажите мне, — повелела она.
Он рассказал ей обо всем, кроме того, что принадлежало не только ему: Джоанна и последняя ночь с Марджаной. Того, что он заключил с ифритой сделку, он не скрывал. Он не стал рассказывать здесь, чем он заплатил ей. И леди Маргарет не стала расспрашивать его. Быть может, она догадывалась. Быть может, она считала, что раскаяния, прощения за убийства и освобождения из рабства было достаточно.
Когда он закончил, последовал долгий вздох. Большой круг придворных подался назад, как будто Айдан не знал, что они слушали, и они притворились, что интересуются чем-то другим.
Маргарет долго молчала. В раздумье она медленно шла по залу. Айдан и его мамлюки последовали за ней. Ранульф остался на месте.
Она шла, вроде бы никуда особо не направляясь, но ее путь завершился там, где она, несомненно, желала: в широкой нише между двумя колоннами, где они могли поговорить наедине.
— Вы хорошо сделали, — сказала она наконец. Она говорила медленно, опустив взгляд на свои сжатые руки, на все еще блестевшее не ее пальце обручальное кольцо Герейнта. — Вы сделали очень хорошо. Не убить Синана, несмотря ни на что; потребовать платы, которая пробудила его уважение, но не его слепую враждебность. И то, что его рабыня свободна… я рада за нее. Такое служение никогда не бывает менее, чем жестоким.
Это было так похоже на Маргарет — простить даже того, кто сжимал кинжал.
— Теперь она свободна, — отозвался Айдан, — но не опасна ни для вас, ни для ваших близких.
— Я и не боялась этого. — Маргарет подняла взгляд. — Что вы собираетесь делать теперь?
— Выполнить последнее свое обещание. Предложить королю свою верность.
— Я думала, что вы устали от всех нас и хотите вернуться в свою страну.
— Пока нет, — возразил Айдан.
Она слегка улыбнулась.
— И я усомнилась в вашей стойкости, предположив это. Простите меня, пожалуйста.
— Здесь нечего прощать. — На миг Айдан забыл, где находится, начал было озираться, но спохватился. Изумление Маргарет вызвало у него быструю улыбку. — Я слишком долго был в пустыне. Я забыл, что значит быть принцем.
— Вы никогда не сможете быть никем, кроме себя самого.
Он замер. Она была спокойна, имея в виду только то, что сказала, и не менее.
— Госпитальеры просили за вас, — сказала она после паузы.
— Правда? — Он не знал, почему это удивило его.
Быть может, знала она. Ей было весело.
— Они знают различие между охотником за удачей и честным воином Господа.
— Ах, но принадлежу ли я Богу? Полагают, что я прислужник дьявола.
— Я вряд ли могу назвать вас святым. Но не дьявол, нет. Для этого вы слишком неумелый лжец.
— Лгал ли я вам?
— Никогда. И не скрывали свою сущность ни от кого, кроме слепцов и глупцов. Нет сомнений, что вы есть то, что вы есть. Иерусалим выдержит это, я думаю. Вы нужны здесь.
— Ради моего меча и моей руки? Или ради чего-то еще, что я смогу принести?
— Есть притча о светоче, который нельзя держать под спудом. Хотя ваш светоч, быть может, чересчур ярок, чтобы открыто являть его всем.
— Я искушаю судьбу, не так ли?
— Я назвала бы это игрой со смертью. Поскольку вы не принадлежите ей по праву, вы рискуете. Вы хотели бы оказаться на месте Герейнта, если бы могли?
На сердце у Айдана было холодно, но он улыбнулся.
— Да.
— Так же поступила бы и я. — Она вскинула голову. — Мы поступаем так, как можем. Я думаю, что не выйду замуж снова. Женщина, овдовевшая дважды, может получить в некотором роде свободу от мужчин. Властью, которая приходит с этим, я распоряжусь так, как потребуется.
Айдан обвел взглядом зал вне ниши, вихрение и кружение власть имущих без определенной цели.
— На вас будут посматривать, — сказал он. — Вы все еще молоды; у вас есть богатство и земли.
— И я еще могу выносить двух-трех наследников. — В ее голосе была сталь. — Нет, милорд. Я покончила с тяготами своего пола. Благодарение Господу, мне не надо переносить тяготы мужской половины; разве что я сочту это необходимым.
Айдан низко поклонился, признавая поражение. Он знал, что делает; знала и она. Она посмотрела на него с восхищением, не совсем лишенным намека на желание. Он улыбнулся в ответ.
— Ваша бабушка одобрила бы вас, — сказал он.
Маргарет засмеялась. Смех был изумительно звонкий.
— Я полагаю, что она одобрила вас.
— Настолько, насколько могла одобрить столь молодого и к тому же мужчину. — И столь неосторожного, что сделал Джоанне ребенка.
Маргарет не знала об этом. Он сохранял улыбку и беззаботный вид, когда она сказала:
— Вы достойный союзник. Я, в свою очередь, могу помочь вам, заставив смолкнуть шепотки, идущие против вас.
— Сделка, мадам?
— Сделка. — Она скопировала его покривившееся лицо. — Позвольте мне сказать, то, что я собираюсь сказать сейчас, о том, что будет между нами впоследствии. Я принимаю во внимание, что мы родственники. Я знаю, что вы намерены добиться могущества в этом королевстве; я верю, что мы можем быть полезны друг другу.
— Я хотел бы назвать это дружбой.
— Народ ислама нашел бы вас очаровательным.
— Скорее, дерзким, — ответил Айдан и протянул руку. — Дружба?
Она приняла руку. Ее пожатие было твердым.
— Дружба.
Бароны, лишенные спектакля, вернулись к своим делам. Возвращение Айдана было отмечено всего лишь небольшим шумом. Такова была придворная деликатность; и проблески учтивости.
Король вошел в зал тихо, пока Айдан обменивался любезностями с бароном Триполи, и сел на свое
