— Разведчикам – положено, – отрезал я, хотя, честно говоря, и сам не понимал, зачем «громычей» снаряжают приспособлениями для сверхточной стрельбы.
Участковый проверил логический блок, неумело намотал опорные жгутики на рукоятку и вернул мне оружие.
— Тебе повезло. Несанкционированного применения не отмечено. Сам логи посмотреть не мог? Мозги отключились? Мне думается, у тебя будут серьезные проблемы, Ломакин. На Луну можешь не рассчитывать. По-дружески советую хорошенько все обдумать и сегодня же вечером сдать лучемет. С такими глюками, как у тебя, и до статьи недалеко.
— Какими глюками? – заинтересованно спросила девушка, но на нее никто не обратил внимания.
Кажется, мне все-таки удалось добиться снижения социального статуса, и лунные помойки становятся для меня недостижимыми.
— Я обещаю, что в ближайшее время будет поставлен вопрос о лишении тебя права на ношение оружия. До скорой встречи, Ломакин. – Он козырнул и совсем уж официально добавил: – На вашем месте я бы сократил употребление алкогольных напитков и полностью прекратил применение наркоидентичных систем. Считайте это предупреждением. Оно тоже будет занесено в вашу личную карточку.
Милиционер ушел, а я остался стоять, изображая надгробный памятник самому себе. Все-таки правы были мои учителя, когда говорили, что я импульсивный, чрезмерно эмоциональный субъект с невысокими интеллектуальными показателями. Очень тактичная формулировка, заменяющая грубоватое, но более точное определение – дурак. Сегодня к их нелестным характеристикам добавилась еще одна – субъект с нестабильной психикой, склонный к галлюцинациям и применению нелегальных наркосистем. То есть в переводе на общегражданскую лексику – втыкан и псих ненормальный. Как только запись об этом появится в моем личном деле, я могу совершенно спокойно полить болгарским кетчупом свой «каловый» диплом и сожрать его. Больше он мне не пригодится, потому что даже на орбиту, даже туристом меня уже никогда не выпустят.
А в том, что такая запись непременно появится, можно было не сомневаться. Участковый отчитается о проделанной работе сразу же, как только доберется до своей конторы. Я, правда, могу оспорить любую запись в установленном порядке. Но как? Нужны факты. Для того чтобы доказать, что мне не привиделось убийство, я должен буду привести факты о том, что на самом деле убил эту девчонку. Бред.
— Неприятности? Да? – девушка накинула на ноги край одеяла, лишив меня весьма привлекательного зрелища.
— Вроде того, – кивнул я. – Ты как здесь оказалась? С кем пришла?
Наталья Петровна Корф задумчиво посмотрела на потолок, пожевала губами.
— Ты будешь смеяться, – на ее лице отразилось некоторое смущение и растерянность, – но я не помню. – Спустя секунду она с нескрываемым удивлением уставилась на меня. – Ты не подумай, я не такая. Я всегда знаю, когда и с кем. Я даже записываю всех в наладонник. – Девушка вытянула вперед руку и растопырила пальцы, словно думала, что ее любимый наладонник сейчас материализуется из воздуха. – И вообще, обычно, когда рубит с водки, то помнишь, по крайней мере, начало пьянки. И сны потом снятся поганые, но не настолько. Прикинь, мне привиделось, будто я мост взрываю. А по нему как раз поезд идет. Вагоны горят, падают в воду, и из них вываливаются такие маленькие человечки в пылающей одежде… Если тут были наркотики, то я пойду писать заявление. Мне неприятности ни к чему. Мент и так меня пофиксил.
«Ничего не помнит. Какая-то эпидемия амнезии, – слегка повеселев, подумал я. – Похоже, кто-то притащил неконтактную наркосистему и скрытно включил ее. Есть шанс отмазаться от отметки в деле. Если удастся вычислить, кто это сделал, и сдать его, то я буду чист перед милицией и Человечеством. Тогда лунные помойки снова ждут меня!» Как мне хотелось поскорее оказаться на Луне и заняться хоть и непрестижной, хоть и малооплачиваемой, но такой нужной всем людям работой. То, что для достижения сей эпохальной цели придется кого-то засадить на несколько лет, меня нисколько не смущало. Такие подставы должны жестоко караться. Я не собираюсь отдуваться ни за чьи шалости. Каждый должен думать своей головой. В эту минуту я поклялся самому себе в том, что если пронесет и на этот раз, то я выучу наизусть самый толстый учебник по мегаколлективизму, пересдам все заваленные экзамены и, может быть, даже вступлю в Союз Активной Молодежи и стану самым правоверным самцом в Системе.
Появившийся шанс выкрутиться обнадежил меня, но в животе, где-то под желудком, внутренности по-прежнему холодились осколком ледяного страха. Чужая криминальная наркосистема – это, конечно, славная отмазка, ну а вдруг зацепило? То, что я раньше подключал к своему мозгу, всегда проверялось лично мною, и там абсолютно точно не было никаких закладок. А как сейчас? Вдруг искусственная виртуальность внедрилась в мой мозг настолько глубоко, что сможет существовать автономно и самопроизвольно запускаться? Такое не часто случается, но если самопрограммирование произошло, то я буду регулярно стрелять по ни в чем не повинным девушкам и не смогу отличить, на самом ли деле это произошло или нет. Именно из-за таких зацепов и запрещены, в общем-то, безвредные электронные наркотики. И ладно бы заложилось что-нибудь безобидное вроде чтения бумажных книг на ночь или нюханья ромашек. Так нет, этот урод запрограммировал наркостимулятор на убийство. Кому подобное могло прийти в голову? В своих друзьях я был уверен. Никто из них не увлекается виртуальными реальностями, а тем более не станет скрытно применять многопользовательскую систему в большой компании. И если бы все-таки с какого-нибудь чудовищного подрыва кто-нибудь из них и замутил нечто в этом роде, то максимум, на что хватило бы фантазии у любого из моих добрых друзей, так это на серию плоских шуток эротического или туалетного характера. Чтобы было над чем поржать и никому не было слишком обидно. Нет, это не они. Они бы прошили девчонок на гиперсексуальность или заставили бы Пыжика публично и под аплодисменты нагадить на столе. Убийство просто не придет никому из моих друзей в голову.
Значит, остаются случайные гости. Вроде моей несостоявшейся жертвы.
— Икры хочешь? – спросил я у девушки. – Черной. Много.
— Я черную не очень люблю, – с неподражаемой жеманностью ответила она.
— Ты не слишком наглей, красавица. Можно подумать, тебе каждый день предлагают икру столовой ложкой потрескать.
— Столовой? Ты выиграл в лотерею? – Она изумленно захлопала глазами и от этого стала еще симпатичнее. – Ну-ка, выйди. Я при тебе стесняюсь одеваться.
Хо-хо, стесняется она. Было бы что прятать, – я гаденько хихикнул, отомстив ей за позу «лотоса».
Девушка в ответ очень мило покраснела и подобно вскипающему чайнику весьма очаровательно зашипела. Можно было продолжить шутку и плавно довести ее до легкого романтического приключения, но в моей голове и мышцах еще царил похмельный сумбур, и я предпочел пожать плечами и отправиться на кухню. Горней уже навел здесь порядок и теперь шумно возился в ванной комнате. Оттуда раздавались громкие вздохи, хрип и бульканье. Можно было подумать, что в моем душе поселился простуженный дельфин. Не обращая внимания на необычные звуки, я выставил на стол все съедобное, что удалось обнаружить в холодильнике, включая остатки торта, затерявшиеся между прокисшим молоком и заплесневевшими сосисками. Мысленно я уже приготовил коварные вопросы для допроса подозреваемой, но в мою светлую голову пришла неожиданно светлая мысль. Все-таки недаром я стал разведчиком. Я чертовски сообразителен! К чему расспросы, если существует великая и ужасная система тотального контроля? Даром, что ли, Большой Брат днем и ночью неотрывно смотрит на нас? Пускай пользу приносит! Ведь в каждом помещении моей квартиры установлено минимум по четыре опломбированных видеодатчика, и единственный, кто имеет к ним доступ без прокурорской санкции, – это я сам. Ответственный, так сказать, квартиросъемщик. Если бы я и в самом деле совершил убийство, то участковый первым делом связался с прокуратурой и получил бы разрешение на подключение к датчикам.
После чего либо уличил меня на месте, либо доказал мое алиби. Ему, наверное, из простого человеческого любопытства очень хотелось взглянуть, что творилось здесь в течение последних суток, но трупа в наличии не оказалось, а временное помешательство хозяина жилища не является достаточным основанием для снятия приватной информации. Во всяком случае, в отношении полноценных граждан, к коим я до сих пор и отношусь.
Права, блин, человека – величайшее достижение всего стремящегося в светлое будущее Человечества. Аминь.
