распрягли коней, не торопясь, основательно закусили и выпили пива, а потом улеглись спать. К уныло замершему возле потухающего очага хоббиту незаметно подошел Торин.
– Есть еще угольки? – Торин ловко выхватил тлеющую головешку и принялся раскуривать трубку. – Ну вот мы и в дороге.
Гном откинулся, привалившись спиной к бревенчатой стене, почти скрывшись в темноте; алел лишь огонек его трубки.
– Только чем она кончится, – вздохнул Фолко, задумчиво пошевеливая рдеющие угли очага.
– Загрустил, брат хоббит? – вдруг неожиданно жестко и в упор спросил Торин. -Не отпирайся, я все вижу. Вижу, как тебя всего трясти начинает, стоит кому-нибудь завести речь о Мории! Ну, признайся – страшно ведь? То-то, что страшно… Подумай, Фолко, подумай еще раз – не в игрушки ведь идем играть! – Голос Торина стал глух. – Что там впереди, никто не знает, может, драться придется. Хватит ли тебя на это? Я ведь знаю – с самого начала не хотелось тебе под землю лезть. Понимаю, не хоббичье это дело, да и не людское. Тебя ведь Хоббитания, как ни крути, крепко держит! Не случайно, еще в нашу первую встречу, в твоей усадьбе я заметил, как в окно, пока ты спал, заглядывала прехорошенькая мордашка… Как ее зовут? Подумай, Фолко, и не надо только жертв и геройства. Если у тебя сил не хватит или струсишь ты, то не то даже важно, что сам погибнешь, а что полягут те, кто на тебя понадеялся, те, кому ты спину прикрывать вызвался! Ты не думай, что я там или Малыш такие уж храбрые. Думаешь, мне самому хочется в Морию? Да я с огромным удовольствием бы остался в Аннуминасе, завел бы свое дело. А то пошли бы на юг, в Пещеры Агларонда, или в Эребор подались, там война недавно была, опытные и неробкие в Железных Холмах нужны. Пойми, Фолко, не своею волею мы идем! Ни я, ни Малыш. Так, что снова говорю тебе – крепко подумай! Иначе можешь оказаться обузой. Времени тебе до Пригорья даю.
Торин, внезапно оборвав разговор, резко поднялся и скрылся во мраке.
Гном ушел, а Фолко, казалось, оцепенел возле угасшего огня. Щеки и уши пылали, он едва удерживался от слез. Деваться некуда. Торин прав. Милисента каждую ночь снится… Бэкланд, усадьба, дядюшка. Да что же делать, в конце-то концов!
Слезы наконец прорвались наружу.
“Да в который это уже раз! – всхлипывая, думал хоббит. – Видно, совсем я никуда не гожусь… Только и остается, что репу выращивать, больше ничего”.
Продолжая всхлипывать, хоббит ощупью пробрался к своему месту и улегся, прикрывшись плащом. Слезы высохли, уступив место обиде: “И с чего это он взял, что я струшу или подведу?! В Могильниках что бы они без меня делали? Эйрик его чуть дубиной не пришиб, кто вьфучил? От призрака во дворе кто отбился? Не побежал ведь почему-то. А раз так, то спи, Фолко, сын Хэмфаста, и не обращай внимания, у тебя еще будут случаи доказать, что ты не зря ешь хлеб в отряде! – Хоббит перевернулся на другой бок и решил об этом больше не думать. – Ничего. Ничего! Фродо, Сэмуайз, Мериадок и Перегрин шли на куда более опасное и, по сути-то, гибельное дело, и ничего, не хныкали, не стонали! Так что пусть себе Торин говорит, что хочет. Он тоже не всегда прав… Эх, кабы старина Гэндальф не отсиживался себе за Морем, а был бы здесь… Толку от нас было бы больше”.
Он медленно проваливался в ласково обнимающую его пелену спокойного сна, с его губ вновь сорвалось едва слышимое имя мага, его веки смежились, и сон окончательно овладел им.
Он не знал и не мог определить, сколько прошло времени, но внезапно увидел те белые стены на розовой скале, окруженные дивными садами. Видение ускользало, таяло, и он напряг все силы, чтобы оно не исчезло. А потом берег, деревья и скалы неожиданно помчались прямо на него, словно за его плечами появились крылья, и спустя секунду он краем глаза заметил их – это были крылья морской чайки. Внизу пронеслась белопенная полоса, мелькнули зеленые кроны, тотчас слившиеся в сплошной ковер. Его несло все дальше и дальше, все мелькало перед глазами, и опомнился он, уже очутившись в заполненном сиянием пространстве, где невозможно было понять, где пол, где потолок, а где стены. Он не заметил, как зелень вокруг него исчезла, уступив, место мягким светящимся завесам, – так, наверное, мог бы выглядеть внезапно оживший и наполненный огнем мрамор. И из этого сияния прямо навстречу ему выступила высокая, одетая в белое фигура старика с длинным белым посохом в левой руке. Справа висел показавшийся странно знакомым меч в синих ножнах. Еще не видя лица, Фолко с замершим сердцем понял, что перед ним Гэндальф.
Он замер, точнее, замерло все вокруг него, и лишь старик неспешно шагал ему навстречу. Хоббит видел густые брови, глубоко посаженные яркие глаза, лучащиеся небывалой силой, величием и добротой, и тут же услышал голос, исходивший из обросших белоснежной бородою губ того, кто был на самом деле Олорином:
– Ты звал меня, и вот мы встретились. Говори же, я слушаю, да не медли – времени у нас мало.
– Гэндальф… – пролепетал хоббит, точнее, понял, что пролепетал. – Так ты теперь в Заморье, да?
– И это все, что ты хотел сказать мне?
– Нет, конечно же, нет, – зачастил Фолко. – Но, Гэндальф, нам так не хватает твоей помощи! У нас тут такое… Как нам разобраться без тебя? Почему ты там, а не здесь?!
Улыбка исчезла с лица привидевшегося хоббиту старика.
– Что творится в Средиземье, мне известно, разумеется, в самых общих чертах. Но теперь вам придется решать и разбираться во всем самим. Я и другие ушли как раз потому, что народам Северного Мира более не нужны пастыри, они могут жить собственным разумением. Поэтому я здесь, у эльфов, на земле моей юности. Моей эпохой была Третья. Я противостоял Саурону, а исполнив возложенный на меня долг, смог вернуться. Таков мой ответ на твой первый вопрос.
– Но неужели ты не подскажешь нам? Не посоветуешь? Не все наши тревоги и страхи родились ныне, кое-какие, похоже, из Предначальных Дней!
– Я не могу давать советов, – прозвучал глубокий скорбный вздох. – Просто я не смог отрешитьсл от Средиземья, и, хотя у меня теперь совсем иные дела и заботы, я сохранил возможность иногда беседовать кое с кем из населяющих Средиземье. С теми, в ком жив еще отблеск Первого Костра: с древними – то есть с эльфами, гномами и вами, мои милые чудаки-хоббиты. Но не проси меня о советах – здесь я не властен. Потому что всеведущих нет и не может быть, лишь непрестанным трудом Мудрый может заслужить высочайшее право судить и советовать. Когда-то оно было у меня, и я им воспользовался.
– Так что же, ты совсем не можешь помочь • нам? – Фолко показалось, что он выкрикнул эти слова.
– Могу ободрить и поддержать в минуты тягостного сомнения, – ответил Гэндальф. – А поднесенное готовым знание, право же, немногого стоит. Я могу только догадываться о первопричине ваших нынешних тревог, а рассказать тебе о Заморье просто не имею права. Ты ведь уже слышал о Весах? Всякое знание должно быть заслужено, так что погоди отчаиваться! А всемогущих, запомни, в нашем мире нет и не было. Даже Светлая Королева не всесильна.
– Но спросить тебя о прошлом, о Войне за Кольцо, о судьбе хоббитов, ушедших с тобой, о Валарах и Эарендиле я могу?
– О хоббитах можешь, – улыбнулся Гэндальф. – Можешь их даже увидеть. А об остальном… о Войне за Кольцо все, что нужно знать Смертным, изложено в Красной Книге. Об Эарендиле там тоже сказано достаточно, а о Валарах… тебе довольно будет знать, что они есть и служба их далека от завершения. Пойми, это не моя злая воля, а все те-же Весы. За знание надо платить. Иногда и собой.
– Но почему Эарендилу не было разрешено вернуться после его подвига в Средиземье? Есть ли на самом деле Великая Лестница? Куда делся Саурон? Почему остался Трандуил?
– В одном вы, хоббиты, точно не изменились, – вновь улыбнулся Гэндальф. – Вы столь же несносно любопытны, когда дело доходит до вопросов. Я не могу ответить тебе – пока не могу. Уже то, что наши помыслы встретились, преодолев гигантские расстояния и кое-что посильнее их, говорит о многом. Ты сможешь в будущем подняться и выше… Если не оступишься. Права говорить со Смертными Средиземья добился тут один я, причем приложив неимоверные усилия. Я еще покажу тебе тех, кого ты хотел увидеть. И помни – наша встреча была не последней. И запомни еще – держись Пелагаста! А пока прощай!
Гэндальф сделал шаг в сторону и исчез. Фолко неожиданно увидел окно в сплошном золотистом сиянии. У окна сидели трое, и, присматриваясь, он понял, что это – хоббиты. Два из них выглядели очень старыми, один – так и совсем древний, а ближе всех к Фолко оказался крепкий хоббит средних лет. Их головы были склонены, и Фолко не мог разглядеть их лиц, но тут же понял, кто из них кто. Видение это
