Румбо

Смерть — вот что все мы приемлем, дорогой мой Здохнидл. А у человеческих существ была душа.

К примеру, я могу судить об этом по следующему случаю:

Мой партнер по разведывательной деятельности Рома Забздиплющин однажды предложил помощь в совершении магического ритуала «гобздо-гоп».

Для адекватного течения ритуала необходимо 8 живых человеческих тел.

Мы нашли таковые, и приблизили их, изменив определённые настройки сознания.

И затем нужно было произвести так называемый разъём содержимого: то есть, вменялось расщепить их миропредставление чтобы вычленить Позитивный Толчок (ПТ).

«Немощь собственного тела тоже служит под час ПТ» — любит цитировать слова Гоп-бурсило моя вторая жена Ёбнила (№АB67766787).

Она делает это неосознанно, ибо вряд ли до конца понимает значение произнесённого.

Говно и мясо — вот население этой планеты.

Ну а мы — чего от нас-то ждать по этому поводу?

Как принято у нас считать, сначала был Румбо, человек с железным сердцем.

А всё остальное — было уже до, или после.

«Вся алхимия — это не что иное, как аллегорическое описание человеческой фабрики и ее работы по преобразованию низших металлов (т. е. грубых субстанций) в металлы благородные (т. е. в тонкие субстанции).»

Пётр Успенский «В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения.» — человечий мыслитель, a propos.

001695/0.65+

У одного из утилизированных homo обнаружилось следующее рифмо-построение:

Пробьёт наш час — подломятся колени:
Нас сдует смерть, как древа жухлый лист.
Коль жизнь — игра, не лучше ль быть на сцене,
Чем испускать с галёрки подлый свист?
Но если ты — игрок и навигатор,
В финальной сдаче джокер не ищи:
Неотвратимо следует расплата
За все метанья суетной души.
Начав спектакль, втиснут в рамки правил,
За коном кон, пока горит свеча,
Ты терпеливо ждёшь, когда направит
Судьба твой путь, безумно хохоча,
И не спешишь покинуть эту клетку,
Хотя давно уверен лишь в одном:
Игре названье — русская рулетка,
МОгилы Зев Гнилой — твой отчий дом.

Пусть мне не известно значение словосочетания «русская рулетка», мне ясно одно: падение homo состоялось не случайно.

Но были ли они нашими предками? Может, прав Здохнидл: homo — туземцы захваченной нами планеты? И сострадание моё, проявленное к ним — есть состояние индукции?

Оно как червь, точащий душу.

Если бы точно знать, что мы здесь — чужие, то всё в разы упрощается. Но отчего я уверен, что с психической болезнью справиться проще, чем с привычкой, усвоенной генетически?

Вот ещё одно человеческое стихотворение, и тоже довольно жалостливое (называется «Мудак с бензопилой»):

Тоскуй, петля, по мне, но зрение не порти:
Седых волос достоин сей портрет,
Но я, — живой, в тисках тоскливых плоти
Не стою пачки влажных сигарет
Тоскуй, петля, не зарывайся только:
В тоске, бывает, съешь всей жизни кайф…
А жизнь, она как горькая настойка:
Мы валимся к утру — под “it’s my life”
Рабочий цикл сердечного мотора
Позволит массу бешеных удач:
Ты — в центре, ты — главарь любого спора,
Ты — толстый и счастливый бородач.
Но зрит петля зрачком пустым из детства,
Где боль немая мечется в углу.
Я раздеваюсь. Я не чужд кокетства.
Я наг как червь.
Я завожу бензопилу.
И режу, режу, режу, сука, режу,
Я режу, режу, режу, режу, блядь…
Я режу — и раздумываю реже…
Я режу чтобы резать, режу для
Любовников доядерной эпохи,
Для жирных крематория печей,
Горбатого ежа (ему всё по хуй),
Для хвороста, дубины и сычей,
Для немцев, для говна, для мирозданья…
Я режу — и сознание во мгле.
О, пряный пот! о, сладких пёзд лобзанье!
Я режу, режу, режу, режу, ре…

Забавные мыслишки копошились в костяной головёнке… но сгинул, как уголь в топке.

Один муравей. Два муравья. Много муравьёв. Муравейник, матка, всё такое. Солдаты, трутни, всякая хуета типа маленьких белых яичек. Но вот пришёл мерзкий мальчуган и полил муравейник бензином.

yeah!

А затем поджёг:

фффу-у-у-ррцэ!

001702/0.11+

Стало известно, что цитируемые мною выше частушки взяты из книги некоего homo профессора, весьма почитаемого; в числе его заслуг — мега-труд «Жизнь как осознанный поиск Гармонии». Вероятно, вышеуказанные рифмы оттуда, ибо эта книга — практически единственная, — она же и самая распространённая среди людьми читаемого.