последнее — и может им оказаться.
Но к чему этот мрак? Отчего оказался он в состоянии депрессивного ступора? Возможно, это просто реакция на бурное совокупление?
Румбо присел на корточки и зачерпнул рукой грунт, напоминающий пыль. Серебристая, с оттенком сирени, она при ближайшем рассмотрении оказалась порошком, столь мелким, что иная модница смогла бы припудрить им щеки, чтобы они стали сиреневыми, как у покойника.
Откуда эта мода на покойников ныне? Пришла из прошлого, из разлагающихся останков тысячелетних царств? А что произошло с теми, кто тогда выжил, вот бы узнать. Оглядеть бы их жизнь ловким оком компьютера, подсчитать вероятность: есть ли у нас еще шанс? Стать юркими, как амебы. Разрушительными, как смерч. Стойкими, как саранча.
Где мой прадед крокодил? Где прабабка рысь? Пора слать за ними гонцов: нелегкое испытание предстоит мне. Пусть же память генов поможет мне выстоять, и простоять до конца — до того самого, который у каждого свой, свой, свой, свой, но обязательно есть — и никому его не избегнуть.
Но поскольку множество людей умирает тихо и без истерик, мы позволяем себе надеяться, что всё случится внезапно и до омерзенья легко.
Как пьяный нырок в ледяную прорубь.
Или надеетесь вы жить вечно?
Торопитесь. С прощальным шипением поезд стронул колеса.
— Уф, ссука… какая она, эта пыль! — вскрикнул Румбо, хлеща себя по лицу в желании вернуть былую трезвость.
Заморочился он Пылью Сиреневой, перхотью трупной, струпом мертвячьим; забыл прадеда- крокодила с прабабкой-рысью.
Дабы рассеять засосавшую панику, ухватил было лестницу — рвануть наверх обратно — когда к ужасу своему увидел, что бетонная стена помоста за спиною его исчезла, и теперь маячит еле где-то вдалеке, в сиреневом мареве.
И возопил в отчаянии Румбо, и дошло до него, что слои Сиреневой Пыли перемещаются друг относительно друга, как океанские течения — и одно из таких течений унесло его от Красной Комнаты и влечет сейчас куда-то по пустыне серебряных струпьев.
Он попытался бежать, но ноги мигом увязли. Перемещаться здесь приходилось медленно, плавно извиваясь и балансируя: при малейшем рывке или ускорении проклятая пыль обращалась зыбучим песком. Более или менее быстро выходило только ползать. Тут-то и пригодились навыки предка-крокодила.
Румбо стал переползать поперек течения пыли, пытаясь поймать поток, который отнес бы его обратно. Приставную лестницу держал при себе для случайной надобности. Ползти голышом с лестницей на спине — удовольствие не из приятных, тем более — ползти в неизвестность. Пыль раздирала носоглотку, слепила, сбивала дыхание.
Он рычал, полз и сплёвывал.
Сплёвывал, полз и рычал.
Вдруг по левую руку увидал он нечто, напоминающее телефонную будку.
Аккуратными перекатами, не выпуская лестницу, подплыл к непонятной постройке, мечтая об одном: зацепиться.
Лестница и в этом помогла ему.
И вот он стоит на твердом полу, хотя неясно, покоится ли эта «будка» на месте, или же перемещается по пустыне, влекомая пылью.
Прежде всего: телефона здесь нет.
Румбо повертелся на месте, прислонив лестницу к стене.
Больше всего это напоминает кабину лифта. Тем более, что на стене имеется пульт. И зеркало.
Он поглядел на себя. Вид неважнецкий: абсолютно все волосы выпали; торс покрывает восковая бледность — и змеится кривыми стежками шов от вскрытия.
— Нажать, что ли, кнопки… — сплюнул крошево запавших зубов Румбо.
Чего тут думать? На пульте их всего две: черная и белая. На черной половине — белая кнопка, на белой — черная: круглый пульт раскрашен под монаду «инь-ян».
Рассудив, что лифты перемещаются в вертикальной плоскости, Румбо предположил, что кнопки означают соответствующие направления. Ехать вниз по понятным причинам не хочется. Что ж… над потолком кабина продолжения не имеет… значит ли это, что выше, чем он сейчас, кабина подняться не может? Что, если находящаяся под полом стальная опора будет выдвигать её выше: не даром здесь крыша прозрачная… К чёрту: мешкать можно до бесконечности… Румбо почесал мошонку, зажмурился и нащупал кнопку.
Сразу открыл глаза.
Ничего не произошло.
— Не работает? — Румбо надавил сильнее, стал по очереди нажимать обе.
Вдруг он осознал, что при нажатии на белую кнопку сиреневое поле вокруг как бы становится красным, а при нажатии на черную — явно синеет. Эта игра цвета напоминала мигание осветительных прожекторов.
Он давил и давил кнопки, и мир вокруг него переливался всеми цветами радуги. Глаза давно замутило сиреневым, так что вскоре Румбо вообще перестал различать цвета, и не был уверен даже, является ли чёрное белым, а белое — чёрным.
Голова раскалывалась, горькая рвота подступила к горлу. Он уже оставил в покое кнопки, но окружающее пространство продолжало мерцать всё ярче, и мерцание это сопровождалось ритмичным неистовым гулом, шедшим из глубины.
— Бежать отсюда! Помоги мне, прабабушка-рысь! — вскрикнул Румбо и, собрав с прокисшего мозга последние капли воли, подхватил лестницу и бросился вон.
Он забыл, что Сиреневая Пыль засасывает.
И чудо: только забыв об этом, он обрел под ногами твердость!
Сначала, опьянев от этой новой свободы, он помчался не разбирая пути, но потом решил передохнуть, чтобы осмотреться и сориентироваться.
Лишь успев краем глаза заметить, что временное убежище провалилось в пучину, тотчас обнаружил страшное: его начинало засасывать при замедлении темпа, а решив остановиться, он едва не ушел в пыль по пояс.
Румбо метнулся вперёд что есть мочи, не до конца осознав еще смертельную опасность: бежать в таком темпе сил хватит еще не долее минуты, а затем он упадет замертво, и пыль поглотит его.
Инстинктивно отбросил лестницу, и тот час заметил: она не тонет!
Сделав резкий крюк, подбежал к лестнице и, прыгнув, вцепился в неё руками. Пыль накрыла с головой: он завизжал и единой судорогой исторг из заднего прохода собственные перегнившие внутренности.
Но лестница держала: вытолкнула Румбо на поверхность и, подобно надувному матрацу, заскользила по течению.
— В который раз выручаешь меня, милая! — толком не отдышавшись, он покрыл плоть лестницы неистовыми поцелуями.
Аккуратно вытянув тело наверх, распластался на животе вдоль дюралевых реек; отдыхал, отвернув лицо в сторону, сморкаясь и вычищая веки от мерзкого порошка.
Но что это?! Не может быть…
Удача!! Вероятно, течение развернуло его, и теперь прямо по курсу Румбо ясно видел бетонный выступ, с которого он — теперь, кажется, вечность назад — не к месту спустился.
Попробовал грести в пыли, и у него получилось (правда, пыль мгновенно набилась в легкие, вызвав приступ раздирающего кашля). К тому же онемели вдруг руки, и страшно зачесались вены.
Но Румбо забыл об усталости.
Вот она цель: уже близко.
Кто это сидит, свесив ноги, там, справа? Неужели…
— 3о-оя!! — изодранной глоткой выхрипел Румбо, — 3оя! 3оя! Помоги мне!!
