замёрзшего русла громоздились высокие торосы, похожие на торчащие из-под снега плавники замёрзших исполинских рыб. Что заставило лёд вздыбиться — взбаламутившая воду стихийная аномалия или почтивший своим визитом эти края технокракен, — определить не удавалось. Но торосная гряда создавала труднопроходимую преграду для тех сталкеров, кому могло понадобиться пересечь реку по льду. Зимой такая переправа была куда безопаснее, нежели по, как правило, разрушенным мостам, где вольные бродяги рисковали столкнуться и с егерями Хистера, и с чистильщиками, и с биомехами.
Раскинувшийся пред нами пейзаж можно было бы сравнить с арктическим или антарктическим, если бы не одно «но» — в нём отсутствовала унылая умиротворенность, столь характерная для безлюдных полярных широт. Кое-где из-под снега вырывались клубы пара, порождаемого сейсмически активными разломами земной коры. То тут, то там на всём обозримом пространстве наблюдалось какое-нибудь копошение. Неугомонный технос бороздил колесами, гусеницами и стальными конечностями волны белых барханов. И чем выше вставало солнце, тем сильнее становилось заметно, что пустошь испещрена тысячами разнообразных следов.
При взгляде сверху их отпечатанная на снежной толще хаотическая сетка напоминала узор папиллярных линий. Примерно такой, какой присутствует на руках у человека. Здесь также имелись широкие проторенные дороги — вроде больших складчатых линий на ладонях, и дороги поменьше, и совсем узкие, едва заметные отсюда тропки, оставленные поверх сугробов лёгкими ботами. Вот только, при всём богатстве выбора, ни один из раскинувшихся перед нами путей не мог считаться безопасным. Что, впрочем, в равной степени относилось и к нехоженым участкам пустоши. Только они были опасны по иной причине. Той самой, о какой несколько минут назад заикался хитромудрый доктор Зелёный Шприц.
— И куда теперь? — осведомился я у него, выбросив отслуживший своё и не подлежащий восстановлению бинокль. Несмотря на обнадёживающее начало нашего рейда, всё оказалось намного хуже, чем я предполагал.
— Дайте-ка сориентироваться, я ведь в этих краях ещё никогда не бывал. — Тиберий опустил бинокль и, продолжая глядеть вдаль, начал в задумчивости покусывать губу. — Та-а-ак… Если я сейчас стою лицом к северу, значит, идти нам нужно… э-э-э… А где Государственный университет?
— Да ты, «ботаник», по-моему, до сегодняшнего дня вообще никогда из своей лаборатории нос не высовывал! — фыркнул Дюймовый, озвучив и мои опасения тоже. — Вон же, блин, оно — твоё НГУ! Под снегом, прямо у подножия холма! Видишь верхушки зданий? Это и есть «энгэушные» корпуса!
— Не «оно», Георгий, а «он». НГУ — это, в первую очередь, университет, и только потом — здание, — поправил Жорика Свистунов, вглядываясь в указанном направлении. — Стыдно в твои-то годы таких элементарных вещей не знать… Ага, вижу! Точно, он — прямо как на тех фотографиях, которые мне показывали.
— Не тебе, профессорская морда, учить меня русскому языку! Я тоже, между прочим, институт закончил и немного в науках кумекаю! — огрызнулся напарник. — А ты, вместо того, чтобы умничать, разуй глаза и приглядись к этому своему университету! Давай-давай, внимательно смотри, не отвлекайся!
— Ну, пригляделся. И что конкретно я должен там увидеть? — нахмурился Тиберий, явно почуяв в словах оппонента подвох.
— Да ничего, кроме камней и развалин! — хохотнул Жорик. — Ноль целых ноль десятых там сегодня от твоего НГУ осталось. Лишь стены и потолки. Да и те дырявые, уже наполовину рассыпались. Так что, хочешь ты или нет, а прав всё-таки я. Вон
— Вообще-то, тупым тебя здесь называет лишь твой закадычный друг, — заметил Свистунов, с опаской оглянувшись на меня. — А я отношусь к тебе дипломатично, как на посольском приёме. Сомневаешься — спроси у господина Хомякова. Уж он-то не даст мне соврать, поскольку, как офицер, разбирается в этикете получше нас с тобой, вместе взятых.
— Надо же: жрецы науки наконец-то о моей офицерской чести вспомнили! — проворчал я, невольно втягиваясь в спор. — Только поздновато спохватились. Да, была у меня когда-то такая, но сегодня вся вышла. Вы же, «светочи», сами последние её остатки по ветру развеяли. Вот теперь и ловите их, если они вам понадобились.
— Геннадий Валерьич меня тупым исключительно за дело обзывает, — отвесил мне реверанс Жорик. Чем фактически признал, что не держит на меня обиду за давешнюю грубость, с которой я осадил его в вертолёте. — А ты, лаборант, явно нарочно меня на драку подначиваешь!
— И зачем мне это нужно, скажи на милость? — пожал плечами Тиберий.
— Знал бы, зачем — ты бы уже не жил, — безапелляционно заявил Чёрный Джордж. — И моли Бога, чтобы я твою гнилую сущность не раскусил!
— Ладно, хватит угроз! Нашли время трепаться о сущностях и прочей ерунде! — прервал я неуместную дискуссию. И, указав на развалины университета, вернул Тиберия к теме: — С чего вдруг тебя интересуют эти руины? Сталкеры туда по доброй воле никогда не суются — слишком рискованно. Здешний тамбур коварен. Если тебе не удалось быстро взобраться на вершину кургана, лучше держись подальше отсюда. У его подножия и на склонах ты — великолепная мишень, которую видно за километр.
— Полтора года назад мы установили в НГУ для сбора и передачи данных кое-какое полевое оборудование, — ответил Свистунов. — И у меня есть ключ доступа к его пульту управления. Так что, пока «Светоч» не отрезал мне доступ к своим ресурсам, надо этим пользоваться. Возможно, именно через этот ретранслятор поддерживает связь с Центром экспедиция, которую ведёт ваша Арабеска. Вот мы и выясним, куда эти искатели отправились и не поменяли ли они свои планы… Ну так что, вы проведёте меня туда?
— Проведём, — согласился я, приглядываясь к торчащим из-под многометровых сугробов верхним этажам университетских корпусов. — Но долго там оставаться нельзя. А оно вообще фурычит, твоё оборудование? Может, его давно снегом завалило, а ты не в курсе.
— Насчёт снега не знаю, но аппаратура функционирует, — уверенно кивнул Зелёный Шприц, активируя прикреплённый к его налобной повязке мини-компьютер «Дока». Перед глазами учёного тут же засветился похожий на выгнутое забрало, полупрозрачный голографический монитор-анализатор, сквозь который Тиберий смотрел теперь на окружающий его мир. Судя по всему, «Дока» и принял сигнал от находящегося примерно в четырёхстах метрах от нас ретранслятора «Светоча». Дорогущую игрушку доверили нашему доктору, но её полезность с лихвой окупает каждый доллар её стоимости. А вдобавок эта умная железяка ещё и «made in Voenprom», что говорит об её исключительной надёжности и стойкости к опасностям Пятизонья.
Склоны кургана также были изрезаны следами биомехов, чьи стаи извергались из тамбура во время периодических пульсаций Узла. Колеса и гусеницы многотонных исполинов укатали некогда рыхлый снег, позволяя нам идти по нему, словно по земле. Быстро, как только возможно, мы спустились к подножию холма по колее какого-то бронезавра и сразу же столкнулись с первой трудностью. Руины НГУ были окружены снеговыми наносами. Настолько высокими, что даже технос предпочитал объезжать их стороной.
Впрочем, трудность эта была вполне прогнозируемой, и у нас имелись под рукой средства для борьбы с нею.
Вернее, не под рукой, а в буквальном смысле под ногами. Подошвы наших ботинок для экстремального туризма были снабжены раскладными механическими снегоступами. Стоило лишь мне, поочередно приподняв ноги, дёрнуть за торчащие из ботиночных задников специальные кольца, как протекторный слой каждой подошвы тут же трансформировался в плоскую сетчатую конструкцию. Формой она напоминала большой — около восьмидесяти сантиметров в длину, — лавровый лист. То же самое проделали со своей обувью Жорик и Тиберий, которого я заставил сменить в вертолёте цивильные зимние кроссовки на более подходящие для нашего путешествия армейские башмаки. До чего эта учёная крыса, похоже, сама никогда бы не догадалась.
Уверенное хождение на снегоступах требовало некоторой тренировки. И хорошо, что нам пришлось тренироваться в относительно спокойной, а не в боевой обстановке. Сойдя с проторенной колеи, мы вразвалочку, будто пингвины, пошагали гуськом вверх по пологому сугробу. Он примыкал к частично обвалившемуся фасаду главного университетского корпуса и достигал четвёртого этажа. Снег был
