туда не пройдёшь, а тем паче не проедешь. Так что в действительности наш маршрут получался в полтора- два раза длиннее. И почти три четверти его, согласно моему плану, пролегали по замёрзшему руслу Оби. Получался солидный крюк, но на льду наша «Кайра» могла развить максимальную скорость и в итоге очутиться на месте на порядок быстрее, чем переберись мы сразу на левый берег и двигайся по следам Динары.
Однако от бассейна НГУ до реки ещё нужно было добраться. Что являлось для нас рискованной задачей и без рыскающих поблизости патрулей Грободела.
Теперь Свистунов открыл ворота гаража на всю их ширь. А пока крышка люка поднималась, Дюймовый запустил двигатель и, понемногу увеличивая обороты турбины, начал его прогревать.
Использование в современных аэросанях столь же современных реактивных двигателей (само собой, с заниженным уровнем мощности в сравнении с лёгкими летательными аппаратами, где применялись аналогичные турбины) позволило сделать этот вид транспорта более тяжёлым и грузоподъёмным. И, как следствие этого, более устойчивым и управляемым. Прибавьте к этому усовершенствованную подвеску, гарпунную лебёдку, кучу других технических наворотов, и вы увидите, что нынешние «Кайры» и «Альбатросы» похожи на аэросани полувековой давности не больше, чем сегодняшние автомобили — на своих собратьев того же временного периода.
Единственное, что смущало меня перед предстоящей поездкой, — это, как шутил мой дедушка, «прокладка между рулем и сиденьем». То есть наш бравый, рвущийся в бой пилот. Нет, я, конечно, верил, что Жорику доводилось водить аэросани — это стало понятно ещё до того, как он выгнал их из гаража на снежные просторы. Уверенность, с какой напарник знакомился с панелью и рычагами управления «Кайры», красноречиво свидетельствовала: он имеет представление о том, что делает. И всё равно, на душе у меня было неспокойно. Инстинкты подсказывали мне: что-то здесь не так, а своим инстинктам в Пятизонье я привык доверять.
Молодой и нетерпеливый Чёрный Джордж стремился изо всех сил спасти свою ненаглядную Арабеску. Благородный порыв, спору нет. И нам действительно стоило поторопиться. Вот только спешка — она ведь тоже бывает разной. Можно спешить осмотрительно и с умом, а можно, как гласит народная мудрость, и людей смешить. И ладно, если бы только смешить. В сегодняшней нашей спешке альтернативой смеху станут наши переломанные конечности и свёрнутые шеи.
Однако делать нечего — другого водителя аэросаней среди нас не нашлось. И едва выезд из гаража открылся, Дюймовый, взявшись за рычаги, довёл обороты турбины до нужных и стронул «Кайру» с места. Получилось довольно резковато, но я не стал высказывать ему на сей счёт претензии. Дело простительное: непривычная техника, долгое отсутствие практики и всё такое…
Впрочем, без претензий не обошлось, и терпение моё иссякло ещё до того, как наши глаза привыкли к яркому свету.
Появление на нём без солнцезащитных очков могло вызвать снежную слепоту, а после двухчасового пребывания в темноте смотреть на искрящиеся на солнце сугробы было и вовсе невыносимо. Мы и не смотрели, а надели имеющиеся в ранцах тёмные очки сразу, как только расселись по местам и приготовились к выезду. И Жорик их надел наравне со всеми. Однако, не проехав и полусотни метров, он всё равно врезался в торчащий из-под снега обломок стены.
«Дрянные очки — ни хрена в них не видно!» — именно так оправдался Чёрный Джордж, когда мы стали костерить его за неуклюжесть. Ещё бы нам не возмутиться, если мне и Тиберию пришлось выбираться из кузова и вручную отталкивать «Кайру» от препятствия, поскольку у неё, как и у всей подобной техники, отсутствовал задний ход!
Последующая четверть часа, в течение которой мы искали кратчайший путь к реке, дала окончательно понять: мои инстинкты меня не подвели. Как часто на самом деле Чёрный Джордж катался на аэросанях в прошлом, я не знал. Но даже если его стаж пилотирования ими превосходил мой стаж вертолётчика, дальше базовых навыков мастерство Дюймового не развилось. Пока он приспособился к приёмистости двигателя и научился чувствовать его на различных оборотах, со всех нас семь потов сошло. И от волнения, и от физического напряжения, поскольку толкать тяжёлые сани всякий раз, когда Жорик налетал на очередное препятствие, было трудоёмкой работой.
Отрадно, хоть его рвение спасти Арабеску не затмило ему инстинкт самосохранения. Поняв, что у него не выходит с ходу взять норовистую «Кайру» за рога, напарник волей-неволей поумерил и свой норов. Это понизило скорость нашего передвижения, зато сделало его относительно равномерным, без прежних сумасшедших рывков и последующих налётов на встречные обломки.
Короче говоря, плавного старта не получилось. Впрочем, всё могло сложиться и хуже. Перевернись мы или провались в глубокую расщелину, и на этом наше путешествие «с ветерком» тут же завершилось бы. Но помятый о камни нос «Кайры» — пока единственное её повреждение, — не мог заставить нас сойти с дистанции.
— Вот так и газуй, гонщик хренов! — утерев со лба пот, наказал я горе-водителю, когда он наконец-то сумел обогнуть несколько препятствий подряд. Покамест они являли собой лишь обычные руины и снежные наносы. По здешним меркам — мелочь, они не шли ни в какое сравнение с той внушительной преградой, навстречу которой мы сейчас двигались.
Это был высокий и длинный вал, протянувшийся прямой линией с севера на юг, насколько хватало наших глаз. Объехать его не представлялось возможным. Но перемахнуть через вал, набрав скорость, было в принципе реально. Его склоны выглядели для этого достаточно ровными и пологими. Разве только по другую его сторону нас ожидает какой-нибудь неприятный сюрприз, но тут уж как повезёт. Оно ведь и в мирной жизни так: пока не завернёшь за угол незнакомого дома, никогда не узнаешь, что ты там обнаружишь и понравится ли тебе твоя находка.
Снежный вал вырос над проходящей здесь железнодорожной насыпью. Постоянные подвижки земной коры давно разорвали её во множестве мест и лишили прежней прямоты. Но снегопады и бураны замели все бреши и складки, отчего эта искусственная возвышенность выглядела сегодня, пожалуй, ещё ровнее, чем до Катастрофы. Помимо того, что нам был невидим противоположный склон насыпи, впереди нас ждала ещё одна неизбежная проблема. До этого мы двигались между сугробами, располагающимися на открытом пространстве грядами, подобно пустынным барханам или океанским волнам. Это сужало поле нашего зрения, зато скрывало нас от глаз тех, кто за нами охотился. Взобравшись же на вершину вала, мы на некоторое время становились видны как на ладони. Беря во внимание уйму ищущих нас чистильщиков, вероятность того, что в этот момент все они будут смотреть в другую сторону, была невелика.
Однако делать нечего, и обозленный нашими упрёками Чёрный Джордж, сосредоточенно прикусив губу, повёл «Кайру» на штурм этой преграды.
Мы торопились как могли. А вдруг и впрямь повезёт перемахнуть через неё незамеченными? К тому же за те секунды, что аэросани находились на вершине вала, нам нужно ещё успеть окинуть взглядом окрестности и найти удобный съезд к реке.
Вот где, по идее, Жорику следовало воскрешать в памяти свои водительские навыки! Между правым берегом Оби и железной дорогой простиралось пустынное белое поле шириной около трёх километров. Говорят, до Катастрофы в этом прибрежном районе располагалась дачная территория, ныне покоящаяся под многометровой толщей снега. На юге она упиралась в монументальную стену плотины ГЭС. На севере, у излучины — там, где Обь поворачивала на северо-восток, — этот фрагмент пустоши терял свою девственную белизну и приобретал обычный для сегодняшнего Новосибирска вид. То есть покрывался торчащими там и сям, будто чёрные угри, верхушками руин и уцелевших зданий. Кое-где поле пересекали следы биомехов и снегоходов. Последние, надо полагать, были оставлены совсем недавно «Маламутами» и «Альбатросами» чистильщиков. Куда они отсюда разъехались, неизвестно. Но, похоже, Грободела, расширяющего зону поиска, этот участок берега больше не интересовал.
Или, может быть, Хряков лишь хотел, чтобы я так думал, а сам рассадил солдат за снежными дюнами и ждёт не дождётся, когда мы перевалим через насыпь?…
Проклятая паранойя! Только бы сегодня ты оказалась не права!
Пригодное для съезда на реку место виднелось чуть севернее — там, где в Обь впадала идущая от плотинных шлюзов обводная протока. Она также перемёрзла и была совершенно не видна под сугробами. Но образовавшаяся в её устье впадина позволяла скатиться на заснеженный лёд реки по ровной, пологой горке. Примерно на таких легоньких спусках начинающие горнолыжники постигают азы слалома. Так что и
