будет противно это слышать…
— Гм.
Я думала, что могло убедить корабль сотворить с ним такое. Он согласился нанести ему эти… я могла назвать это только увечьями… и в то же время отказался принять обратно терминал. Почему он так поступил? Он говорил мне, что хотел бы изменить его разум, но вместо этого изменил тело, повинуясь его бредовому желанию стать таким же, как аборигены.
— И я теперь больше не могу менять пол по своему желанию. Органы по-прежнему вырастают заново, если их удалить, — кораблю не удалось отключить эту способность. Во всяком случае, они растут не так быстро, так что это может сойти за интенсивную терапию. И он не стал менять мою… э-э… частоту колебаний, как ты бы могла это назвать. Я по-прежнему не старюсь, и проживу гораздо, гораздо дольше, чем любой из них… но я думаю, что мы вернёмся к этой проблеме позже, когда до него наконец дойдёт, что я искренен в своих стремлениях.
Единственное предположение, которое приходило мне в голову, состояло в следующем: корабль согласился преобразовать физиологию Линтера к параметрам, стандартным для этой планеты, чтобы тот на собственном примере убедился, как несладко им тут приходится. Очевидно, кораблю показалось, что, сунув нос глубоко в прелести Истинно Человеческого Существования, тот быстро побежит назад в корабельные райские кущи, наконец смирившись со своим Культурным уделом.
— Ты так и считаешь, а?
— Считаю? Что я считаю? — Я сама себе казалась персонажем дурацкой мыльной оперы.
— Я это вижу, не отпирайся. Ты считаешь меня сумасшедшим придурком, правда? — сказал Линтер.
— Ну хорошо, — я остановилась на середине пролёта и повернулась к нему. — Я в самом деле считаю, что ты повредился рассудком, раз решил… так далеко зайти. Это… глупо, это тебе принесёт немало вреда. Такое впечатление, что ты просто нас дразнишь, испытываешь корабль. Ты что, пытаешься свести
— Нет, Сма, конечно, нет. — Он выглядел раздражённым. — Меня не заботит корабль, но я волновался… как ты это воспримешь. — Он накрыл мою ладонь своими. Его руки были холодными. — Ты мой друг. Ты многое для меня значишь. Я никого не хотел задеть, ни тебя… ни кого-то ещё. Но я делаю то, что кажется мне правильным. Это очень важно для меня, важнее всего, что я делал прежде. Я никого не хочу расстраивать, но… слушай, мне жаль, что вышло так.
Он отпустил мою руку.
— Мне тоже жаль. Но это похоже на увечья. На уродство. На инфекцию.
— Это мы сами — инфекция, Сма.
Он отвернулся и сел на ступеньку, глядя на город и море.
— Мы сами себя изувечили, мы сами над собой провели эксперименты по мутации. Это они — норма, а мы просто очень умные подростки. Дети, дорвавшиеся до самого лучшего конструкторского набора в мире. Они реальны. Они живут так, как должны жить. А мы — нет. Потому что мы живём, как нам взбредёт в голову.
— Линтер, — сказала я, садясь рядом с ним. — Вот твой грёбаный духовный дом, вот край затмившихся мозгов. Это место, которое обогатило нас концепцией Гарантированного Взаимного Уничтожения[46]. Они тут кидают людей в кипящий котёл, чтобы исцелить их болезни. Они тут пользуются электрошоковой терапией. Тут есть даже нация, которая не считает казнь на электрическом стуле чем-то из ряда вон выходящим.
— Продолжай, — подбодрил Линтер, щурясь на дальнюю морскую синеву. — Ты забыла о лагерях смерти.
— Это место никогда не было раем. Оно никогда им не станет, хотя определённый прогресс, разумеется, возможен. Ты отворачиваешься от всех достижений, от всех преимуществ, которых мы добились с тех пор, как преодолели их уровень развития, и ты оскорбляешь их так же, как Культуру.
— Тогда я прошу прощения, — он покачался на корточках, обхватив себя за плечи.
— Единственный путь к выживанию для них — это путь, по которому прошли мы. А ты всё это объявляешь дерьмом. Это ментальное дезертирство. Они тебя не станут благодарить за то, что ты сделал ради них. Они скажут, что ты съехал с катушек.
Он покачал головой, всё ещё держа руки на предплечьях и глядя вдаль.
— Может быть, они пойдут своим путём. Может статься, им не понадобятся Разумы. Может быть, им не нужно будет такое технологическое изобилие. Они могут всего этого добиться сами, и даже без войн и революций… просто… поверив в это. Более естественным способом, чем те, что доступны нашему разумению. Естественность. Вот это они всё ещё понимают очень хорошо.
— Естественность?
Я расхохоталась.
— Ты сам — наилучшее доказательство того, что ничего изначально естественного не существует. Они тебя просветят в алчности, ненависти, ревности, паранойе, бездумном религиозном поклонении, страхе перед Богом, а прежде всего — ненависти ко всему, кто отличается от них самих. Белым. Чёрным. Мужчинам. Женщинам. Гомосексуалистам. Вот такое поведение и впрямь кажется естественным для них. Собака пожирает другую собаку и ищет, кого бы ещё сожрать, и никаких тебе костылей для неудачников… Вот дерьмо! Да они так уверены, будто
— Но, Сма, они ведь живут согласно велениям их инстинктов, или по крайней мере пытаются. Мы так кичимся тем, что наша жизнь строится осознанно. Но мы потеряли чувство стыда. А оно нам тоже нужно. Даже больше, чем им.
— Что?!!! — заорала я.
Я круто развернулась, схватила его за плечи и бешено затрясла.
— Что мы должны сделать? Устыдиться своего сознания? Ты спятил? Что с тобой творится?! Да как у тебя язык повернулся такое ляпнуть??!!
— Но послушай же! Я не имел в виду, что они лучше нас. Я даже не говорил, что мы должны брать с них пример. Но у них есть идея… света и тени, которой мы лишены. Они горделивы, но и стыдиться тоже умеют, они подчас чувствуют себя властелинами мира, но потом осознают, сколь беспомощны на самом деле. Они знают свои добрые и злые стороны. И те, и эти! Они научились жить, балансируя между ними. Мы так не умеем. И… разве ты не понимаешь, что хотя бы для одного человека — для меня — с опытом жизни в Культуре, во всех её проявлениях, всё-таки может оказаться предпочтительнее жить в этом обществе, а не в Культуре?
— И ты считаешь, что эта адская дыра… предпочтительней?
— Да. Конечно, раз уж я сделал то, что сделал. Они… исполнены жизни. В конечном счёте они окажутся правы, Сма. На самом деле, всё то, что здесь творится, то, что мы — или иногда они сами — зовём злом, не имеет значения. Это просто происходит. Это случается здесь. Уже одно это служит оправданием. Уже хотя бы ради одного этого стоит жить здесь и быть частью всего этого.
Я стиснула его плечи.
— Нет, я не понимаю, о чём ты говоришь. Линтер, чёрт подери, ты ещё больший чужак, чем они. По крайней мере, у них есть выход. Лазейка. Бог. Ты знаком с этим недавним грёбаным мифическим изобретением? А ещё у них есть фанатики. Зелоты[47]. Мне тебя жаль.
— Спасибо.
Он моргнул и снова уставился в небеса.
— Я не надеялся, что ты сразу же проникнешься моим новым мировоззрением, но… — он издал звук, способный сойти за смех, — я не думаю, чтобы ты не была на это способна, не так ли?
