одном из джипов, а американские радисты засекли, как немцы из других джипов передавали сообщения о совершенных ими диверсиях. После этого началась широкомасштабная охота за шпионами. Пароли были бесполезны — немцы могли узнать их, поэтому солдаты военной полиции и контрразведки, останавливая джипы и другой транспорт, спрашивали всех подозрительных:
— Что значит «Браун Бомбер»? («Brown Bomber» — прозвище американского боксера тяжелого веса Джо Луиса, чемпиона в 1937–1949 гг.) Где находится «Уиндисити»? («Ветряной город»— Чикаго.) Что такое «Войс»? (Voice — на армейском сленге — «рация».) Скажите «wreath» (почти все немцы вместо th говорили t). Эти своеобразные проверки проводились на многочисленных дорожных постах при движении и к фронту и в тыл, причем особое внимание уделялось сидевшим сзади, которые, как скоро выяснилось, говорили по- английски хуже. Некоторых переодетых немцев-водителей эти вопросы ввергали в панику, и они выдавали себя, стараясь прорваться через пост вперед или повернуть назад.
19 декабря контрразведчики обратили внимание на двух лейтенантов, которые спокойно сидели в джипе и наблюдали за спешившими мимо них на передовую частями. При проверке их личные знаки, справки о военной квалификации и прохождении боевой подготовки не вызывали сомнений. Они сказали, что обучались в КэмпХуде. И тут проверяющий спросил:
— Бывали в Техасе? — Нет, — ответил один из «лейтенантов». — Никогда. — Заберите их! — тут же велел контрразведчик. — Кэмп-Худ находится в Техасе! Затем в Льеже — месте переправы через Маас и одной из главных целей Скорцени — приехавшая в джипе группа «американцев» попыталась выяснить местонахождение штаб-квартиры командующего и была немедленно окружена солдатами военной полиции. Вызванный Уоллаш быстро «расколол» одного белокурого «лейтенанта», и тот сообщил имена и описал всех офицеров Скорцени и рассказал, что экипажи особой 150-й танковой бригады, также находившейся под его командой, сидя в захваченных американских танках, «отступая» будут захватывать мосты через Маас. После этого «лейтенанта» доставили в штаб Первой армии. Там он заявил, что рассказал все, что ему было известно.
— О’кей, — ответили ему, — тогда мы отдадим вас комиссару. Как и большинству немцев русские внушали «лейтенанту» ужас, поэтому, оказавшись перед верзилой в красноармейской форме, который стал орать на него и задавать вопросы по-немецки с сильным акцентом (будучи американцем из Милуоки), он побледнел и хрипло проговорил:
— Еще нам нужен Эйзенхауэр. Скорцени в сопровождении группы своих людей, переодетых американскими офицерами, повезет будто бы захваченных немецких генералов в штаб вашего верховного командования в Версале для допроса. Они будут ехать на американских машинах и, оказавшись внутри, пустят в ход оружие, и Эйзенхауэр будет похищен или убит самим Скорцени. История могла оказаться выдуманной, но штаб верховного союзного командования решил принять меры безопасности. Отель «Трианон» и другие здания, которые занимал штаб, были окружены колючей проволокой, танками и почти тысячей хорошо вооруженных солдат военной полиции и «джи-ай». Пять офицеров контрразведки следили, чтобы всех приходивших к Эйзенхауэру сначала встречал и опознавал его адъютант, а его самого поместили в огороженный со всех сторон дом, двери, окна и крыша которого охранялись солдатами. Несколько дней генерал просидел взаперти, так как контрразведчики опасались снайперов.
Тем временем в Бюле пятьдесят «американских» танков 150-й танковой бригады расстреляли ничего не подозревавший американский бронетанковый батальон. Американцы забили тревогу: «В нас стреляют наши же танки!», и военной полиции было приказано докладывать обо всех незапланированных танковых передвижениях. Движение судов по Маасу было прекращено, а оба берега патрулировались, и любого, кто пытался переплыть реку, задерживали и подвергали проверке. Благодаря этим мерам были захвачены пятьдесят четыре немецких солдата в форме союзников или гражданской одежде.
В Мальмеди Скорцени встретил готовую к бою артиллерию американцев и перед началом атаки отправил людей разузнать сколько у них орудий и какого калибра. Предупрежденные артиллеристы задержали лазутчиков и дали из орудий свой ответ. Присвоенные американские танки были разбиты, и из них вскоре были извлечены мертвые и раненые немцы, все в американской форме.
22 декабря в Первой армии начался военный трибунал над захваченными участниками операции «Грайф». Все они были признаны виновными в нарушении законов ведения войны посредством ношения военной формы противника на занятой им территории с целью шпионажа и диверсий и приговорены к смертной казни. Расстрельная команда привела смертные приговоры в исполнение.
Никто не может сказать, сколько сотен «грайферов» погибло в бою, но известно, что после трибунала было казнено около ста тридцати. Офицеры контрразведки Первой армии передали по «Радио Люксембург» их имена, подробности операции «Грайф» и приметы еще не схваченных офицеров, прежде всего Скорцени. Ожидавший результатов разведки вместе со своими танкистами, Скорцени был ранен осколком снаряда. Он решил рискнуть — прорваться вперед с остатками своей бригады и двинуться дальше, но тут из полученного радиосообщения стало ясно, что шансов на выполнение операции не осталось, и он неохотно велел своим подчиненным снять американскую форму.
Одним из последних заданий, выполненных после этого Скорцени, было приготовление и распределение капсул с ядом, которыми впоследствии отравились многие нацистские лидеры, в том числе Геринг и Гиммлер.
Сдавшись американцам, Скорцени заявил, что он на самом деле вовсе не собирался убивать Эйзенхауэра, что это была просто легенда, которую он придумал, чтобы воодушевить своих людей. К тому же он знал, что кое-кто из них будет захвачен и расскажет о ней, чем увеличит наше замешательство. Под конец Скорцени заявил:
— Если бы я запланировал это, я бы попытался осуществить, а попытавшись осуществить, я бы добился успеха. Перед состоявшимся в Дахау судом, функции которого выполняли девять офицеров, обвинители Скорцени сняли с него некоторые обвинения, включая соучастие в пресловутом убийстве американских военнопленных в Мальмеди. Скорцени говорил, что не только его «грайферы», но и британские и советские разведчики надевали военную форму противника, и что он велел своим людям использовать ее лишь для перехода линии фронта, аперед началом боевых действий снять. 8 сентября 1947 года трибунал после всего лишь двух с половиной часов совещания освободил Скорцени и семерых его соратников.
— Меня судили честным судом, — признал Скорцени, — и не применяли никакого физического воздействия, хотя мне и пришлось провести 22 месяца в одиночном заключении. Моя единственная жалоба — кто-то «освободил» меня и от часов, подаренных Муссолини. После этого Скорцени, как офицер СС, должен был предстать перед немецким судом по денацификации. Сидя в немецкой тюрьме, он получал письма от своих почитателей в Америке, которые предлагали ему помощь. Утром 27 июля 1948 года тюремщики обнаружили, что Скорцени бежал.
— Этот человек имеет много сторонников на свободе, — заявил его обвинитель полковник Альфред Розенфельд. — Они намереваются организовать подполье и предложить ему возглавить его. Теперь самый опасный человек в Европе на свободе. Местопребывание Скорцени долгие годы оставалось в тайне. Потом пришло сообщение, что он живет в Мадриде и появился на заупокойном богослужении в честь Муссолини в восемнадцатую годовщину со дня смерти итальянского диктатора.
ДОБЫЧА
(По материалам П. Кнышевского и газеты «Московский комсомолец»)
Реституция по-советски, или «Сплошная Чемодания»
Гитлеровская армия обрушила на Россию неисчислимые беды.
Казалось, не было той цены, которую немцы могли бы заплатить за тысячи разрушенных и
