— Кто такая лэй’тэри? Вы так Елну называете, кажется?
Хельвин довольно сощурился, словно ждал этого вопроса. Может, и в самом деле ждал. Хотя все это выглядит ну очень странно, с чего бы полукровке так откровенничать со мной, а?
— Лэй’тэри — это жена лэй’тэ. Для тех, кто оказывается во Дворе, она становится… Говорят, моя мама любила печь пироги. Вставала на рассвете и замешивала тесто. А потом делала вкусные пироги с разными начинками. Она происходила из простой семьи народа тирсинэ. Поэтому считала незазорным для себя готовить на целую ораву малышни и гвардейских молодчиков. А это сотни две ртов, — гордо вздернул он нос. Это почему-то меня умиляло. Приятно, когда кто-то говорит о матери с такой гордостью и теплотой. — О ее выпечке до сих пор вспоминают. Как и о ласковых руках, способных усмирить даже самого дикого воспитанника, о добрых глазах, смотревших на мир открыто и с нежностью, об улыбке, согревавшей всех и каждого. Через несколько лет после ее смерти гвардия настояла на том, что отцу надо заняться поиском подходящей лэй’тэри. Нам без нее тяжело, холодно как-то. Еще через год во Двор, нагло распахнув двери, заявилась Елна. Она сказала, что пришла к нам за своей дочерью, которую мы забрали. Когда ей рассказали, откуда вытащили малютку, Елна долго плакала. Она была талантливой целительницей- полукровкой и работала при каком-то храме. Когда девушка забеременела и родила, от ребенка избавились, а ей сказали, что младенца отдадут в доброе семейство, если целительница продолжит свою работу во благо храма. В четыре года Ринэ носили на руках, она даже ходить нормально не умела. А сейчас в такую деваху вымахала, — усмехнулся он, — что нас гоняет. Отец ее приставил за казармами следить, вот удружил! Тогда же крохой была. Елна, как узнала, что ее дитя пропало, — любителей посудачить всегда навалом, — сбежала из храма и непонятными нам путями нашла Двор. И через полгода стала моей приемной матерью и лэй’тэри.
— Короче, Склифосовский! Эта ваша лэй’тэри — та, кто за порядком следит?
— Хе-хе, иди это Елне скажи, вот она посмеется. Лэй’тэ — спасает наши жизни, а лэй’тэри — лечит наши души.
— Ну да, мне она шкуру хорошо залечила. Даже шрамы убрала. Вот! — Я хотела показать свою руку, когда-то исполосованную когтями грифона, но забыла о наглухо застегнутых манжетах. Пришлось тянуть в сторону воротник, демонстрируя чистую кожу над ключицей, где оставил отметину маркграф.
— Это она умеет! А ты это, застегивайся давай. Не дайте боги, Рейвар увидит.
— Пф! Боялись мы того бурундучка!
— Ты-то, может, и не боишься, а вот мне и так предстоит лекция о семейных ценностях и волчатах.
— Ой, а у тебя дома собачки?
— Лис, у меня дома дети от оборотня. Они довольно лихо перекидываются, поэтому Рейвар их волчатами зовет.
— Извини, — изобразила я вселенское раскаяние. И тут же поморщилась — спина нещадно ныла.
— Потерпи немного — судя по картам, скоро поворот к замку. Там и расстанемся. Вы с охраной поедете в Каменный Грифон, и ты сможешь перебраться в седло Нелли без риска услышать зубной скрежет.
— Тогда надо срочно перебираться к Нелли. Мне-то ладно, потерплю и скрежет, зато кое-кто зубы сточит!
— Даже не надейся! — рассмеялся Хельвин. — Они у Рейвара крепкие. Да и вообще, навряд ли позволит такое. Хе-хе, в последнее время мой друг открывается мне с новой стороны. Ни разу не видел, как он сходит с ума от ревности, пока ты ему не попалась.
Я не попалась, я попала! Причем глобально.
Несколько минут мы молчали. Я пила отвар и думала, куда бы окунуть голову, потому как у меня по шее уже пот ручьями тек. О чем думал Хельвин, не знаю. Но в итоге он выдал:
— Лис, я так и не понял, какого беса между вами происходит. Елна, мудрая женщина, попросила меня не вмешиваться, а просто рассказать тебе все это. Но запомни, хвостатая, если ты причинишь ему боль, придушу собственными руками.
Ой, что-то мне сразу так прохладно стало! Даже озноб появился.
— У него всегда было много женщин, — продолжал говорить Хельвин, все так же упрямо глядя перед собой. — Если мы где-то надолго задерживались, обязательно появлялась та, в чьих объятиях он мог хоть ненадолго забыться. Я даже не знаю, понимает ли сам Рейвар, зачем это делает, раз за разом уходя раньше, чем успевает привязаться. А ты… не отталкивай его, очень прошу! Если уж он выбрал тебя, не отталкивай.
И почему я опять чувствую себя теми макаронами?.. Пришел, заварил, съел, ушел.
— Может, мне еще и довериться ему, а? Хельвин, ты целый час мне по ушам ездил только для того, чтобы я твоего обожаемого Рейвара пожалела, да? Потому что он сирый и убогий? Черта с два! Он меня не пожалел в свое время, так почему я должна его жалеть?
Хельвин схватил меня за руку, заставив посмотреть на себя:
— Почему? Хотя бы потому, что ты его любишь.
— Себя я люблю больше! Отпусти меня, — дернула я руку. Потерев запястье, заметила: — Вот уж не думала, что все полукровки такие двуличные сволочи. Хоть какое-то постоянство в мире! А я еще как дура с ним пирожками делилась.
Последнее меня почему-то особенно задевало. Я ему, можно сказать, самое дорогое, а он мне час езды по ушам и синяки. В который раз убеждаюсь, что Дарвин ошибся лишь в одном: от обезьяны, а в частности от павиана, произошел только мужчина!
— Ну, чего надулась? Не хотел я тебя обижать. Но и смотреть на то, что ты с ним творишь, мне не очень нравится.
— Я творю? — Вот это наглость!
— А кто же еще? Сколько он вчера с тобой носился? И с убийством этим, и с покушением. А ты ему хоть спасибо сказала? Могла бы и отблагодарить.
— И помочь тебе выиграть пари? Ну, нет уж. Теперь я чисто из вредности обязана тебе насолить хоть в чем-то, — развеселилась я, наблюдая, как у полукровки вытягивается морда лица. Мне от такого даже на душе полегчало. Приятно вернуть себе привычное хулиганское амплуа. — Так что следующее мое: «Иди куда подальше со своими неприличными намерениями» — я посвящаю тебе!
Звук скрежетания зубов вскоре станет для меня уже привычным. Неплохая музыка.
— Ты… ты…
Вот только ничего стоящего Хельвин так и не успел придумать. Развернув коня, к нам направился Рейвар собственной остроухой персоной.
Значит, вампир с оборотнем, да?
Сейчас я была так зла на Рейвара, на Хельвина и даже на саму себя, что ничего не боялась. Наоборот, мне нестерпимо захотелось сделать им побольнее. Особенно этому злобному типу, который держит меня за кошку, с которой можно запросто общаться по типу: «Киса-киса… брысь под лавку!»
— Ну и что вы не поделили?
— У меня спина от седла болит и пониже нее — тоже. Я вообще хвост имею в виду, но то самое, о чем вы подумали, устало не меньше. А эта редиска, — ткнула я пальцем в Хельвина, пораженного такой наглостью, — не разрешает мне к Нелли перебраться.
— Почему? — Рейвар пристроил своего коня справа от моего Онки.
Меня это несколько взволновало. Во всяком случае, я поймала себя на том, что малость задыхаюсь. Легко говорить, когда он далеко. А вот стоит ему появиться, у меня мысли из головы сразу выветриваются и остается только просить саму себя: «Лиска, хватит пялиться, куда не следует!»
Я пожала плечами:
— Странный он у вас. О зубах твоих беспокоился. У тебя с ними проблемы? — попыталась я заглянуть ему в рот. Ой, нет! Это была плохая идея — сразу проснулись пошлые мысли. Пришлось спешно прятать бесстыжие глаза.
— Проблемы будут у одного пустозвона, — грозно посмотрел Вареник на моего обидчика.
Я удивленно приподняла брови и тоже посмотрела на Хельвина, чтобы, пока Рейвар не видит, показать этому нехорошему типу язык. Будет знать, как обижать невинную лисичку.
