– Пёса, что за дрянь ты там нюхаешь, – по-тански бросил всадник на сером коне. – Пошли!
Собака вдруг лизнула Донакку в нос и размашисто побежала на север.
– Пи-и-ить, – снова застонал Бьяг из Дейси.
Над ним склонился один из пеших, следовавших за верховым, в длинных изгвазданных кровью бурых одеждах поверх доспехов. За широкий пояс была заткнута железная палица.
– Пей. Дрянной у тебя выдался день, сосед, удача по дороге прошла, а ты как назло на выпасе, – странным образом, и по бледному веснушчатому лицу, и по говору, пришельца скорее можно было принять за жителя Лоута или Коннахта, чем за чужеземца.
Он протянул умирающему оплетенную полосками кожи баклагу. Тот схватил ее обеими руками и принялся жадно глотать, не замечая, что вода, смешанная с кровью, выливалась из дыры под ребрами. Воин с палицей за поясом протянул руку к голенищу сапога. Коротко блеснула сталь, он принял баклагу из уже мертвых пальцев и пробормотал на непонятном языке: «Прости и прими отрока, мати сыра земля.» Очертив на груди только что нашедшего покой покойника странный знак, пришелец вытер нож об Бьяговы шкуры, сунул обратно за голенище, и пошел вслед за всадником. Проследовало еще с десяток или больше воинов, эти явно издалека, огромного роста, в стали и богатых мехах.
Когда они отдалились, Донакка вновь полез за Дунналовым мечом. Для того, чтобы высвободить лезвие, он откатил одного из полуголых мертвецов, лежавших поверх тела вождя, перевернув его лицом вверх. Это оказался Фаолан, с перерубленной ключицей, серый от грязи и потери крови.
– Слушай меня, сын Аодагана, – вдруг прошептал мертвый.
Донакка не подпрыгнул и не закричал – не потому что не хотел бы, а просто не было сил.
– Ты был прав, – Фаолан схватил его за руку. – Они думают, что служат Одину. Один мертв. Они служат Балару.
– Так Балар ведь тоже мертв? – Донакка поддержал голову товарища, из чьего рта потекла по уже запекшемуся следу свежая струйка крови.
– Балар никогда и жив-то не был. Что вечно бдит, да не живет, смерть самой смерти переждет. Он хочет вернуться, чтоб снова прикончить Нуаду.
– Спокойнее, спокойнее, последнюю кровь растеряешь.
– Неважно, меня уже ждут на островах вечно молодых. Слушай, важно, – лихорадочно шептал Фаолан, по-прежнему вцепившись Донакке в руку. – Эта битва – западня фоморцев. Балар, Тетра, Бадб… Они хотят, чтоб дверь открылась. Хотят вернуться.
– Дверь?
– Маэль сын Мурхада говорил… «Всех пленных принести в жертву Одину. Так велел Фьольнир.»
Фаолан закашлялся.
– Так если Маэль и Фьольнир победят, они принесут жертву и откроют дверь? – задал наводящий вопрос сын Аодагана.
– Неважно, кто победит. Если одиннадцать раз по тринадцать раз по семнадцать воинов погибнут, их крики призовут…
Глаза лейганца закатились, он тонко захрипел, хватка его руки на запястье Донакки ослабла.
Глава 100
«Ну и что, что лязгнет,» – наконец решил Горм, заключил Тиру в объятия, и поцеловал под одобрительные вопли всадников сгрудившейся вокруг Хёрдакнутовой тяжелой конницы. У серебряного змея стояли сам Хёрдакнут верхом на Альсвартуре и Хельги с каким-то незнакомым коньком поменьше в поводу. Хан поставил лапы на бок Кольгримме и лизнул Тирину руку.
– Кого мы недосчитываемся? – наконец спросил конунг.
Один из сыновей Брианна (все полтора десятка воинов Туад Хумайна в приличном снаряжении, похоже, были его сыновьями), тот, на чье копье была насажена голова Маэля, сказал:
– Мурраг пал. И отец что-то задерживается. Тадг, младший брат, с ним.
– Родульф с дюжиной ноннебакских ратников пошел на запад за старым конунгом, – пояснил Йокуль.
– Карли, – сказал Хельги. – Подъехал ко мне рассказать, что разгадал предсказание Тадодахо…
– Какое предсказание?
– Винландский шаман ему предрек, что он найдет свою любовь, когда собаки сани по траве повезут быстрее, чем по снегу, а Сунна четыре раза с горы скатится. Он сказал, энгульсейские колесные нарты – первая часть предсказания, а венедские огненные колеса – вторая. Такой был веселый, – средний Хёрдакнутссон повесил голову. – Десяти шагов не отъехал, ванненцы вперед пошли. Подо мной коня убили, а ему копье под мышку. Любовь…
– Еще сколько народу потеряли? – Горм оглядел ряды воинов.
– Сотни две аконтистов, пятьдесят кливанофоров, и четырех катафрактов, – ответил щедро покрытый подтеками неприятельской крови Кирко, мешая танский с этлавагрским.
– Коннахтцы почти все полегли, едва полста осталось. А у этих? – конунг протянул зрительную трубу сидевшему за ним отроку. – Тихомысл?
Тот долго оглядывал выстроившуюся у моря стену щитов, потом сказал:
– Они друг друга закрывают, но не больше тысячи трехсот пятидесяти.
– Достойные воины. Всех вождей потеряли, а как строй держат, – сказал Хёрдакнут.
– Не всех, Нидуд дроттар жив еще, но досадно будет их пустить на прокорм чайкам да лисам, – Горм задумался, кинув взгляд в сторону стены вражеских щитов под знаменем с вороном. – Не побегут, хоть корабли за ними, и путь открыт. И своих сколько еще положим, да за уже решенное дело… Говорить пробовали?
– Не вышел разговор. Нидуд гонца посохом забил, – прогудел Камог.
– Выходит, естественным образом их сдвинуть с места нельзя, – конунг взглянул на брата. – Стало быть, надо попробовать сверхъестественный. Хельги, напомни мне про твою задумку с осадой свартильборгского замка.
– Аксуда мне дал запас смеси для вызова злых духов. Дурман-трава, кшате, какие-то сушеные грибы, и странное игольчатое растение с запада. Я думал, застань мы Фьольнира в замке, зажгли бы под стеной нежаркий костер, а над ним на решётах повесили бы смесь…
– Стой, так как она работает?
– Просто. Кто ее вдохнет, видит злых духов.
– Винландских или еще каких?
– Я знаю?
Тира пояснила:
– Обычно под воздействием таких средств каждый видит то, чего больше всего боится. Видения наслаиваются на восприятие действительных событий.
Горо в согласии закивал.
– Хельги, эта отрава у тебя с собой?
– Да, в лесу с обозом осталась.
– Пошли-ка за ней, да за дровишками для костра. Надо бы еще подумать, какие действительные события им подкинуть, чтоб видения вышли пострашнее, так?
– Сам поеду, – сказал Хельги, ставя ногу в стремя. – Заодно дам псарям знать, как их учитель погиб.
– А не проще всех перебить? – спросил Кирко. – Это вроде не против вашего закона?
– Это по закону, – прогнусил Ингимунд. – И по обычаю.
– По закону, и по обычаю, да не по совести, – Щеня приблизился к серебряному змею, на ходу поддерживая свежевыкупанного в крови и грязи лейганца или коннахтца, настолько мелкого и тощего, что на вид ему можно было дать лет двенадцать. – Я пару раз останавливался раненым помочь, и вот кого ко мне Яросвет с вестью послал.
