летнего дворца.
Последние три года, переезд багряного двора во второй летний дворец происходил до весеннего солнцестояния, а возвращение оттуда в Лимен Мойридио задерживалось до поздней осени. Причиной этого, увы, была опасность набегов варваров с далекого севера. Необходимость на своей же земле прятаться от дикарей в мохнатых штанах была не раз оплакана и вельможами, и схоластами. Последних особенно уязвляло то обстоятельство, что генеалогия багряной династии описывала промежуток времени в несколько раз длиннее, чем вся история и предыстория варваров, чьи боги, и те еще не существовали во времена истинной славы багряной гегемонии, когда ее столицей был ныне обреченный забвению Ипсипургомагдол.
Упадок упадком, а Тире гораздо больше нравилось проводить время в аулионе и его окрестностях, чем в зимнем дворце. Причин этому было несколько. Начать с того, что зимний дворец не был окружен одичавшим садом, где можно было залезть на вишневое или шелковичное дерево и прекрасно провести время, поедая ягоды, читая свиток, например, с историей гегемона Алазона и басиллисы Кудиопартено, и мечтая. Такая история нравилась Тире, в отличие от «истории», занимавшей большую часть зимних уроков и в основном сводившейся к бесконечной зубрежке тысячелетней генеалогии. Кстати, летние уроки часто приходились Тире по вкусу, например, фармакология – наука о ядах, или орхестетика – наука о плясках. Последняя включала и особо сложные пляски с кинжалами и со змеями, что было очень занимательно. Кроме того, за три года, прошедшие с последнего набега варваров на Лимен Мойридио, Тире удалось удрать из зимнего дворца в город ровно один раз, и этот успех очень плохо кончился для архифилакса, начальника дворцовой стражи, который был разжалован наместником, послан на север, и вскорости погиб в очередной стычке с варварами. Сам наместник и словом не обмолвился об этом – о судьбе архифилакса Тире рассказал Плагго, благородного вида и поведения старец, изредка появлявшийся при дворе. Плагго же помог Тире устроить выдачу для семьи погибшего ежемесячного вспомоществования. После этого случая, сбегать из дворца и носиться по городу вместе с детьми ремесленников и купцов, знавших Тиру как Тиро, сына травника Горо и поварихи Нетты, больше просто не хотелось. Все же возможности выйти из дворца с ведома наместника непременно вели к обряжению в одежды с таким количеством золотого шитья, что они не гнулись, глашатаям, трубачу, и отряду стражи в сопровождение. В летнем дворце все эти проблемы просто не возникали. Никто не ждал от Тиры, что она будет сидеть в четырех стенах, расшитый золотом гиматион оставался в Лимен Мойридио (вот бы что крысам съесть), и многие уроки проходили на открытом воздухе. Время от времени, летняя учеба была не просто занятной, но даже таинственной.
– Мегалея, мегалея!
Настойчивый шепот травника наконец разбудил Тиру. Тот стоял у изножья ее кровати. Травника сопровождал молодой страж со стеклянным светильником в руке, судя по его виду, отчаянно нервничавший в присутствие наследницы багряных гегемонов.
– Горо?
– Одевайся, мегалея. Ночь, луна на ущербе, время собирать дурман-траву и белену. Мы ждем за дверью. Да, вот тебе кое-что на зубок от матушки Нетты. – Горо поставил на резной столик с перекрещенными ногами в изголовье кровати серебряный подносик, на котором лежало или стояло что-то небольшое, пахнущее молоком, медом, и земляникой.
Травник и страж скрылись за дверью, оставив светильник на том же столике. В его свете стало ясно, что издавало соблазнительные запахи – стеклянный кубок с парным молоком и разрезанное надвое хлебное кольцо, половинки которого были намазаны медом и земляничным вареньем соответственно. Тира оттолкнула перину, поставила босые ноги на ковер, и впилась зубами в половинку хлеба с медом. Запив проглоченное молоком, она выскользнула из шелковой туники, в которой спала, подошла к зеркалу, наскоро провела несколько раз гребнем по волосам, сгребла волосы сзади обеими руками, уплотнила получившийся хвост, одной рукой подняла его вверх, и, взяв с полки под зеркалом пару длинных стальных булавок с золотыми головками, крест-накрест заколола. Сделав два шага назад, Тира посмотрела на свое отражение, подсвеченное сзади светильником – формы могли бы быть и подраматичнее, но снова сойти за мальчишку, если понадобится, может и не удасться, даже с подобранными кудрями. Тира открыла ларь, вытащила из него тонкую льняную тунику, расшитую красным и зеленым растительным узором, бросила обратно, вытащила другую, белую, с воротом, расшитым жемчугом….
– Мегалея, луна не ждет даже гегемона, – напомнил из-за двери Горо.
Тира нырнула в белую тунику, достала из другого ларя пару носков из тонкой козьей шерсти, натянула их на ноги, встала в красные сандалии, и затянула ремешки. Теперь ей нужно было найти столу, подходившую по цвету к сандалиям, и тоже с жемчугом на вороте…
– Мегалея, мы идем собирать дурман-траву этой ночью или следующей?
Тира наконец нашла правильную столу, надела ее, подпоясала кушачком из того же материала, допила молоко, и, хлебное кольцо с земляничным вареньем в зубах, распахнула дверь.
– Толмо, оставайся здесь, – сказал травник стражу. – Идем.
– Факел или лампа нам не нужны? – спросила Тира, проглотив очередной кусок хлеба.
– Нет. Твоим глазам нужно привыкнуть к темноте. Травы на свету теряют силу, – Горо вел Тиру за руку по темному проходу. – К тому же, луна только на ущерб пошла. Расскажи мне пока, какая польза от черной белены.
– Лист черной белены помогает от судорог. Если семена смешать с кислым крепким вином и выварить, на поверхность поднимется зеленая жидкость. Эту жидкость надо собрать, осторожно смешать с купоросным маслом, взболтать…
– Правильно. И как потом используются кристаллы?
– Если сделать слабый раствор и им промыть рану, помогает от боли. А раствор покрепче можно подмешать в вино, если надо кого отравить.
– Тоже правильно. Для незаметного отравления подходит?
– Нет. Действие очень заметно.
– А если кого, например, отравили беленой, как его спасти?
– Красной марганцевой солью и маковым соком.
Горо и Тира вышли из аулиона. Луна поднималась над холмами по краю долины. Лунная дорожка отблескивала на поверхности реки, лес загадочно шелестел. Если немного прищуриться, можно было представить, как к чертогу на скале во всей его былой роскоши приближается вверх по реке череда кикноптер – речных лодок с носовыми украшениями и обшивкой, сделанными по подобию лебединых голов с шеями и перьев. В первой кикноптере, обхватив тонкой рукой серебристую лебединую шею, стояла бы прекрасная басиллиса, вся в иссиня-черном, с золотой диадемой на бледном челе. В чертоге горели бы огни, яркие как день, и раздавалась бы музыка…
– Что это, вроде свет в развалинах? – сказал Горо. – Наверное, луна отражается в бассейне, отблески на стенах играют. Там еще сохранилось несколько занимательных мозаик, сейчас не разглядеть, но днем как-нибудь можно будет сходить. Слоны южан на осаде Ипсипургомагдола, корабли Алазона в заливе Мойридио…
В чертоге, пусть басиллису ждал бы сам Алазон, высокий, с серо-голубыми глазами и волнистыми темными волосами, готовый бросить к ее ногам только что завоеванную тиару багряной гегемонии. Хотя он практически наверняка никогда не бывал в долине новой реки Меларизо. Во времена до Кеймаэона, и река называлась по-другому, и у басиллис с выбором женихов было скорее всего несколько легче. Тира с печалью подумала о своем долге выйти замуж, чтобы продолжить династию. Количество возможных женихов, по словам наместника, сводилось всего к двум – сыну тирана Килии или племяннику тирана Притеники. И тот, и другой по происхождению были варварами, хотя тираны Килии последние несколько поколений ходили без меховых штанов, в приличных шелковых туниках, и в значительной степени избавились от отвратительных варварских привычек типа поедания студня из лосиных носов с чесноком или, того пуще, питья запузырившейся браги из ячменя с солодом. Хотя в наихудшем случае, если бы и оказалось, что жених пожирает тухлое акулье мясо и бараньи мошонки, непрерывно портит воздух, и храпит, как пьяная свинья, его можно было бы раз-два употребить для производства потомства, а затем отравить. Не беленой, конечно, а чем-нибудь менее очевидным. Например, соком устриц, собранных после красного прилива. Эта мысль сильно приободрила Тиру. Тем временем, она и Горо дошли до пересечения троп – прямо и направо – в лес, налево – к теплому бассейну в развалинах. Откуда-то слева раздавались
