– Сейчас мы узнаем, стоила ли Торлейвова придумка восьмидесяти марок серебра, – Горм старался держать прави?ло как можно легче, и чтобы раньше времени не выдать верткость драккара нападающим, и чтоб не терять скорости. Со снеккаров кричали непонятное из-за расстояния, а может быть, и из-за языка – отрывки, доносившиеся вдоль воды, звучали угрожающе-бессмысленно.
– Щеня, поменяйся с Корилом у весла! – осенило старшего сына ярла. – Корило, доставай козу! Только сразу не начинай играть, подойдем поближе!
– Не козу, а волынку! Настоящая, в Волыне сработана, с лягушкой и тремя дронами, – объяснил Корило, извлекая из холстинного мешка устройство, сделанное из цельного козьего меха. Где у козы полагалось быть копытам, торчали трубки, одна из которых соединялась с небольшим мехом наподобие кузнечного. На нем-то и была изображена лягушка. – Что играть-то?
– Ты что-нибудь коннахтское или лоутское знаешь?
– «Атол брас,» «Конунг альвов.» Зачем, давай лучше «Дева вопрошала?» Красивее?
– Давай «Атол Брас.» Надо не красивее, а чтоб пробрало! «Деву» будешь пьяным поморцам в корчме играть!
– Ну, как скажешь, – Корило просунул руку в лямку, затолкал мех под мышку, и принялся надувать воздух в шкуру.
– Это ты у Мстивоевой ватаги взял? – спросил здоровяк Реннир, ныряя в пластинчатый доспех. – Биркинские шкиперы, как волынку заслышат, даже на берегу за кошель хватаются!
– Ну, под боевую волынку не только бодричи морским разбоем промышляют. Еще ушкуйники, только у тех как раз коза, – сказал Корило.
– По-каковски они орут? – полюбопытствовал Стир, прилаживая к креплению на борту большой круглый щит из дерева, крытого бычьей шкурой и проклепанного поверх кожи железными бляхами. – Чтоб меня скрючило, там кто-то с Лолланда есть! Слышите, как гнусит?
– Они будут верпы с канатами кидать, – крикнул Горм, – чтобы с нашими кораблями сцепиться! Видишь канат – руби! А сейчас – гребите во всю мочь! Корило, играй!
Венед вытащил затычки из трубок и нажал локтем на козий мех. Раздался оглушительный вой, словно три матерых волка приветствовали луну протяжно, а четвертый помоложе – с переливами. Прерывистый вой последнего волка помогал гребцам задать еще большую скорость. Чтобы не отставать, Хан бешено залаял. Не очень успешно пытаясь перекрыть волынку и пса, Гаук снова запел, или заорал, очередную песню, как обычно сложенную Эгилем Сыном Лысого о собственной непредставимой крутизне и нарочитом презрении к смерти:
Если не по числу, то по скорости и по количеству производимого шума преимущество точно было на стороне йеллингской ватаги. Сбродный народ в снеккарах (откровенно, может быть, два корыта из шести действительно заслуживали это название) не шибко налегал на весла и смотрел на Кровавого Змея Бурунов и следовавшего за ним в небольшом отдалении Оленя Фьордов с недоумением, но, увы, без должного ужаса. Некоторые из разбойников и точно были похожи то ли на загорелых, то ли на просто очень грязных обитателей берегов Янтарного моря, другие выглядели явно по-мидхафски, с отдельными мордами лиц настолько очевидными в своей полной козлиности, что они немедленно напоминали байку про моряка, потерявшего кораблекрушение на острове, населенном одними козами, и про найденных на том же острове несколько десятилетий спустя обитателей, отвечавших на вопрос, откуда взялись: «Мы ме-е-естные!» Полукозлы мидхафских островов и иже с ними крутили в руках трехлапые якоря-верпы, явно готовясь зашвырнуть их в драккары, притянуться по канатам, и нахлынуть через борта вовнутрь. Их жадные взоры привлекала паровая машина в первом драккаре, но они совершенно не обращали внимания на еще одно нововведение, рассекавшее воду на расстоянии пары пядей от его носа, покрытого искусной резьбой, изображавшей изогнувшего шею и оскалившего пасть змея.
– Рун резных на роге рокот слышат боги![80] – заорал Горм вместе с гребцами, и налег на прави?ло грудью.
Почти не теряя скорости, драккар описал плавную дугу, заканчивавшуюся примерно под прямым углом в борту одного из снеккаров. До большинства сидевших в нем, даже возможность того, что произошло далее, скорее всего, так и не успела дойти. Киль драккара обычно делался из прочной, но не очень толстой и достаточно гибкой дубовой или ясеневой балки, отнюдь не рассчитанной на то, чтобы врезаться ей в другие суда, которые к тому же стоили столько серебра, что обычно никому в здравом уме не пришло бы в голову нарочно их топить. Под килем же Гормовых кораблей на примерно половину их длины проходило бревно из черной лиственницы, соединенное собственно с кораблем веревками из волокон морских водорослей. Спереди, бревно было расщеплено, и в расщеп вставлено и закреплено железными заклепками толстое железное же лезвие, верхний край которого поднимался чуть выше уровня воды. По коварному замыслу Торлейва Мудрого, при легком столкновении это лезвие должно было рассечь борт вражеского судна, чтобы в то хлынула вода, вынуждая его гребцов не грести и не сражаться, а черпать.
Однако, столкновение между Кровавым Змеем Бурунов и ладьей околокилейских разбойников никак нельзя было назвать легким. Под бешеный лай, вой волынки, и вопли о рунах, крови, и смерти, драккар на полной скорости колуном врубился в меньшее судно, будучи дополнительно отягощен весом парового водомета, дров, железного лезвия, и его лиственничного древка. Раздался оглушительный даже в сравнении с ранее отравлявшими окрестности неблагозвучием звуками треск, в воздух полетели грязные тела, местами прикрытые броней, весла, и куски сосновых досок. Нос ладьи оказался по одну сторону от Змея, корма – по другую. Из гребцов, большинство пошли ко дну, даже толком не побарахтавшись – похоже, никто не учил их плавать в панцирях или кольчугах. Несколько более удачливых или более расторопных разбойников удержались на поверхности, вцепившись кто в мачту, кто в бочонок.
Снова затрещало. Олень Фьордов повернул не влево, а вправо, и ударил одну из двух наиболее снеккарообразных посудин поближе к корме. Развалить ее пополам не получилось, но в дыру от борта до киля хлынула вода.
– Табань! Полный назад! – гаркнул Кьяр.
Второй драккар дал задний ход, быстро ускоряясь. Несколько головорезов с тонущего снеккара успели-таки запрыгнуть на нос Оленя, где, проявив заслуживающий всяческого уважения дренгрскапр, были изрублены в куски.
– Вперед! Вперед! Кром и Эгир! – Горм выпрямил прави?ло и огляделся по сторонам. Шкипер самой южной из оставшихся на плаву ладей некоторое время надсаживался на непонятном наречии, потом его ватага споро налегла на весла, уходя к берегу на юго-запад. Еще в одной разбойничьей посудине случилось волнение, за борт вылетел кто-то в неплохих доспехах и с кистенем, булькнув и пустив круги по воде, как большой булыжник, после чего и эта ладья отправилась в направлении берега, странно виляя на ходу из-за отсутствия кормчего. На носу большей из посудин перед Змеем, огромного роста толстомордый воин тряс палицей и сыпал отборными танскими и венедскими ругательствами вперемешку с дикозвучащими выражениями на неизвестных языках. Горм частично разобрал упрек предателям, в тени Калинова Моста крытым драуграми через три домовины в замогильный стон, и дальше не совсем понятное про червивые уды в поносной дыре. Ватажники сквернослова спешно связывали его снеккар с соседней ладьей.
– Ярл! Ярл! – Кьяр на корме Оленя поднял в воздух два меча и сделал ими одновременное колющее движение.
«Я-то думал, еще раз баранья шкура,» – подумал Горм. – «Но тогда, мы бы совсем без добычи
