Сердце-зверь

меня петь. Я пела, и язык бился в мозгу, и казалось, его кончик привязан к дирижерской палочке, которой машет капитан Пжеле.

Ненадолго приехал Эдгар. Мы положили обе телеграммы рядом. Эдгар раскачивал куриную маету, шарик летал по кругу, клювы тюкали по доске. Я смотрела на курочек спокойно. Ни зависти я не ощущала, ни жадности. Только подавленность. Такую подавленность, что не хотелось отнять у Эдгара куриную маету.

— Не случайно почту возят в мешках, — сказала я. — Мешки почты дольше странствуют по свету, чем мешки жизни.

Белая курочка, рыжая, черная — я хотела посмотреть на каждую из них, по очереди. Очередь сбилась, они же так быстро тюкали клювами. Но не сбилась очередь мешков — с поясом от платья, с окном, с «орехом», с веревкой.

— Брось, швабская ты бабка-мешочница, — сказал Эдгар. — Если кто услышит тебя, решит, что ты спятила.

Мы разложили на полу фотографии, сделанные Куртом. Мы сидели перед ними, как когда-то в садике со сломанным буксом. И я невольно бросила взгляд на потолок: а вдруг белое там — это все-таки небо?

На последнем снимке была площадь Траяна, и через площадь шел капитан Пжеле. В руке — пакет из белой бумаги, за другую руку уцепился ребенок.

На обороте этой фотографии Курт написал: «Дедушка с мешочком пирожков».

Я подумала: как бы я хотела, чтобы капитан Пжеле вечно таскал на себе мешок со всеми своими мертвецами. Чтобы от его волос запахло свежескошенной кладбищенской травой, когда парикмахер будет его стричь. Чтобы от него пошел смрад преступлений, когда он, после своей работы, сядет рядом с внуком за обеденный стол. Чтобы ребенка затошнило, когда Пжеле этими руками станет совать ребенку в рот кусок пирога.

Я заговорила, чувствуя, как движутся губы при каждом слове:

— Курт однажды сказал, их дети тоже сообщники. Когда отцы вечером целуют их на сон грядущий, дети чуют запах крови, потому что отцы пили кровь на бойне, и детей тоже тянет туда.

Эдгар покачивал головой, как будто и он говорил вместе со мной. Но он молчал.

Мы сидели на полу перед фотографиями. Я взяла в руки снимок с «дедушкой». Поднесла поближе к глазам и внимательно рассмотрела ребенка. Потом — белый пакет дедушки.

Мы еще говорим мой парикмахер, мои ножницы для ногтей, но другие уже никогда не теряют пуговиц.

Мы сидели на полу долго, ноги у меня затекли.

— Когда молчим, мы неприятны, — сказал Эдгар, — когда говорим — смешны.

,

Примечания

1

Черт побери (венг.).

2

Шлюха (венг.).

3

То да сё (венг.); зд.: ничего серьезного.

4

Недостойный человек (венг.).

5

Сладчайший возлюбленный Господь (венг.).

6

Некрасивые (венг.).

7

Das Licht, der Jager, die Braut — свет, охотник, невеста (нем.).

8

Зд.: хахаль (венг.).

9

Господи (венг.).

10

Немножко (венг.).