Оказывается, не совсем.
— Баллада о ста женщинах, — провозгласил Бут.
Мена, Додо и — Фашка. Подумал я. Странно, как агломерат может нести ахинею и одновременно сочинять такие стихи?..
— А у вас есть дети? — вдруг спросил я Бута.
— Увы, недостоин, — говорит он.
— Разве это требует достоинств? — удивляюсь я.
— Заиметь ребенка не так-то просто, — поясняет Чунча. Защита не дремлет. Прежде, чем сдать зародыш в инкубатор надо предоставить справки о том, что ты и твоя жена (именно жена, а не знакомая потаскушка!) достойны выращивать детей. Надо доказать, что вы любите друг друга, что вы обладаете достаточными нравственными качествами, глубоко теоретически подготовлены к воспитанию, хорошо образованы, не имеете дурной наследственности, здоровы, а также имеете целью не спроворить утешение на закатные ступени жизни, но вырастить и воспитать полноценного гражданина для Агло. Душу вымотаешь, пока докажешь, что ты воплощенный ангел, достойный растить молодую поросль…
— Как умно! — говорю я. Я теперь иначе смотрю на отца и мать. Ведь они прошли рогатки бюрократии. Значит, были достойны.
— Очень умно, очень умно… — бормочет Чунча.
— А откуда так много агломерашей? — внезапно говорю я.
Чунча глаза вытаращивает и смеется:
— Ну, Бажанчик, ты подметлив. Если такие высокие требования для обзаведения ребенком, то достойных и быть почти не должно? А первое условие Победившего Разума? Мы семи пядей во лбу, по официальной версии, мы все достойны. Или ты другого мнения?
— Я сказал, не подумав. Вина моя и только моя, воистину вина.
— Запомни, Бажанчик, нет такого яда, на который пронырливый ум глупца не придумает противоядия. Вот почему большинство так легко получает справки о готовности к величайшей ответственности. Не мытьем, так катаньем… ха-ха… Что может остановить тупоумную агломератку, которая задумала привязать к себе мужа с помощью ребенка? Какие бюрократические рогатки? Никакая Защита не оградит гада от гадости — она не может предвидеть всю колоссальность героики тупоумия, доведенного до отчаяния.
Смысл его речей темен был для меня.
Вместе с Бачи, Начи и Рачи в Центре Высокого Обучения. Из любопытства напросился.
Вводят в огромную аудиторию. С трудом свободное. Шумище. Вошел: на пределе возраста, сугорбый, но глаза вместительные — насосы, жадные до впечатлений.
— Нуте, — говорит, — молодые друзья, на чем мы остановись? Итак, последняя четверть пролета перед открытием принципа неглупости и зарождением ЗОД. Прелюбопытнейшая эпоха. Начнем…
И он замолчал. Только насосы — глаза — работают. Я Бачи шепотом: «Почему он только глядит на нас, а — молчит? Когда он начнет?» — «Да ведь он уже начал.» — «Как так начал, когда он помалкивает да таращится на нас!» — А кто гарантирует, что среди студентов нет Дурака? А Дурак, он ведь может не так понять, неверно истолковать. ЗОД чутко охраняет историю от Его посягательств.» — «Выходит, профессор так ничего и не расскажет?» — «Имеющий уши — услышит».
Но, как ни странно, сколько ни трогал я свои, имеющиеся, уши, я ничего не услышал. Профессор даже губами не шевелил. Однако все напряженно слушали, в аудитории была почтительная и внимательная тишина. Некоторые студенты конспектировали. Мне стало скучно и в то же время обидно: восхитительный смысл отчаянной защиты истории от Него не достигал моего умишка… Я, похоже, задремал.
— …и в той же ступени был открыт принцип неглупости агломератов, что создало прочную основу для креации систем Защиты От Дурака, — неожиданно, хрипло, после часового молчания, сказал профессор, нарушив настоявшуюся тишину. Я очнулся. Лекция заканчивается. — «Вопросы, пожалуйста!»
Встал один: с насыщенными серыми пятнами смущения на лице, глаза такие же вместительные, как у профессора.
— Скажите, профессор, неужели все то, о чем вы сейчас так выразительно молчали, — правда?
— Увы, — торжественно произнес профессор.
Больше вопросов не было.
Я возвращаюсь с работы. Центр перекрыт. Шиману тормозят. Лиловые предупреждают, что на площади перед Оплотами — кварталами 999 президентов — собрались нонфуисты. Я с любопытством.
Площадь громаднейшая. Тысячи агломератов. И на трибуне один ярится. Я: кто? Мне: Пим.
Пим! Брат!
Я во все глаза. Обрюзгший. Высокий. Глаза вялые, хотя почти кричит. Нонфуистишка! Слушаю:
— Братья! Восчувствуем! Взыскуйте и обрящете! — речитативом говорит Пим, а толпа подвывает в одобрении. — Ибо дрожит и не дрогнет, ибо колеблется и непоколебима! Скажи себе: истинно верую, — и сгинет душевная боль, и воспрянет к будням своим. Скажите себе: истинно верую в Торжество Разума.
— Веруем! Веруем!
— Сегодня для нашей беседы я выбрал слова Учителя «От дурной привычки нельзя избавиться, выбросив ее в окно. Нужно медленно свести ее по лестнице.»
Чтение — единственный вид спиритуализма, только так мы можем вызвать тени прошлого, чтобы они
