Мы довольно долго шли в тишине, прежде чем Эмберли снова заговорила, и, как мне подсказывало давление в ушах, туннель за это время постепенно опускался; но так как никакого очевидного пути к поверхности видно не было, я решил, что это направление не хуже и не лучше других. Полагаю, мне стоило сказать об этом Эмберли, но мне и в голову не пришло, что она не заметит спуска.
– Что ж, полагаю, что ответ на главный вопрос мы в любом случае получили, – сказала она.
– Какой вопрос?
К этому времени вся ситуация стала настолько безумной, что казалась мне лишенной всякого смысла. Я подозревал, что единственное, в чем можно было быть по-настоящему уверенным, это то, что впереди нас ждут лишь новые неприятности, и надо ли говорить, что я не ошибся. Выражение лица Эмберли на секунду стало удивленным, потом сменилось удовлетворением оттого, что я вообще ответил.
– Главный,– повторила она.– Кому есть польза от стравливания нас с тау.
– Рой-флотилия, – сказал я и содрогнулся, несмотря на вязкую жару в туннеле.
Если генокрады в действительности были предвестниками роя тиранидов, то они развивали стратегию такого размаха, о каком я никогда не слышал, и выводы из этого следовали неутешительные. Эмберли кивнула, явно довольная как моим ответом, так и моей способностью поддерживать разговор. Я полагаю, что беседой она старалась вернуть мне сосредоточенность на боевом задании[52] и не позволяла мне слишком много размышлять о случившемся с нашими спутниками.
– Культ генокрадов, очевидно, действует здесь уже несколько поколений. Нам повезло, что Гравалакс такая дыра, иначе заражение могло бы распространиться уже на полсектора.
– И то хорошо, – согласился я.
Много позже я узнал, что она все равно рассматривала подобную возможность, и ей удалось искоренить несколько меньших культов, которым удалось перекинуться на соседние системы, и тогда казалось, что угрозу удалось сдержать. По крайней мере, пока не появились сами рои-флотилии и мы не обнаружили, что стоим перед войной на два фронта.
Я немного подумал и добавил:
– Они, сдается мне, пробыли здесь достаточное время, чтобы глубоко проникнуть в СПО.
– В числе прочего, – согласилась инквизитор.
Я начинал потихоньку втягиваться в разговор.
– Похоже, они смогли включиться и в местные политические группировки. В ксенофильскую фракцию…
– Равно как и в лоялистскую. – Эмберли мрачно улыбнулась. – Они поддерживали трения между ними, раскололи СПО. К гадалке не ходи, что именно культисты в обеих фракциях вынудили их стрелять друг в друга и заставили лоялистов атаковать тау. Надеясь втянуть нас в войну, чтобы мы тут рвали друг друга на куски, а тиранидский рой вошел в сектор, практически не встречая сопротивления.
Я поежился от озноба.
– И они подошли очень близко к тому, чтобы преуспеть в этом…
– И все еще могут добиться своего. – Голос Эмберли был суров. – Мы с вами последние, кто знает об этом. Если мы не сможем передать эту информацию лорду-генералу…
– У них все получится, – закончил я.
Эта перспектива была слишком зловещей, чтобы даже задумываться о ней, так что мы какое-то время провели в молчании.
И вероятно, это было к лучшему, потому что через некоторое время я начал различать на фоне шелеста наших подошв некий неясный шум. Пыль, помимо того что приглушала звук наших шагов, отчетливо давала знать, что до нас никто не ходил этой дорогой в течение десятилетий. А это означало, что мы вряд ли попадем в еще какую-нибудь засаду. Но источником других звуков там, куда мы шли, не грех было и обеспокоиться. Я поднял руку и погасил фонарь, снова дожидаясь, пока мои глаза приспособятся и оцепенение окончательно покинет меня.
– Что такое? – спросила Эмберли, следуя моему примеру и выключая фонарь.
Мы погрузились в полную темноту.
– Я не уверен, – признался я. – Но, кажется, я что-то слышу.
К моему удивлению и удовлетворению, она не стала расспрашивать, видимо доверяя мне достаточно, чтобы дождаться, пока я сам расскажу обо всем. Я сосредоточился и стал прислушиваться. В действительности это был даже не звук, как таковой, а скорее вибрация в воздухе. Наиболее понятным объяснением этому будет сравнение с чувством, которое в темноте позволяло мне знать, насколько близко находятся стены. Короче, вы либо знаете, о чем я говорю, и в этом случае вы, вероятно, тоже выросли на нижних ярусах города-улья, либо вам придется принять мои слова на веру.
В любом случае, стоя на месте, мы бы ничего не достигли, так что мы с Эмберли снова двинулись вперед, не зажигая света. Мои ладони опять зудели, и Эмберли, похоже, доверяла моим инстинктам, по крайней мере, в этих обстоятельствах. Коридор впереди был все так же пуст, и передвижение в темноте требует гораздо меньших усилий, чем кажется на первый взгляд, так что я постепенно стал различать едва заметное свечение во мраке.
– Впереди, это свет? – прошептала Эмберли, и я так же шепотом подтвердил.
Звуки тоже становились отчетливее, но все, что можно было о них сказать, – они явно производились живыми существами. Волоски у меня на затылке снова встали дыбом.
– До него около полуклома, – тихо добавил я, взвешивая в ладони пистолет.
– Может, это выход на поверхность? – с надеждой спросила Эмберли.
Я покачал головой:
– Для этого слишком глубоко. Мы спустились, по меньшей мере, на три этажа за последние несколько часов…
– И ты ничего не сказал? – Ее голос превратился в разъяренное шипение, и только тогда до меня дошло, что она не замечала спуска. – Может, ты запамятовал, что мы ищем выход?!
– Я думал, ты знаешь, – отрезал я в ответ, с удивлением понимая, что оправдываюсь. – Ты ведешь эту экспедицию, забыла?
– Пра-авда? Ах да, спасибо за напоминание, я думаю, что так оно и есть! – В голосе инквизитора появились обиженные нотки, поразившие меня несообразностью с ее положением и властью.
Внезапно меня начал разбирать неудержимый смех. Вероятно, это сказывалось накопившееся напряжение, но до меня внезапно дошел полный абсурд этой ситуации. Два человека, которые одни только и могли предупредить Империум о кошмарной угрозе, заблудившиеся, потерянные, окруженные целой армией монстров, стояли и пререкались, будто парочка подростков на неудачном свидании. Я закусил нижнюю губу, но чем больше старался сдержать смех, тем сильнее он вскипал у меня в груди, пока, в конце концов, не прорвался громким фырканьем.
Это было последней каплей. Эмберли окончательно вышла из себя.
– Ты думаешь, это смешно?! – рявкнула она, совершенно забыв об опасности.
Мне, конечно, надлежало быть повергнутым в ужас, ибо навлечь на себя гнев инквизитора было делом нешуточным, но – возможно, это была истерика – я запрокинул голову и расхохотался.
– Ну… Ну конечно нет, – смог выдать я между разрывающими ребра приступами хохота. – Новее это… это просто… так нелепо…
– Рада слышать ваше мнение, – холодно произнесла она. – Но если вы думаете, что вам это сойдет с рук… – Оглашение приговора было прервано коротким смешком. – Ладно, забудь… Ох, Император побери… – Теперь смех заразил и Эмберли тоже, исторгнув из ее груди тот самый смешок, подобный всплеску горячей лавы, который всегда так нравился мне.
Теперь уже никто из нас не был в силах остановиться, и мы просто повисли друг у друга в объятиях до тех пор, пока нам, наконец, не удалось заставить ноющие легкие спокойно впустить немного воздуха[53].
После этого мы оба почувствовали себя лучше и смогли продолжить путь с новыми силами. Мы снова стали соблюдать тишину, хотя тот факт, что никто из культистов или генокрадов до сих пор не вышел на нас, говорил о том, что мы, скорее всего, здесь одни. Того шума, что мы вдвоем только что устроили, было
