— Мы только служим! — намного громче повторила Лигейя. — Мы служим Переменам, и Перемены — наша судьба! Слушайте его слова! Преклоните колени во тьме и подчинитесь свету!
— Сердечный ритм ускоряется. Появились аномальные излучения мозга. — Лицо Хокеспур стало зеленоватым в мерцании мониторов. — Еще немного, и нам придется ее возвращать.
— Судьба уже сломала тебя, Лигейя! — закричал Никсос, видя, что пленница горестно захныкала. — Судьба распорядилась, чтобы мы тебя арестовали и привезли сюда. Она сделала тебя усталой и измученной, и она хочет, чтобы ты рассказала нам все, что тебе известно! А иначе — почему ты оказалась здесь? Судьба бросила тебя в камеру, чтобы я дал тебе шанс заговорить раньше, чем над тобой поработают экспликаторы. Чего еще хочет твоя судьба, если не твоих признаний?
— Она уходит, — сказала Хокеспур, и тревожный звонок регистратора жизненных показателей подтвердил ее слова. — Сердце остановилось.
Лигейя содрогнулась и внезапно села прямо.
— Трас'клейя'таллгрия! — прокричала она каким-то ужасным, неестественно низким голосом. Казалось, что он прорвался сквозь стену и ударил в голову Никсосу. — Йак'те'ландра'клаа…
Никсос кулаком ударил по кнопке аварийной защиты, и перед окном упал стальной занавес. Голос Лигейи затих. В нескольких услышанных словах Никсосу почудилось нечто чудовищное, нечто древнее и ужасное. Лигейя заговорила на неведомом языке, и это было наихудшим из признаков: ее голова настолько переполнилась запретными знаниями, что они выплескивались наружу. Только Император знает, сколько бед она могла бы принести незащищенному разуму!
— Она ушла, — отметила Хокеспур, глядя на ровные зеленые линии жизнедеятельности, появившиеся на экранах мониторов.
— Верни ее, — сказал Никсос. — Надо оставить фронт работ для экспликаторов.
Женщина, захватив с собой медицинский набор, вновь набрала код замка и поспешила в камеру. Лигейя лежала на полу и судорожно подергивалась.
Никсос увидел, как Хокеспур, достав нартециум, впрыснула Лигейе полный комплект медикаментов, чтобы заставить ее кровь двигаться. Теперь и Хокеспур, и Никсосу предстоит пройти обряд очищения мыслей, чтобы убедиться, что содержимое головы Лигейи не оставило следа на их разуме. А саму Лигейю будут охранять еще тщательнее: дознание будет производиться дистанционно, а вход в камеру позволят только пыточным сервиторам.
Лигейя кашлянула и сделала долгий прерывистый вдох.
— Оставь ее, Хокеспур, — сказал Никсос, поднимаясь со стула. — Мы потеряли ее уже давно.
Больше ничего не оставалось, как только запереть дверь камеры, вызвать сервитора-перевозчика и возвращаться на Энцелад. Женщина, которую когда-то знал Никсос, исчезла. Ее личность поглотил нечестивый разум.
Ей предстоят жестокие страдания. Но теперь это проблема Мимаса.
«Рубикон» быстро, как только мог, доставил на Трепитос отделение Генхайна и меч Мандулиса. Крейсер пришвартовался в доке над крепостью Трепитоса в тот момент, когда последний из малых кораблей флотилии Клаэса отправился дозором по Шлейфу. В распоряжении Клаэса были несколько дознавателей — в основном отобранных из числа арбитров Шлейфа — и самых сообразительных работников персонала крепости. Сейчас почти все они с головой погрузились в безумие, охватившее Шлейф Святого Эвиссера.
Аларик убедил Клаэса, что сведения о растущей активности культов сейчас важны Ордо Маллеус, как никогда. Люди, которые еще оставались в подчинении инквизитора, были разосланы по всем мирам Шлейфа. Сам Клаэс на последнем корабле направлялся к Магнос Омикрону, где гражданские волнения грозили разорвать на части крупные города этого промышленного мира.
Первостепенной заботой Клаэса было гражданское население Шлейфа. Серые Рыцари ничем не могли помочь ему в подавлении беспорядков: их малочисленная группа была нужна в другом месте. Аларик целиком сосредоточился на Гаргатулоте. Серый Рыцарь надеялся, что власти Шлейфа смогут держать систему под контролем достаточно долго и космодесантники успеют изучить ситуацию.
Генхайн отыскал Аларика в архиве, в окружении сваленных в груды книг и бумаг. Аларик снял доспехи и работал при свечах: на Трепитосе наступила ночь, а люмосферы, висящие высоко под потолком, только окрашивали темноту в желтоватый цвет.
Молодой капитан Серых Рыцарей был поглощен работой. Перед ним на столе, среди открытых книг и пачек разрозненных бумаг, лежало несколько электронных блокнотов. Кроме этого, в комнате были свалены пустые подносы и тарелки. Аларик проводил так много времени в архиве, что приказал немногим оставшимся в крепости слугам приносить еду прямо сюда. Он писал что-то автоквиллом, и в глазах блестели огоньки свечей.
Космодесантники способны оставаться без сна до сотни часов, не испытывая затруднений, но сейчас, глядя на Аларика, можно было сказать, что он не спал гораздо дольше. «Рубикону» потребовалось более трех недель, чтобы слетать на Сатурн и вернуться обратно. Генхайну показалось, что Аларик не отдыхал почти все это время.
— Брат-капитан, — негромко произнес Генхайн. Аларик немного помедлил, затем поднял голову:
— Правосудор. Я рад снова тебя видеть.
Генхайн поднял в руках меч Мандулиса. Его тяжелое, острое как бритва лезвие казалось живым. Сияющий клинок, отражая тусклый свет, делал его ярче, и в комнате сразу просветлело.
— Дурендин сказал, что Мандулис с радостью передал бы тебе меч, — сказал Генхайн.
— Я не собираюсь владеть этим мечом. Танкред обращается с подобным оружием куда лучше меня. — Аларик отложил автоквилл и откинулся назад. — Прости меня, правосудор. Ты отлично справился с заданием. Не было никакой уверенности в том, что Орден удовлетворит нашу просьбу. Спасибо.
Генхайн подошел к столу Аларика и положил меч.
