Присел рядом, дрожащими руками обшарил карманы кафтана. Чёрт! Ни одной монетки. Зато на шее красовалась тонкая серебряная цепочка. Помешкав, всё же сорвал её, подхватил кувшин, поставленный на землю и бросился к краю поляны. Оглянулся на секунду. Бедного виара видимо уже оглушили дубинками. Теперь из-за густых зарослей слышались только крики — Поддай! Да вот здесь тяни, оболтус! Прох, разверни! За сеть, за сеть хватайся, Зелима! Да камень же отвяжи, шоб тебя Чревл сожрал!
Понятное дело, что скоро эти здоровяки появятся с грузом на поляне. Ещё раз оглядев её, я вздохнул и бросился наутёк, прижимая к груди добычу.
Глава шестая
Сколько я пробежал без остановки вот так сразу и не сосчитать: ни столбов придорожных, ни спидометра у меня не было. Но остановился ровно тогда, когда навалила дикая тошнота, по лицу пробежал мороз, а щёки онемели. Сердцу явно не хватало сил нормально качать кровь, вот и отхлынула. Фух! И на чём только держусь?
Прислушался. Погони вроде нет. Да и какая погоня? Не бросят же они пойманного виара из-за кувшина и сидора? Он и в себя прийти может, потом снова мучайся, глуши. А этого зверя они явно не забесплатно ловят. Ну, а насчёт цепочки… Вдруг порвалась во время схватки со зверем, да затерялась в траве. Вот пусть и ищут, я-то при чём?
Чуть отдышавшись, стрельнул глазами по сторонам, увидел поваленное дерево и вяло побрёл к нему. Казалось, сделаешь одно резкое движение и свалишься в обморок, поэтому похож я был на ходячую бесхребетную сосиску, расслабив всё, что не относилось непосредственно к ходьбе. Даже дышал с осторожностью и не слишком глубоко.
Когда до толстенного ствола оставалось шагов восемь, с него во все стороны вдруг посыпались крохотные коричневые зверьки, громко и злобно вереща. От неожиданности я шарахнулся назад. Издалека их видно не было, а с нескольких шагов взбугрившаяся и пришедшая в движение кора дерева повергла меня в ужас. Я уж было решил, что это и не поваленное дерево вовсе, а какое-то очередное лесное чудовище, которое я по неведению разбудил.
— Идите на хер! — вырвался из меня судорожный крик, и от него ещё сильнее похолодела спина.
Но быстро взяв себя в руки, я выдавил слабую улыбку. Потом на всякий случай поднял с земли палку, и приблизившись, постучал ею по стволу. Мало ли. Вдруг там под ним ещё какая-нибудь живность разместилась в своё удовольствие. Вроде местных змей, которых тут незамысловато называют гадами. Гады, они и в Ольджурии гады. Но под стволом было пусто. Это я уже проверил с дотошностью, наклонившись и заглянув вниз.
Но, едва выпрямившись, понял, что совершил глупость. Глаза застлала вспыхнувшая тьма, ноги сами подогнулись, и я бухнулся на задницу. Хорошо ещё кувшин поставил на землю, когда палку поднимал. Неудобно с этим гадским кувшином в руках, мешает.
Просидев в полуобмороке пару минут, наконец, открыл глаза. Нет, теперь пока не поем, с места не сдвинусь. Скинув с плеча лямку сидора, я поставил его перед собой и принялся развязывать узел. А затянут он оказался крепко, не на отвали. Дрожащие пальцы жадно хватались за него, пытались подлезть, поддеть, уцепиться, но толку не было. Ладно. Я достал из-за пояса нож и просто перерезал чёртову верёвку. Расширил горловину, заглянул внутрь, проглотил слюну. Вот будет здорово, если там и не еда вовсе, а скажем, шмотки. Хотя нет, спиной чувствовалось что-то твёрдое, да и потянуло знакомым запахом, едва распахнул мешочек. Хлеб. Точно хлеб, и ещё что-то.
Через несколько секунд передо мною лежало полкраюхи ольджурского серого, четверть головки сыра, что-то вроде «сулугуни», и кружок «кровянки». Вытерев рукавом слюни, которые при виде всего этого сами полезли изо рта по направлению к еде, я отрезал от краюхи приличный кусок, потом не меньший от сыра и немножко отломил колбасы. Полкруга всего лишь. Всё это надкусил хорошенько, и с набитыми как у хомяка щеками, принялся пережёвывать. От удовольствия глаза сами прикрылись, радость внутри вспорхнула крылышками и взметнулась к небесам. О Великий Номан, а ведь есть рай и на земле. И чтобы в него попасть нужны хлеб, сыр и колбаса, а вовсе не безгрешная душа.
Хотя за ушами стоял такой треск, как будто бешеный лось ломился сквозь валежник, меня всё-таки привлекло верещание справа. Я повернул голову. На ствол вернулось несколько зверьков, которые стояли на задних лапках и тянули мордашки в мою сторону, интенсивно нюхая воздух. Их носы при этом, казалось, жили собственной жизнью, насыщенной и не лишённой надежды.
— Фто, фрать фофите? — спросил я с набитым ртом и коричневые комочки возбуждённо заверещали.
— Пефебьётефь. Кфофки фотом фобивёте, — добавил я, и снова надкусил по очереди три «билета в райские кущи».
На мордочках зверьков мелькнуло лёгкое разочарование. Видимо они начали сомневаться, что им хоть что-то перепадёт от того, кто с таким аппетитом уминает жратву.
— Ланфо, нафе, — я отломил от хлеба кусочек размером с самих зверьков и подбросил «навесом». Зверьки заметались из стороны в стороны, раскинув передние лапки, и сбивая друг друга. Самый стойкий из них принял моё угощение «на грудь», и борясь с инерцией, шустро засеменил назад. Но ствол неожиданно кончился, и он шмякнулся вниз. За деревом тут же всё забегало, заверещало, зашелестело, зашебуршало, а я от такой картинки не смог сдержаться и загоготал, фонтанируя крошками. С полдюжины самых смелых зверьков тут же рванули под этот дождь изобилия.
— Кыш! — закричал я, резко перестав смеяться, и торопливо пряча остатки еды обратно в сидор. — Ну вы и наглецы.
Не рискнув оставлять мешочек без присмотра, я уместил его у себя на коленках и потянулся к кувшину. Если в начале трапезы слюны было хоть отбавляй, то теперь её начинало не хватать. Я не стал мучаться с тесёмочкой перевязанной вокруг горлышка и просто срезал ножом кусок бычьего пузыря. Приподнял кувшин, принюхался. Так и знал! По запаху та дрянь, которую Вирон каждый день выдаёт Альтору. Сам же он пил более дорогое вино. Да и с чего бы покупать рабу, пусть даже бывшему магистру магии, хорошее пойло? И на том, как говорится, спасибо. Хотя, сдаётся мне, Вирону льстит, что среди его рабов есть бывший маг-магистр. Думаю, он даже не раз хвастался этим фактом перед своими классовыми братьями, то бишь — олт-бронами, бронами, фрезами, лурдами, и прочими благородными лицами Ольджурии.
Сделав пару глотков, я поморщился. Дрянь дрянью, но альтернативы нет. Я бы сейчас, конечно, с огромным удовольствием попил молока, но где взять крогу, которая в этом мире исполняет роль Земной коровы?
Доев отрезанное, изредка прикладываясь к вину, я вытер рот рукавом куртки, накинул сидор на плечо и поднялся. Зверьки уже прежним составом восседали на бревне, отчего то было похоже на спину мохнатого чудовища, и смотрели на меня с искренним вниманием.
— Ладно, уговорили, — бросил я с недовольством и стянул сидор с плеча. — Но вина не оставлю. Напьётесь ещё и передерётесь. Вы вон и трезвые горазды из-за куска жратвы друг друга мутузить.
Я положил на траву половину оставшегося хлеба, половину сыра, и развернувшись, зашагал прочь, неся в руке кувшин. Таскать его с собой желания не было, довольно тяжёлый, литра на четыре, но и оставлять зверькам не хотелось. Какие-то они шебутные ребята, могут и правда с перепою бед натворить. Да и вообще, спаивать малышей нельзя.
Кувшин я оставил в полуриге от места трапезы, отпив от него на посошок пару глотков. Пьянеть не хотелось, всё равно через часик-другой начнутся отходняки, а мне и без них не по себе.
Хотя, Великая Эри пока вроде бы и помогает мне, но тем не менее основные проблемы ещё впереди. Может это вообще последние кайфные часы в моей жизни. Да и не особо я «поднялся» благодаря случайному воровству. Одно радует — наелся от пуза.
Я довольно постучал ладонью по животу, негромко отрыгнулся, и полез в карман. Цепочка холодной змейкой коснулась руки, я ухватил её и вытащил наружу. Так, что тут у нас.
Но мина заинтересованности довольно быстро сменилась фугасом разочарования. Цепочка максимум
