целиком сделан, свернут как оригами, из тонкого и прозрачного материала, ограда вдоль дороги сделана из того же самого. Несколько раз по дороге прокатывались сами собой огромные колеса, явно управляемые: держались в потоке, где надо — поворачивали, где надо — притормаживали, сигналили светящимися стрелами на боках. Местные на них не оглядываются, значит — обычное дело. А вот на это транспортное средство можно пялиться сколько угодно, потому что внимание смолячан оно тоже привлекает. Еще бы, гигантский механический жук, не катится на колесах, а бежит по дороге. У водителя внутри — очень гордый вид, многие прохожие зачем-то надели очки, провожают жука глазами.
Виктор, в отличие от Михаила, хоть и засматривался на местные достопримечательности, но и на людей поглядывать не забывал, чудеса чудесами, но иметь дело, так или иначе, придется с людьми. Фиксировал мимику, жесты, старался проходить поближе к тем, кто громко разговаривает, чтобы записать местную речь на диктофон. По мере продвижения внутрь города, народу на улицах становилось больше, но до толкотни крупных земных городов очень далеко. Или дело в том, что улицы очень широкие, вообще город больше похож на большой парк, в котором разбросаны здания.
Местные особо ничем от землян не отличались, можно любого выпустить, не переодевая, на улицу земного города, внимания он не привлечет. Одежда вполне соответствует земной моде, даже прямоугольные нагрудные карманы у многих есть. Правда, когда Виктор прошел близко от одного из местных, ему показалось, что у того одежда не из ткани, а из тонкой кожи. Надо следить, чтобы к одежде пролазников никто не прикоснулся.
Мимика и жесты у местных были вполне привычными, они улыбались, смеялись, озадаченно пожимали плечами, отрицательно качали головами. Виктор даже разглядел, как один из местных считает на пальцах до девяти. Пока тот считал до пяти, это было очень знакомо: отгибал пальцы, начиная с указательного, пока все пять не растопырились, большой отогнул последним. Так в Европе считают. Но потом снова сжал кулак, отогнул мизинец — это явно означает «шесть». «Семь» — отогнуты мизинец и безымянный, но сведены, а не растопырены, «восемь» — к ним прибавился средний, «девять» — указательный. Таким образом, «девять» и «четыре» не перепутаешь, когда «четыре» — пальцы растопырены.
Очки и браслеты были почти у всех, как часы или мобильные телефоны у землян. Встречались иногда прохожие без очков и браслетов, но редко. Хорошо, что они вообще были, а то бы пролазникам пришлось возвращаться, толком ничего не разведав. Но по улицам в этих очках почти никто не ходил. Виктор отметил, как один местный быстро надел очки, прикоснулся к браслету, сделал какой-то непонятный жест рукой, после чего очки снял и снова повесил на ворот «свитера».
Часто попадались похожие на раковины сооружения со щелями, в которых было легко заподозрить уличные торговые автоматы. Виктор увидел, как один из местных жителей смело сунул руку в щель, задержал на секунду и вынул, сжимая в ней необычной формы сосуд с бурой мутью, который сразу запотел. Вытянул трубку, принялся пить. Местный держал сосуд в правой руке, значит, правша. Но в щель смолячанин совал левую руку, почему? Не потому ли, что на ней браслет? Значит, браслет — это нечто вроде кредитной карточки. Скорее всего — даже нечто более универсальное.
Виктор обращал внимание на надписи, старался их хотя бы запомнить. Вон та самая, памятная, с надписью «хлеб», булкой и колосьями, на маленьком пузатом строении. А над вывеской — тонкий экран, на котором кружатся хороводом булки, булочки, калачи, кренделя, сложной формы пироги, пузатые бутыли с темной жидкостью и надписью «кувас» — квас? А что, тоже хлебный напиток. Сейчас зданьице открыто, из него вышел человек с длинной булкой.
Обратил на себя внимание уличный плакат, на нем был изображен пузырь-самоход вверх ногами, а рядом стоял человек с растерянным видом. Надпись гласил: «Позорово керовам!» Если «позорово» это «внимательно» а «керовам» созвучно с «кормчий», то данный плакат — призыв быть осторожными на дорогах. Дома тоже такое есть, но оно гораздо мрачнее, видимо, если даже здесь есть аварии, они не так опасны.
Виктор засмотрелся на уличный экран с танцующей женщиной и бегущей строкой. Ничего непонятно, просто женщина очень изящная и хорошо танцует.
Встретилась пара местных иностранцев (странное словосочетание, но как их еще назвать?). Мужчина и женщина, узкоглазые азиаты, одежда (длинные пестрые халаты до земли) расшита золотом и серебром, на головах — очень китайские с виду конические шляпы. Оживленно говорят между собой на отрывисто-мяукающем языке, который никак не может быть славянским. На них смолячане поглядывали. Исподтишка, деликатно, но все-таки бросали взгляды. Знали бы они, кто здесь настоящие туристы. А может дело в том, что женщина очень хороша собой.
Тонким, но прочным и негнущимся материалом (Виктор про себя называл его твердой пленкой) здесь прямо таки злоупотребляли. Не только ограду вдоль дороги из него сделали, еще окна домов, навесы, скамеечки. Это только те случаи, когда используется прозрачная твердая пленка, она распознается по радужному отсвету, но непрозрачные разновидности этого материала тоже есть. Вот рядом стоят три совершенно одинаковые скамеечки-оригами, только цвет разный: одна просто прозрачная, вторая тоже прозрачная, но синяя, третья золотистая и непрозрачная. Сразу появляется подозрение, что стены домов- пузырей тоже из непрозрачной твердой пленки. Хотя пузыри «машин» — не радужные, другой материал?
Из твердой пленки даже крупные сооружения делают, как тот висячий ресторан. Но в ресторане хотя бы каркас просвечивался, а вот у этого переброшенного через улицу прозрачного мостика каркаса нет совсем, хлипким выглядит, аж страшно. Но местные не боятся, один поднялся на мостик, равнодушно прошел (подошвы снизу просвечивали), спустился. На мостик вели ступеньки и пандус, поднимался человек по ступенькам, а чтобы спуститься соскользнул вниз по пандусу.
Михаил, который поравнялся с Виктором, глядя на мостик, прошептал:
— Про это ты не рассказывал. Недавно поставили?
— Может, на ночь снимают, — прошептал в ответ Виктор.
Михаил не выдержал, взбежал по ступенькам, постоял на середине мостика, любуясь сквозь пол проезжающим внизу пузырем-скороходом, съехал по пандусу. Скользко, но не как лед, спускаться безопасно.
Виктор вынужден был последовать за Михаилом, чтобы не разделяться.
Пошли дальше уже вместе, все равно на пролазников никто не обращает внимания.
Вскоре земляне увидели подвешенную непонятно на чем высоко в воздухе ярко-зеленую вывеску в виде крутящегося кольца: «Набіране паравозаков», только «і» без точки. Надпись относилась к обширной площадке, покрытой не привычным «гаоляном», а чем-то похожим на пеструю узорчатую плитку. На площадке стояли ровными рядами «машины» без пузырей, прохаживались люди, осматривали транспортные средства, садились в кресла, держались за джойстики и румпели. Автосалон? Очень похоже.
Значит, местные «машины» называются на местном языке паровозаками. Почти «паровозики», интересно, они действительно на пару ездят?
Вот к одному паровозику подошли двое, один одетый в обычные штаны и майку, второй в обтягивающем комбинезоне, того же цвета, что вывеска, работник автосалона, по всей видимости. Постояли возле одного из паровозиков, что-то обсудили. Потом оба надели очки, прикоснулись к браслетам. Покупатель сел в кресло паровозика, взялся за рукоятки джойстиков и уехал. Пузырь над платформой паровозика так и не появился, вероятно, их ставят в другом месте. А порядки посвободней, чем у земных автосалонов, заплатил — машина твоя без всякой посторонней писанины. Наверное, писаниной компьютеры занимаются.
Пролазники вошли в парк. Явный парк, огромные деревья, декоративные кусты, цветники с очень большими и яркими цветами (на некоторых клумбах цветы шевелились, как сухопутные анемоны), фонтанчики, сделанные из твердой пленки аквариумы вольеры с живностью. На ветках деревьев развешены еще какие-то растения в горшках и небольшие аквариум.
Но в этот раз больше всего внимания привлекли люди. Они сидели на многочисленных скамеечках, и почти все были в очках. Одни вели себя спокойно, другие быстро и непонятно жестикулировали. Одетый в красное длинноволосый парень с сосредоточенным лицом двигал руками как-то уж очень резко, почти панически, и даже быстро отклонял туловище то в одну, то в другую стороны. Вольготно расположившийся