единственную ногу в спираль, и прыгала очень далеко. А парочка диад переплеталась основаниями конечностей и бежала, как на двух ногах. Потому и диады. Диады были пока что самыми быстрыми из встреченных в этом мире животных.
Появились новые плоды, наполненные жидкостью, наподобие кокосовых орехов, только в кокосах пробка не предусмотрена, в отличие от местных. Жидкость разная, не только молоко, но и сладкие соки, соленые бульоны, еще всякие другие вкусы.
Попалось «портновское дерево», на нем росли рулоны ткани, мотки ниток, а также иголки — с остриями на обоих концах и отверстием посередине. Материал иголок похож на кость и металл одновременно, сломать самую тонкую иголку не удалось. Хотя ножом разрезать — получилось.
Совсем недалеко росло дерево инструментов. Именно так, вместо листьев — всякий инструмент. Множество ножей самых разнообразных форм, шила, буравы, стамески, напильники, похожие на вытянутый серп пилы, еще что-то, непонятно для чего нужное. Один «плод» разнялся на две части, которые, соединенные по-другому, превратились в ножницы. Из другого «плода» похожим способом удалось сделать плоскогубцы.
Михаил не выдержал, набросал в сумку всяких приспособлений. Особенно порадовала одна очень необычной формы штучка, на которую Михаил обратил внимание благодаря чутью — это оказалась бритва. Ножом удавалось подрезать волосы, но с бритьем получалось не очень, то нож резал щетину, то не резал. Как будто сам не был уверен, считать бороду и усы частью хозяина, или не считать. Михаил из жадности захватил аж четыре бритвы.
Создавалось впечатление, что Михаил приближается к некому центру, как будто выбирается из глухомани к мегаполису. В мегаполисах жизнь комфортней, больше всяких «сервисов», глухомань — всего лишь пространство, заполненное плодовыми прутьями и приютниками, чтобы и здесь можно было жить.
И действительно, через несколько километров Михаил выбежал к городу. Разных форм четырех- пятиэтажные дома, построенные из зеленого волокнистого материала, спиральные пандусы вокруг каждого дома, чтобы добраться до «жилищ». В некоторые «жилища» Михаил заглянул — комната, в ней есть «кровать» из «кошмы», бассейн, в который течет вода по трубочке с потолка, немаленький стол, пара — тройка «пуфиков» из той же «кошмы», за ширмочкой — глубокая раковина с водоворотом внутри, явный унитаз. Были еще шкафчики, ящички, разные непонятные штуковины на стенах, трубка, из которой можно «надоить» солоноватой воды, «мишень» на полу. Некогда было с этим всем разбираться.
В общем, как говорится, город ничей, живите, кто хотите. Только — некому, нет в городе людей, по крайней мере Михаилу не встречались. Другая живность есть, людей — не видно.
Между домами есть свободные от кустов полосы, вроде как дороги. И все ведут в одно место, ориентировочно — к центру города. Михаил все же сделал крюк, прошел, куда дорога вела, и обнаружил там мастерскую. Или даже фабрику. Или — целый завод.
Большинство устройств непонятно, но Михаил идентифицировал токарный, точильный, сверлильный и фрезерный станки, даже сумел их запустить с помощью рычагов. И еще нашел печь, одним рычагом печь включается, вторым устанавливается температура (символы на шкале непонятны, но цвет их меняется от черного до голубовато-белого). Ставишь то, что хочется обжечь или отжечь на поддон, движением еще одного рычага поддон оказывается в печи. А обратно само выедет через пару минут. Рядом с печью находилось углубление с чем-то розовато-белым, похожим на глину или пластилин, сырье? Из чистого любопытства Михаил вылепил из этой массы тонкую колбаску, положил на поддон и загнал в разогретую печь. Опасался, что колбаска взорвется или растрескается, мокрая ведь. Но нет, изделие уцелело, только стало очень твердым, причем — не хрупким, жестким. Экспериментальным путем Михаил установил, что чем больше температура в печи, тем прочнее получается материал. Чего бы такого себе смастерить?
Михаил стал искать склад форм для этого сырья, нашел. Кроме форм там оказалось огромное количество самых разнообразных деталей, а найденные колеса на осях пробудили в Михаиле трудовой энтузиазм — захотелось сделать себе велосипед.
И сделал, хотя не сразу, попытка соорудить нечто, похожее на земную раму — провалилось. Потому, как истинный каменнодеревец, сконструировал велосипед сам. В качестве рамы — «доска» со скругленными краями, к ней приделал мощную пружину под сиденье, впереди — нечто вроде дверной петли, только массивной, крепостным воротам подойдет, и на ней — рулевая штанга. Для скрепления деталей велосипеда вместе использовал либо найденный на складе суперклей (нечаянно палец к стене приклеил, так пришлось стену ножом ковырять, чтобы освободиться), либо «болты». Ничего похожего не привычную землянам резьбу в этой мастерской не нашлось, «болты» работали так: вставляешь в отверстие, крутишь плоскогубцами выступающий из шляпки стерженек, и кончик болта раскрывается, как цветок. Соединяет намертво. Заднее колесо прицепил прямо на раме, посередине «доски» просверлил отверстие под ось педалей, нашлась подходящая ось, уже с подшипником. Ничего похожего на велосипедную цепь не обнаружилось, решил сделать ременную передачу. Шкивы, и даже храповик для заднего колеса нашлись, только с ремнем возникли проблемы. Но решились: вырезал из ткани длинную ленту, и намотал на шкивы, промазывая клеем. Кое-что: сиденье, педали — пришлось изготавливать обжигом «пластилина».
Корявый получился велосипед. Но ездил. Иногда ремень по шкивам проскальзывал, вынужден был давить на педали аккуратнее, резкие повороты оказались невозможны, сиденье жестковато, пришлось подложить на него кусок «кошмы», однако — грех жаловаться, скорость передвижения здорово выросла.
Михаил довольно долго ехал по безлюдному городу. Встретилось ему и дерево готовой одежды, на нем росли комбинезоны любого размера, даже с капюшонами. И обувь здесь на деревьях росла, всего- навсего тапочки, но в этом мире другая обувь и не нужна.
Михаилу не было смысла переодеваться, он был одет в аюрскую «пижаму»: не рвется, не мнется, почти не пачкается, легко отстирывается. И переобуваться тоже смысла не было, каменнодеревские прозрачные «посолы» — почти вечная обувка. Но все-таки комбинезон примерил, ничего, носить можно.
Значит, есть в этом мире скучные открытые пространства с одними только плодовыми прутьями и приютниками, есть объекты для людей бесполезные, а есть готовые к заселению города.
Наличие свободного пространства понятно, оно — чтобы было, куда расти, плодовые прутья и приютники на нем, чтобы совсем не пустовало. Города — тоже понятно, зачем нужны, чтобы люди вместе жили, а то размножаться перестанут. А купол, цистерны, лабиринт, «ельник»? Вероятно — побочные эффекты работы механизмов, обеспечивающих функционирование этого мира. Или выступающие части этих машин. Или даже пульты управления. А может быть — признаки разрушения, «потертости по краям».
Хотя цистерны и в городе встречались, они тоже могут оказаться для людей.
Кроме того, что накачались мышцы, у Михаила от постоянного наблюдения за дальними объектами обострилось зрение. Он даже опасался дальнозоркости, но пока что вроде бы все в порядке. Стало легче оценивать расстояние до ориентиров, проявилось не только то, что возвышается, но и то, что вровень с поверхностью. Михаил заметил, что почти параллельно его пути по поверхности проходит темная полоса, углубление. Почти, но не совсем, далеко впереди придется эту полосу пересекать. Это почему-то раздражало, не хотелось видеть слишком постепенное сближение с этой… лентой. И Михаил повернул налево, чтобы быстрее пересечь это, что бы оно из себя не представляло.
Глава 13
Добрался довольно быстро, в течение одного «дня» местность пошла слегка под уклон и путь преградила стена из того же материала, что лепестки «лабиринта». Михаил продолбил в ней ямку глубиной в десяток сантиметров, прикинул наклон поверхности стены и понял, что, если противоположная сторона наклонена навстречу Михаилу под тем же углом, на прорезание калитки в стене уйдет недопустимо много времени, потому что толщина стены у основания — не меньше двух метров. Высота стены была метра три — четыре, Михаил забрался наверх испытанным способом — вырезал ступени ножом. За стеной виднелся
