И мужчины клянутся, что не брали:
— Тэ хав мэ дадэскиро мас!
— Глядите, ребята, — проговорил еще раз Корча и поглядел цыганам в глаза, — потом можете пожалеть, что сразу не признались. Только зря думает тот, кто украл, что удастся ему от меня скрыться. Все равно я свой кушак найду. А вору не быть живому.
— А как ты его найти собираешься?
— Есть у меня ружье волшебное. Никого оно не тронет, а вора убьет. Так что лучше отдайте кушак подобру-поздорову.
Цыгане пожали плечами, мол, делай Корча, что знаешь, мы здесь ни при чем.
Зашел Корча в шатер и вытащил старинное кремневое ружье: огромное, тяжелое, ствол длинный такой, как у пушки. Соорудил он небольшие козелки для ружья из двух связанных кольев, приладил к ним ружье, зарядил его, насыпал на полку пороха и курок взвел.
— Идите, — говорит, — все мимо ружья этого. Кто кушака не брал, тот может быть спокоен, ружье молчать будет, а если вор пройдет — пристрелит на месте. Да вы не смотрите на меня, я и близко к этому ружью не подойду.
Засмеялись цыгане, как это, мол, ружье может без человека выстрелить? Да в то же время им и боязно: кто его знает, а вдруг пальнет ружье ненароком, от этого колдуна Корчи всего можно ожидать. А Корча все предупреждает:
— Если кушака не брал, иди смело, не бойся ничего.
Известное дело, цыгане ни бога, ни черта не боятся. 'А, пускай меня убьют, — думал каждый, — но все же перед ружьем я пройду, уж больно посмотреть хочется, как ружье само палить будет. Интересно!'
И весь табор прошел перед ружьем. Однако не пальнуло оно, как Корча обещал, не пристрелило никого.
Тут цыгане совсем осмелели. Если раньше у них и были какие-то сомнения, мол, кто его знает, выстрелит или нет, то теперь решили они, что все это — пустая болтовня, что просто их вожак проверяет: а вдруг вор струсит идти перед ружьем. Засмеялись цыгане:
— Что, Корча, видать, улетел твой кушак. Мы все прошли перед ружьем, больше идти некому. Может, проржавело ружье в кочевье? А может, порох сырой?
С этого дня только и разговоров было в таборе что о пропавшем кушаке Корчи да о 'волшебном' ружье. А Корча на эти разговоры внимания не обращает, знай ходит да трубку свою покуривает. Однако предупредил цыган:
— Все равно ружье не троньте. А того, кто взял кушак, оно убьет обязательно.
То-то была потеха для цыганских ребятишек. Если по первому разу у них перед ружьем душа в пятки уходила, то теперь словно для них игра новая появилась: пробегут мимо ружья и кричат, заливаются:
— А не стреляет, Корча, ружье-то твое! А кушак-то твой ахнули…
Так или иначе, как-то раз легли цыгане спать, до трех часов ночи пели, плясали у костра, а потом угомонились да по шатрам разошлись. И только сон начал глаза смыкать у цыган, вдруг слышат: выстрел раздался. Тут все сразу из шатров долой.
— Кого убило?! — кричат цыгане друг другу. — Ты жив?
— Жив! — отвечает. — А ты?
— И я жив! А кого же убило?
Посчитались цыгане, видят: вроде бы все живы.
— Так в кого же ружье жахнуло?
Стали искать. Искали, искали, а перед рассветом нашли в кустах корову убитую. Тут цыгане чуть со смеху не поумирали:
— Ха-ха-ха! Корова кушак украла.
— На шее у коровы кушак.
— Смотри, смотри, кушак на хвосте привязан.
— Глядите-ка, ребята, у коровы ноги кушаком спутаны. Короче говоря, каждый старался как мог, один только Корча, как только увидал убитую корову, нахмурился, черкнул глазами и приказал:
— Чтобы ни один человек к корове не подходил, чтобы никто к ней не прикасался.
Оседлал Корча своего серого коня и поехал в поле, где пастух коров пас. Привел пастуха к убитой корове:
— Узнаешь, чья скотина?
— Узнаю, как не узнать, — ответил пастух. — Ведь это Ивана нашего корова. Самый что ни есть бедняк он у нас на деревне — голь перекатная. Детишек дома уйма, одна только радость была — корова! Хоть как-то помогала век вековать. Теперь совсем им жизни не будет. Помрут детишки с голоду.
Побежал пастух в деревню и объявил мужикам, что, мол, убил цыган корову из ружья. Всполошились мужики. Жена Ивана в слезы ударилась, а Иван за топор схватился. Прибежали мужики в табор. Выходит Корча навстречу и говорит:
— Зачем, мужики, на меня напраслину возводите? Я не убивал Ивановой коровы. Ружье само выстрелило.
— Что ты мелешь, старик, как может ружье само выстрелить?
Объяснил Корча, как было дело, мол, так и так, пропал, дескать, его кушак, вытащил тогда он свое ружье волшебное да заставил поначалу всех цыган перед ружьем пройти, но только не выстрелило ружье, а ведь знали цыгане, что, если кто из них кушак украл, того смерть ждет. И вот сегодня утром выстрел раздался, сбежались все, глядят — корова убитая.
— Да что ты чепуху городишь? Что ты от ответа увиливаешь?
— И это вы напрасно говорите, ответа я не боюсь. А тебе, Иван, я за корову заплачу, так заплачу, что век помнить будешь да добрым словом станешь поминать меня.
— А мы сейчас посмотрим, что это за корова, — промолвил Корча, вынул из-за голенища цыганский нож и вспорол корове брюхо. Когда желудок разрезали, глядят: а там кушак Корчи, золотом расшитый, лежит цел целехонек.
Щедро заплатил Корча Ивану за убитую корову, а скотину велел закопать и к мясу ее не притрагиваться, мол, нечистое животное.
С той поры цыгане поверили в силу 'волшебного' ружья.
Спит цыганка, и снится ей сон, будто приходит к ней какая-то старуха и говорит, чтобы шла она за водой туда-то и туда-то.
— Большой клад попадет к тебе, милая, ты уж своего счастья не упускай, — сказала старуха и сгинула.
Проснулась цыганка в холодном поту. Видит: муж рядом спит. 'Ничего ему говорить не буду, пусть потом порадуется', — решила цыганка и потихонечку выбралась из шатра. Взяла она коромысла, повесила ведра на них, веревку прихватила и пошла по дороге, как ей старуха велела. А в небе луна светит, путь цыганке освещает. Видит цыганка: и вправду, колодец стоит. Привязала она к ведру веревку и бросила ведро вниз. Зачерпнула раз, вынимает ведро, а в нем одна грязь да песок. Снова бросила цыганка ведро в колодец, второй раз зачерпнула, вынимает ведро, а в нем угли черные. Забулькал тут колодец, забурлил, и начала из него вода подниматься — прямо к цыганке. Ключом бьет вода. Со страха пустилась цыганка бежать. Пробежала немного да опомнилась, вспомнила, что старуха ей про клад говорила. Подумала цыганка и вернулась обратно. Подошла к колодцу и тут же вспомнила, что ведро с веревкой она в колодце утопила. Воскликнула цыганка:
— Боже, сделай так, чтобы вернулось мое добро! Едва произнесла она эти слова, как на поверхность воды поднялась маленькая бочечка деревянная и плывет прямо в руки цыганке…
А в это время муж цыганки проснулся. Видит: нет жены.
