вырезали всю семью? Может, здесь разобьют мемориальный парк или что-нибудь в этом роде.
Я держал Келли рядом с собой; мне хотелось ее подбодрить. Она с увлечением участвовала в происходящем, и я то и дело улыбался ей, чтобы показать, что все прекрасно.
С легким скрипом часть плинтуса подалась. Я целиком отодрал ее и отложил в сторону. Затем снова наклонился и посветил фонариком. Луч сверкнул, отразившись от чего-то металлического. В нишу в стене, площадью около восемнадцати дюймов, была врезана металлическая пластина, напоминающая часть пистолета. Запиралась она замком с кодом, на расшифровку которого могло уйти несколько часов.
Достав черный футляр с инструментами, я приступил к работе, стараясь не забывать улыбаться Келли, давая понять, что это недолго, но не мог не видеть, что ею овладевает беспокойство. Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Наконец она не выдержала и громким шепотом раздраженно спросила:
— А как насчет моих мишек?
— Тссс! — приложил я ей палец к губам. — Полиция!
На самом деле я имел в виду: «Да гори они синим пламенем, твои мишки, возьмем, когда я закончу».
И я продолжал расшифровывать код.
Наступила пауза, затем — уже в полный голос:
— Но ты же обещал!
Надо было это побыстрее пресечь. Роль мистера Улыбки явно не срабатывала.
— Минутное дело! А теперь — заткнись! — прошипел я, обернувшись.
Келли была ошеломлена, но это подействовало.
Я почувствовал себя даже счастливее, чем если бы расшифровал код. Наконец я закончил, сложил инструменты и открыл ящичек. Неожиданно сзади послышался плачущий голос Келли:
— Мне здесь не нравится, Ник. Тут все так переменилось.
Я повернулся, схватил ее в охапку и закрыл рот ладонью:
— Заткнись, черт тебя возьми!
Этого она не ожидала, но объяснять было некогда.
По-прежнему крепко зажимая ей рот, я поднял ее и медленно подошел к окну. Прислушался, подождал. Ничего. Полицейские о чем-то трепались, подтрунивая и хохоча, да потрескивала рация.
Однако, когда я повернулся, раздался короткий резкий металлический звук.
Затем на долю секунды снова воцарилась тишина.
Потом послышался грохот: высокий оловянный стаканчик с ручками и карандашами Кева упал на голый пол. Казалось, что-то разлетелось вдребезги. Должно быть, когда я поворачивался, Келли своим пальто зацепила и опрокинула стаканчик.
Я понимал, что в моем восприятии шум усилился раз в двадцать, но понимал также и то, что полицейские могли услышать его.
Келли использовала момент, чтобы вырваться из моих рук, но сейчас было не время беспокоиться об этом. Я просто бросил ее на месте, а сам подошел к дверному проему и услышал, как распахиваются дверцы машины, и рация внезапно зазвучала громче.
Вытащив пистолет из джинсов и проверив его, я вышел из кабинета. Тремя широкими шагами пересек прихожую и очутился на кухне. Закрыл за собой дверь, сделал несколько глубоких вдохов и стал выжидать.
Входная дверь открылась, и я услышал шаги обоих полицейских в коридоре. Щелкнул выключатель, и из-под кухонной двери стал пробиваться свет.
Затем они снова затопали, и из-за двери до меня донеслось нервное, прерывистое дыхание, звякнули подвешенные на ремне ключи.
Я услышал, как открывается дверь кабинета. Затем раздался полувыкрик-полушепот:
— Мелвин, Мелвин — сюда!
— Иду!
Я понял, что настало мое время. Переведя пистолет в боевую позицию, я взялся за дверную ручку и осторожно повернул ее. Потом вышел в прихожую.
Мелвин стоял в двери кабинета, спиной ко мне. Он был еще совсем молодой, среднего роста. Сделав пару широких шагов, я левой рукой обхватил его лоб, дернул голову назад и ткнул ствол ему в шею. Ровным голосом, который совершенно не соответствовал моему настроению, я сказал:
— Брось оружие, Мелвин. И не вздумай меня дурить. Брось немедленно.
Мелвин опустил руку к бедру и бросил пистолет на пол.
Мне было не видно, достал ли его напарник свой пистолет. В кабинете было по-прежнему темно. От их мигалки не было никакого проку. Мы с Мелвином почти полностью загораживали падающий из коридора свет. Я надеялся, что он уже снял кобуру, потому что полицейских учат не пугать детей. А он не мог не видеть, что перед ним одинокий беззащитный ребенок.
— Включи свет, Келли, немедленно! — крикнул я.
Никакой реакции.
— Келли, включи свет.
Я услышал ее шажки. Раздался щелчок, и вспыхнул свет.
— А теперь подожди там.
Я увидел, что веки у нее покраснели и распухли.
В глубине кабинета стоял человек, словно сошедший с рекламы «Мишлен».[63] Весил он стоунов пятнадцать, и, на взгляд молодого человека, до пенсии ему оставалась всего пара лет. Кобуру он не снял, и его рука опустилась к пистолету.
— Не надо! — произнеся. — Скажи ему, Мелвин. — Я подтолкнул парня дулом в шею.
— Я облажался, Рон, — выдавил Мелвин.
— Рон, не делай ошибки. Тут не из-за чего разводить стрельбу. Это того не стоит.
Я буквально видел, о чем так усиленно думает Рон. Он думал о жене, о своей ипотеке и о шансах снова увидеть пакет с пончиками.
Включилась переносная рация Мелвина.
— Шестьдесят второй, шестьдесят второй, продолжаете наблюдение? — отчеканила диспетчерша.
Это не было похоже на вопрос — скорее, на беспрекословный приказ. Здорово, должно быть, иметь такую жену.
— Это ты, верно, Мелвин? — спросил я.
— Да, сэр, это мы.
— Мелвин, скажи им, что у тебя порядок, хорошо? — Я еще сильнее вдавил дуло пистолета ему в шею, чтобы подчеркнуть суть ситуации. — Предохранитель снят, Мелвин, и я держу палец на спусковом крючке. Просто скажи им, что все в порядке. Не из-за чего выкобениваться, приятель.
— Я скажу, — выпалил Рон.
— Шестьдесят второй, отвечайте, — последовал очередной приказ.
— Подними правую руку и отвечай левой, — сказал я. — Келли, веди себя потише, ладно?
Она кивнула. Рон включил свою рацию.
— Привет, дежурная. Мы проверили. Полный порядок.
— Роджер, шестьдесят второй, ваш рапорт принят в двадцать два тринадцать.
Рон отключился.
Келли тут же ударилась в рев и рухнула на пол. Я застрял в дверях, тыча пистолетом в шею Мелвина, а Рон, оружие которого было все еще в кобуре, стоял лицом ко мне посреди кабинета.
— В конце концов, Рон, если ты не примешь мои условия, то погибнет Мелвин, а потом и ты. Понял?
Рон кивнул.
— Хорошо, Рон. А ну-ка, повернись.
Он повернулся.
— А теперь на колени.
Он опустился на колени. Он был в четырех футах от Келли, но, пока девочка оставалась на месте, она
