уплющили. С сего перепугу такими путями порой отправляются — с факелом не осветишь. Но в целом, конечно, большинство метливое. И кастерлевел оттого низкий, и аттак бонус кривой, зато сника почти у каждого.
— Не упонял!
— Семейный жаргон, золотое детство. Значит в приличном обществе: спиной не поворачивайся… а в лоб мы и сами не ходим. Которые ходили — тех еще в запрошлых веках повыбили.
Бинго оставил поводья, снова свернул на пошедшую лесом обочину, нырнул под дерево и вернулся обратно на дорогу, лучась победительством. В руке принес кривоногий, но развесистый гриб-подосиновик, который и предъявил товарищу с такой гордостью, словно сам его породил и вырастил.
— К ужину готовишься? — деликатно полюбопытствовал Торгрим, могучей своей волей усмиряя ёкнувшее при виде маневра сердце и давя желание посоветовать гоблину поместить добычу в такое место, где губительное солнце ее не достанет.
— «Не проходите мимо» — важный тезис, лежащий в основе всей нашей культуры… или бескультурия, это с какой стороны смотреть. — Бинго любовно подышал на красную шляпку и обтер ее о сравнительно чистую холку Рансера.
— А у нас заместо этого «не влезай — убьет».
— Кто убьет?
— Не влезай.
— Как же не влезать, когда проходить мимо мне заказано?
Дварф стоически запечатал варежку, подспудно ощущая, что хоть правота его и необорима, но против гоблина почему-то не работает. В конце концов, дварфийское племя никогда не ущемляло иные народы в праве на собственные жизненные установки. Возможно, именно не желая влезать из опасения, что убьют. Ну в самом деле, не зря же все сотворены разными, даром что одно пиво глушат и один воздух портят. Правда, и мелькнувшая поначалу там, в каталажке, авантюрная идея выстругать к концу квеста из Бингхама образцового дварфа, какого сэру Малкольму и ко двору нестыдно было бы представить, уже перестала сиять яркой вывеской и потихоньку свивала себе петельку где-то на задворках Торгримова разума. Самому бы с ним не огоблиниться.
— Подержи! — потребовал Бинго, перекинул Торгриму гриб и опрометью пустился опять в подлесок. Чутье на грибы у него с малых лет было экстраординарное, Мастер Зазеркалья даже как-то на полном серьезе расспрашивал его бабушку, не случалось ли ей согрешить с каким фунгусом[5], тем более что и рассудком паренек наводил на подобные подозрения. Бабушка, впрочем, сей факт наотрез (скорее наотмах — резать поленом оказалось не с руки) отвергла, и впредь племенной мудрец был в подозрениях осмотрителен, а в словах шепеляв, на радость Бингхаму.
Вот и в этот раз талант не подвел, и гоблин вернулся в строй с целым пучком опят. Рансер заинтересованно сунулся было носом в сторону хозяйского приобретения, но за своих Бинго стоял стеной и бесцеремонно подправил плечом завистливую конскую морду.
— Если так и дальше пойдет, то можно недурной отдых замостить в этих диких краях, — размечтался гоблин, пересыпаючи добычу с ладони на ладонь. — У нас-то вокруг кланового замка все повыгрызено за века, уже даже грибы поняли: чтоб не сожрали сразу, расти надо где подальше! А тут они непуганые, пейзане, видать, в эту сторону не гуляют — спорим, что к вечеру наберу полную… полное… полный шлем!
И ссыпал опята в свой топфхелм, до поры безмятежно приспособленный куполом вниз у седла. Потом отобрал у Торгрима первый гриб и бросил следом. Рансер обидчиво фыркнул, сердобольный гоблин недолго думая выломал у ближайшей осинки ветку с листьями и сунул коню под нос. Жеребец фыркнул и теперь еще и презрительно отвернул морду.
— Ну и мне больше достанется, — жизнерадостно ответил ему на это Бинго и впрямь зажевал с ветки несколько свежих листочков. — Чё таращишься, борода? Эдак лупетки повыскочут! Тоже хочешь? А самому сорвать слабо?
— А не потравишься?
— Все, что с дерева висит, можно кушать, — заверил Бинго авторитетно. — Проверено лично. Кроме… э-э-э… нет, даже это можно, но чёта какта таво, этаво… я еще не проголодался опосля сытного завтрака.
И показал веткой на то, что счел неаппетитным. Оказался прав — Торгрим тоже нахмурился и на всякий случай переместился поближе к своему седлу, на котором была пристроена любимая секира.
С раскидистого ясеня свисал в петле оборванный человек. Лицо его почернело и распухло, вываленный язык торчал неаппетитной полусгнившей колбасой, а босые ноги были снизу заметно погрызены каким-то небрезгливым лесным обитателем. Из приметного имущества в глаза бросалась только деревянная табличка, прицепленная за ворот дырявой холщовой рубахи.
— Буквицы, — констатировал Бингхам уныло. — Небось сингопальские.
— Зачем же? — Дварф прищурился на табличку, всячески стараясь не цепляться взглядом за искаженное лицо. — Вполне тутошние.
— А ты различаешь?
— На Всеобщем читаю свободно, небось не варвар. Написано там… — Торгрим сощурился еще пуще, — «галадранетс».
— Галадриэль, может? — Бинго критически оглядел тело. — Нет, не она. Не те… гм… глаза и прочие формы. Чё за слово такое?
— Голодранец, говорят тебе! Значит, всякого имущества лишенный, через прорехи в одеянии оскорбляющий окружающих непрошеной демонстрацией различных органов.
— С кем не случается. — Гоблин нервно поежился. — Что ж, за это сразу в петлю? Он, может, не со зла и без умысла! Да ты глянь, какая на нем рванина, — как не сверкнуть через такое?
— Да и то с чужого плеча. — Дварф кивнул на тело. — Гляди, в штаны едва втиснут, а в рубаху бы таких двое вошло.
— Чем-то, видать, сильно огорошил местных завистников. — Бинго на всякий случай оглядел себя с ног до головы, убеждаясь, что цел на всей протяженности. — Снимать будем или пускай себе висит, мух отвлекает?
— Не влезай, ибо убьет.
— Да брось ты, этот уже отубивался.
— Этот — да, а вон тот может, если подмога сбежится вовремя.
Пытливый дварфийский глаз приметил в отдалении привалившегося к дереву крепкого парня в кольчуге с кожаной оторочкой, неотрывно за ними наблюдающего. Бинго закрутил головой, трижды проехал взглядом прямо по этому созерцателю, ни разу его не приметив (а вот был бы грибом!..), наконец различил на буйном пейзажном фоне, насупился, отступил за седло, выдернул из крепления шлем и его нахлобучил. Опята с грустным шелестом посыпались на грудь и плечи, гоблин обиженно замычал, а потом и зачавкал, когда один случайно попался прямо в рот.
— Может, сразу в седла — и мимо? — предложил дварф задумчиво. — Если вдруг кто еще по пути встретится — по башке… правда, из меня тот еще наездник.
— Я тоже не по этой части. Бегом разве что, спустив на него лосей для прикрытия?
— Отставить разбазаривать казенное имущество! Мой доспех опять же!
— Ну, тады будем на рамсах прорываться, как у нас, цивилизованных народов, принято. Не забывай угукать по мере надобности.
Бинго решительно выступил вперед, прихватил Рансера за узду и направился в направлении наблюдателя столь неумолимым маршем, что у того на лице появилось выражение крайнего опасения. Впрочем, вскорости оно, опасение, поутихло — когда из-за соседних деревьев выдвинулись еще четверо в таких же кольчугах и однообразных джупонах с одинаковым гербом.
— Что еще за «рамсы» такие! — бубнил вслед Торгрим, поторапливая пони и заводной обоз. — Ты это… ты там меня слышишь? Ты давай без эксцентрики, а ежли, к примеру, драться придется, так лучше начинать первыми, и чтоб я смекнул, что пора, ты скажи особое слово. Какое бы придумать…
— Скажу: «Бей их, Торгрим!» — предложил Бинго мечтательно.
— А потоньше как-нибудь?
