на флоте подходил к концу. Их переводили в Ленинград для того, чтобы дать квартиру и после этого уволить в запас или отставку.
Никто мне никогда предварительно кандидатуру моего заместителя не называл. Хоть я и был его начальник и аттестацию на него писал, но шел он по другому ведомству. Я — по Министерству обороны, он — по Главному политическому управлению Советской Армии и Военно-морского флота, которое работало на правах отдела Центрального Комитета КПСС. У политорганов были свои отделы кадров и свои секретные части. Что писали политработники в своих донесениях, командиры не знали.
В основном замполиты института были люди тертые, обкатанные флотской службой, и понимали, что особого дела для них в институте нет и должность их, мягко говоря, надуманная. Но дисциплина в Главном политическом управлении была жесткая, проверки и инспекции проводились непрерывно, поэтому всю формалюгу замполиты выполняли в полном объеме, не раздумывая, отрывали людей от того, что действительно было нужно нашему государству и нашей Коммунистической партии, а именно, от разработки проектной документации по инженерному оборудованию морских театров военных действий.
Я отлично понимал, что замполит — это мой наблюдающий, поэтому всегда брал его с собой везде и всюду, чтобы ему не надо было фантазировать в своих донесениях.
На флоте была традиция — гостей встречать с рюмкой коньяка. Мы ее придерживались даже в годы горбачевской антиалкогольной кампании. Замполит всегда был со мной рядом, когда вместе с нашими гостями мы выпивали по рюмке коньяку после окончания деловой встречи. В этих случаях замполит говорил, что встреча прошла на партийной основе.
Конечно, замполиты занимались не только формалю-гой. Коллектив в институте дружный. Надо было постоянно поддерживать дух и настрой, локализуя неизбежно появляющиеся трения, ссоры, разбираться с конфликтами всех видов. Организация всех видов и форм сплочения коллектива — спорт, художественная самодеятельность, вечера отдыха, выставки, работа с детьми — все это была работа замполита. Эта сторона их деятельности была нужной и полезной.
Политические работники в крупных воинских званиях были педантичны и неуклонны в проведении решений Центрального Комитета партии. Однажды начальник ГИУ Анфимов и я шли на большом противолодочном корабле из Архангельска в Североморск. По пути следования в Гремихе на борт корабля был принят политический работник в звании контр-адмирала. Перед отходом корабля из Архангельска мы взяли с собой свежие центральные газеты с Постановлением ЦК КПСС о допущенных ошибках в строительстве гидроэлектростанций (ГЭС). Постановлением предусматривалось прекращение повсеместного строительства ГЭС и развертывание строительства тепловых электростанций. За столом, где сидел и взятый на борт политработник, Анфимов стал говорить о том, какой вред принесло необдуманное увлечение строительством гидроэлектростанций. Тут была гибель ценных пород рыб, изменение климата к худшему, неоправданно высокая стоимость строительства и т. д. Политработник немедленно вмешался в разговор и посоветовал его прекратить, так как в свое время гидроэлектростанции были объявлены стройками коммунизма. Ан-фимов ответил, что политработник ничего в этом деле не понимает, поэтому пусть сам помолчит. Тогда политработник сказал, что если Анфимов немедленно не прекратит антипартийные разговоры, то он будет вынужден сделать соответствующий доклад. Анфимов дал ему газету. Политработник свежих газет не читал, так как в Гремиху их еще не доставили, и оказался в дурацком положении. Этот пример наглядно показывает, что критиковать принятое ЦК решение никто не смел, а политработники педантично и неуклонно пресекали любые попытки критических замечаний.
По моим наблюдениям и впечатлениям, между замполитами и командирами, между политработниками и офицерами была стена, ну если не стена — то сетчатая перегородка.
Командир ценил своих подчиненных прежде всего за результаты службы и работы. Если летчик хорошо летает, если он делает в небе то, что никто другой не сделает, то командиру наплевать на то, что он два раза женат, любит покуролесить и спит на политзанятиях. Замполит же не будет давать ходу такому летчику.
Пример из Отечественной войны. Кумир нашего флота — командир подводной лодки Маринеско. Подводник номер один. Уволен из флота в молодые годы потому, что был героем не только в море, но и по алкогольно-женской части. Многие годы подводники боролись за то, чтобы посмертно присвоить Маринеско звание Героя Советского Союза, но каждый раз наталкивались на противодействие политических органов. Я сам был свидетелем, как адмирал, начальник политотдела крупного флотского формирования, возмущался тем, что его подчиненные требуют реабилитации Маринеско.
Многим офицерам казалось, что все, что делают политработники, нельзя назвать делом. Их работу называли болтовней. На Северном флоте в ходу был такой рассказ. В кабинете главного инженера Севервоенморстроя раздается телефонный звонок. Крупный чин Политуправления флота отчитывает главного инженера за то, что под окнами жилого дома этого чина всю ночь работал компрессор и мешал ему спать. Главный инженер молча слушает. Закончив возмущаться, чин спрашивает: «Ну, что вы на это скажете?». Главный инженер: «Я скажу одно, чтобы ночью спать, надо днем хорошо работать». И повесил трубку. Еще один флотский анекдот. У авиационных техников есть одно железное правило. Он приходит готовить самолет к полету со своим чемоданчиком, в котором каждый инструмент имеет свое строго определенное штатное место. Больше, чем в этом чемоданчике, никаких инструментов нигде быть не должно. Техник закончил подготовку и все инструменты собирает в свой чемоданчик. Если чего-то не хватает, то этот инструмент ищут до тех пор, пока не найдут. Если не найдут, то самолет в полет не выпускают. Авиационный техник после подготовки самолета опаздывает на политзанятия. Замполит отчитывает его за опоздание, говорит: «Вот посмотрите на меня, я всегда вовремя заканчиваю работу и не опаздываю на политзанятия». Техник отвечает: «Вам-то что. Рот закрыл, и вся работа кончилась, а мне еще надо весь инструмент собрать».
В армии и на флоте видели, что материальными благами многие политработники пользовались в первую очередь, поэтому стала ходить такая фраза: «Раньше политрук в атаку шел первым, а сейчас политработник первым идет в военторг».
Многие политработники вели свою работу формальными методами, трафаретно, казенно, скучно, занудно. Не было веры в их искренней убежденности в том, что они проповедуют. Создавалось мнение, что эти люди пошли в политработники не по убеждениям, а по меркантильным принципам. Во время одного из отпусков нашими соседями в санатории была семья с сыном-десятиклассником. Отец — капитан I ранга, политработник. Спрашиваю сына о его планах. Он отвечает: «Пойду в Высшее военно-морское политическое училище. Учиться там легко, никаких математик и физик. Служба хорошая. Это не то, что инженерное закончить. Будешь все время в трюме торчать и с грязными железками возиться. Командиром тоже радости мало — за все отвечать».
Развал Союза показал, что многие политработники только на словах были идейными бойцами. Первый из них — генерал-полковник Волкогонов — один из руководителей Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота. На второй день после развала он стал активно ругать то, что раньше пропагандировал. Ельцин за его предательство присвоил ему высочайшее звание — генерал армии. Второй — Степашин, ныне крупная политическая фигура, бывший премьер России. Окончил высшее военное политическое училище, профессиональный политработник. Кандидат наук по особенностям организации партийной работы в военизированных частях. Стал одним из самых ярых критиков идей, пропагандируя которые он зарабатывал себе на хлеб в советское время. Хорошая есть поговорка: «Нельзя всех стричь под одну гребенку». Среди политработников тоже были идейно убежденные, были честные и порядочные люди, преданные долгу и службе.
По своей должности мне приходилось работать с областными и городскими комитетами партии разных регионов страны. В тех условиях только эти структуры могли без проволочек решать вопросы, затрагивающие интересы организаций разных ведомств. К Военно-морскому флоту в комитетах относились с вниманием и оказывали реальную помощь. Уровень профессиональной подготовки кадров был высокий, работа четкой, я почти всегда получал положительные решения, поэтому у меня нет личных причин пинать ногами эти структуры.
У многих слоев граждан СССР, особенно у творческих работников, с парткомами были свои отношения. Об этом они сами писали, пишут и будут еще долго писать. В их воспоминаниях негатива хватает.
