испытывала неудобство. Телохранитель еще раз посмотрел на нее, и женщина порозовела, чувствуя его взгляд. Неужели причиной ее собственного беспокойства, стыда и мыслей было то, что она привлекла к себе чье-либо внимание? Вероятно, так оно и было. Эта патрицианка, которая столь ненавязчиво, с помощью почти незаметной пурпурной каймы напоминала о своем положении в отличие от множества, подобных Палендию, которые просто купили титул хонестори, была, как мы уже упоминали, белокожей, черноволосой и хорошо сложенной. Она блистала молодостью, красотой и умом. Она принадлежала к числу женщин, которых непомерно высоко оценили бы на рынках десятков планет — и даже кайма на платье не спасла бы ее. На варварских планетах это обстоятельство позволило бы только поднять на нее цену. Такие женщины особенно ценились, из них получались великолепные рабыни.
— Что ты о ней думаешь? — спросил Палендий. Телохранитель, стоящий справа, тот, к которому был обращен вопрос, смутился.
Палендий кивнул в сторону девушки, которая прислуживала за столом и всего несколько минут назад наливала кану в его прозрачный, тонкий бокал.
Телохранитель обернулся к служанке и задумался. Она не подняла голову и не взглянула на него. Будто не понимая, что сделалась предметом внимания пассажиров, она аккуратно наливала кану помощнику капитана.
Девушка была прелестной смуглянкой. Темноту ее кожи оттеняло блестящее белое платье без рукавов.
Она была ниже ростом, чем молодая женщина патрицианка с Тереннии, чей рост приближался к среднему, однако обе они казались миниатюрными по сравнению с телохранителем Палендия, которому был задан вопрос.
— Конечно, ты смотрел бы на нее по-другому, — продолжал Палендий, — если бы она стояла на коленях, облаченная в кеб, испуганная, закованная в цепи.
— Да, господин.
— Не понимаю, — беспокойно произнесла молодая женщина с Тереннии.
Палендий усмехнулся, переглянувшись с капитаном.
Девушка предложила кану еще одному офицеру, но тот отказался, убрав бокал. Она перешла к следующему, и получив позволение, выраженное почти незаметным кивком, наполнила бокал рубиновой жидкостью.
Можно сделать пару замечаний, относящихся к настоящему предмету внимания всех сидящих за столом. Белое платье было единственной одеждой девушки. Ко всеобщему удивлению, она была босиком, ее маленькие ступни утопали в ворсе роскошных ковров. На левой щиколотке поблескивало золотое кольцо — нечто вроде ножного браслета. Он составлял единственное украшение девушки.
— Позвольте, я объясню, — извиняющимся тоном произнес капитан, обращаясь к молодой черноволосой женщине, сидящей за столом через несколько мест от него.
— Прошу вас, — вежливо разрешила она.
— Вы и в самом деле не понимаете? — поинтересовался один из офицеров.
Черноволосая дама не сводила глаз с капитана.
Обе женщины, о которых мы сейчас говорим, сильно отличались друг от друга — образованностью, манерами, внешностью. Однако самое большое различие состояло в том, что прислужница привыкла немедленно и без вопросов повиноваться мужчинам, а красавица с Тереннии еще не научилась этому.
— Здесь не Теренния, — начал капитан.
— И что же? — деланно удивилась женщина.
— Таких женщин приобретают для различных целей, — продолжал капитан.
— Приобретают?
— Да, покупают, — подтвердил Палендий.
Женщина в ужасе взглянула на него.
— Насколько я понимаю, на Тереннии некоторые виды отношений считаются незаконными.
— Виды отношений? — снова не поняла женщина.
— Да, — ответил капитан.
— Вопросы, относящиеся к собственности или некоторым видам собственности, — пришел ему на помощь Палендий.
— На Тереннии какие-то вещи могут принадлежать состоятельным людям, а какие-то нет, — продолжал капитан.
— Конечно — земли, ткани, утварь могут принадлежать человеку, — кивнула женщина.
— И никто на Тереннии не запрещал владение животными, — заметил Палендий.
— Разумеется, — подтвердила женщина. — Человек имеет полное право владеть ими.
— Но только некоторыми видами животных, — поправил капитан.
— Почему же? — возразила она. — Принадлежать людям могут животные любых видов.
— Значит, любых? — улыбаясь, переспросил капитан.
— Да.
— Вы в этом уверены? — спросил Палендий.
— Конечно.
— Но разве все мы не животные? — спросил капитан.
— Нет, — покачала головой женщина.
— Конечно, насколько я понимаю, биология признает за нами некоторые различия, — вставил Палендий.
— Вот именно, — подхватила женщина, неожиданно запнувшись. — Некоторые виды животных могут принадлежать, другие же — нет.
— Должно быть, вы признаете неточность, если не противоречивость этой точки зрения, заметил один из офицеров.
Женщина раздраженно взглянула на него.
— Вы должны знать, что рабство в пределах Империи является узаконенным, — сказал капитан.
— Да.
— И на варварских планетах тоже — ведь так?
— Да.
— И, несомненно, на самых цивилизованных планетах, — заключил он.
— Да, — кивнула женщина, покраснев.
— На многих планетах существуют древние и довольно сложные законы о собственности, имеющие отношение к нашему вопросу, — продолжал капитан.
— Вы же понимаете общественную значимость этих законов, — вмешался офицер, — в отношении таких вопросов, как стабилизация общества, сохранение ресурсов, контроль за приростом населения и так далее.
— На Тереннии рабство запрещено законом, — холодно возразила женщина.
— Верно, на Тереннии нет рабства, — согласился капитан.
— Зато на Тереннии, — сказал молодой офицер имперского военного флота, сидящий справа от капитана, неподалеку от Палендия, и до сих пор не проронивший ни слова, — на Тереннии в рабстве держат мужчин.
— На Тереннии нет рабов, — сердито сказала женщина и внезапно покраснела под взглядом телохранителя.
— Не будем портить вечер спорами, — примирительно вмешался капитан.
— Вы же знаете закон о том, — добавил Палендий, — что имущество, перевезенное на другую планету Империи, не перестает быть имуществом своего владельца.
— Конечно, знаю, — сердито кивнула женщина. — Принцип здесь тот же самый, основанный на общих правилах юриспруденции.
— Так давайте представим чисто гипотетически, — подхватил Палендий, — что вы стали рабыней, а потом были привезены на Тереннию.
— И что же? — спросила женщина, чувствуя, как напрягается все ее тело.
— Вы ведь останетесь рабыней, верно? — спросил он.
