— Налей.
— Да, господин, — ответила рабыня.
— Я бы тоже выпил, — произнес офицер.
— Да, господин, — и рабыня наполнила его рог.
— Она недурна, — произнес вождь. — Как ты думаешь?
— Согласен.
— Ты хочешь взять ее на ночь? — спросил вождь. — Я пришлю ее к твоей хижине на четвереньках, с хлыстом в зубах.
Девушка молча, перепуганными глазами смотрела в лицо вождя, начиная дрожать. Конечно, она знала, что господин может предложить ее кому угодно и когда угодно.
— В другой раз, — отказался офицер. — Завтра мне рано вставать — предстоит тяжелый день в поле.
— Я слышал, ты хорошо работаешь, — заметил Отто.
— Вы же видели мою работу.
— Вождь! — крикнули со двора.
— Входи, — позвал Отто.
Вошел один из вольфангов с голубем в руках. Он положил птицу на стол, и Астубакс снял с ее левой лапки узкую полоску кожи с письменами.
— Что это значит? — спросил Отто.
— Ортунги будут здесь завтра, — сказал Астубакс.
Глава 21
— Ты хорошо накормил нас, — благосклонно произнес Хендрикс, посыльный ортунгов.
Отто склонил голову в ответ на этот комплимент.
— Железо, меха и кожи, сложенные здесь, и зерно во дворе гораздо лучше, чем мы ожидали, — добавил Гундлихт, второй посыльный.
— Но мы привезли с собой и цепи, — лениво продолжал Хендрикс, — и не хотим уносить их просто так.
— Сколько женщин вы хотите? — спросил Отто.
— Соберите своих женщин голыми за частоколом, всех до единой, — приказал Хендрикс, — мы выберем пятьдесят.
— Пятьдесят! — воскликнул Астубакс.
— Вы прячетесь в лесах, — объяснил Хендрикс, — рынки переполнены — из-за войны много женщин попало в рабство. Нам нужно больше, чтобы возместить убытки. Да и перевозка обходится недешево.
— Пятьдесят — это слишком много, — возразил Астубакс.
— Мы оставим вам достаточно, чтобы наплодить детей, — усмехнулся Хендрикс.
— Вольфанги плодятся, как фильхены, — добавил Гундлихт.
Астубакс вскочил. Но револьвер, выдернутый Гундлихтом из кобуры, нацелился ему прямо в сердце.
— Почему вы говорите с Астубаксом, а не со мной? — спросил Отто.
Астубакс сел на место. Гундлихт сунул револьвер в кобуру.
— Он всегда говорит за вольфангов, — объяснил Хендрикс.
— А я — вождь вольфангов.
— У них нет вождя, — удивился Гундлихт.
— Я — вождь, — повторил Отто.
— Поскольку ты приготовил обильную дань, хорошо накормил нас и напоил добрым пивом, — заявил Хендрикс, — мы готовы не обращать внимание на то, что ты называешь себя вождем.
— Я вождь, — еще раз сказал Отто.
— Лучше забудь об этом.
— Нет.
— Мы не разрешаем вольфангам выбирать вождей, — наставительно произнес Хендрикс.
— Не хотите ли посмотреть женщин нашей деревни? — предложил Отто.
— Почему бы и нет? — осклабился Хендрикс.
Предложение явно было примирительным, попыткой загладить вину и смягчить напряженную ситуацию. Разве таких вольфангов стоило бояться!
— Хо! — крикнул Отто.
Воины вошли в хижину и расстелили шкуры на полу. Хендрикс и Гундлихт с интересом наблюдали за ними.
— Хо! — опять скомандовал Отто, и в хижину ввели гибкую, стройную блондинку. Она встала на шкуры перед мужчинами. Блондинка была одета в длинное облегающее платье из домотканого полотна. Хендрикс и Гундлихт подались вперед.
Блондинка спустила платье с плеч и дала ему упасть на пол. Оба посыльных восхищенно причмокнули. Блондинка легла на шкуры слева от мужчин, лицом к ним.
— Хо! — еще раз крикнул Отто, и вторая женщина, очаровательная брюнетка, вошла и грациозно обнажилась перед мужчинами. Она тоже легла на шкуры справа от мужчин.
Отто отдал приказание еще раз, и вошла Янина. Остановившись в нескольких футах от мужчин, она отвернулась и сбросила одежду.
— Повернись! — возбужденно крикнул Хендрикс. Рабыня робко повернулась и застыла с опущенной головой, слегка отставив ножку в сторону и приподняв бедро.
— Ближе! — крикнул Хендрикс. Гундлихт сглотнул слюну.
Янина была опытной рабыней. Она плавно опустилась на шкуры посредине и взглянула на блондинку, подавая ей сигнал.
Астубакс почти стонал от удовольствия.
Эллин теперь была обучена и вышколена Яниной, но она и сама знала, как доставить мужчине удовольствие. Теперь, в рабстве, ее сексуальность проявилась полностью. Как рабыне, ей больше не приходилось ни подавлять свою сексуальность, ни бояться ее; она не испытывала ни беспокойства, ни вины. Теперь она радостно выражала ее, открываясь вся целиком. Ее движения были уверенными, она манила к себе, медленно изгибаясь на шкурах.
Наконец, она соблазнительно выгнулась, как могла бы сделать на помосте, на невольничьих торгах, слыша приказания и сознавая себя необычайно притягательной и желанной, Янина подала знак брюнетке, и та, коротко взглянув на вождя, тоже принялась изгибаться на шкурах.
Все ее движения демонстрировали бесстыдную, рабскую покорность и она делала все это только для одного человека — для вождя. Бывший судебный исполнитель, а ныне обнаженная рабыня, она лежала на шкурах перед своим хозяином, выгибаясь, замирая, поворачиваясь, демонстрируя свои прелести в самом лучшем, притягательном виде. На мгновение ее глаза встретились с глазами вождя, но этого никто не заметил. «Я твоя, — откровенно говорили глаза рабыни, — умоляю, сжалься надо мной!»
— Замечательно! Великолепно! — выдохнули в один голос Хендрикс и Гундлихт.
Брюнетка легла на живот и опустила голову, тяжело дыша. Последней соблазняла посыльных Янина.
— Восхитительно! — кричали мужчины, уставясь на нее вытаращенными глазами.
Янина кокетливо села перед ними, обхватив гибкими пальцами левое колено.
— Разве такие женщины не стоят десяти обычных? — спросил Астубакс.
— Не надейся, что мы возьмем меньше пятидесяти, — отрезал Хендрикс.
— Но эти трое войдут в число пятидесяти, — добавил Гундлихт.
— Но разве обычные свободные женщины не меняются самым поразительным образом, лишь только они становятся рабынями? — спросил вождь.
