на страницах журнала.
Пришлось и мне обратиться в Президиум федерации с заявлением. В нем я утверждал, что никаких постановлений по поднятому Карповым вопросу не принималось, и предлагал, чтобы впредь текст протокола заседаний Президиума утверждался его членами, поскольку данный случай показывает, что допускается преднамеренное или непреднамеренное искажение того, что было сказано или записано.
Извиняться мне тоже не пришлось. Больше этот вопрос на Президиуме не поднимался.
Позиция Спорткомитета и нового состава Президиума федерации, возглавляемого Севастьяновым, особенно ярко проявилась в истории с благотворительным матчем сборной СССР против остального мира. Это соревнование не по классическим, а по быстрым шахматам (15 минут на партию каждому участнику) было организовано по инициативе Каспарова под эгидой ЮНИСЕФ — детского фонда ООН и прошло в декабре 1988 года в Мадриде. Весь сбор от него, составивший 160 тысяч долларов, был передан Детскому фонду имени Ленина и ЮНИСЕФ. Правда, в связи с землетрясением в Армении, гроссмейстеры просили половину средств направить для оказания помощи его жертвам.
По случаю этого мероприятия Шахматная федерация СССР выступила с официальным заявлением. Вы думаете, она поддержала благородный почин? Как бы не так! Сквозь зубы отметив благотворительные цели матча, Шахматная федерация отмежевалась от него, заявив: «К указанным мероприятиям в Мадриде она никакого отношения не имеет, а группа советских гроссмейстеров, участвующая в матче, ни формально, ни по существу не может рассматриваться как сборная команда СССР». И это о Каспарове, Белявском, Псахисе, Гуревиче, Долматове, Соколове, Чернине и Азмайпарашвили!
Чем же была вызвана такая реакция федерации?
Дело в том, что поездка в Испанию оформлялась не через Спорткомитет, и потеря монополии на выезды пришлась спортивному руководству не по вкусу. Что же касается Управления шахмат и федерации, то они послушно и безоговорочно заняли сторону Спорткомитета, фактически выставив себя на посмешище.
Одновременно с матчем в Мадриде прошел семинар, посвященный различным проблемам шахмат. Меня пригласили там выступить, принять участие в дискуссиях и изложить мою гипотезу о том, как возникли шахматы.
За эту поездку я был «удостоен» критических замечаний в газете «Правда». Шахматный обозреватель газеты гроссмейстер
Алексей Суэтин, кстати, мой давнишний соратник и приятель, так сообщал читателям о ней: «Поездка (в Мадрид. —
В этом абзаце, за исключением самого факта поездки, нет ни слова правды. Тогдашний председатель Госкомспорта М. Грамов был членом правления детского фонда, и руководство фонда своевременно и в письменной форме его об этом мероприятии проинформировало. И начальник Управления шахмат, одновременно первый заместитель председателя федерации Крогиус обязан был это знать. А лектором меня обозвали, чтобы подчеркнуть мою якобы материальную заинтересованность в поездке, хотя она тоже носила благотворительный характер. Что же касается Суэтина, то я прервал с ним всякие отношения. Лишь через пару лет он признался, что этот абзац обо мне ему вписали, после чего мы помирились.
Президентом федерации Севастьянов пробыл лишь год. В декабре 1989 года состоялся съезд шахматистов страны. На нем конкуренцию с Севастьяновым успешно выдержал В. Попов — министр жилищно-коммунального хозяйства РСФСР. Ему суждено было стать последним президентом Шахматной федерации Советского Союза. Она получила большую самостоятельность. Вскоре Управление шахмат при Госкомспорте было вообще ликвидировано. Вместо него создали генеральную дирекцию, но уже при федерации. А Крогиуса благополучно отправили на пенсию...
Прежде чем распрощаться с Крогиусом, попробуем оценить итоги его деятельности на посту начальника Управления шахмат Госкомспорта СССР. До того, как он стал начальством, у меня с ним были неплохие отношения. Мы не раз играли вместе в турнирах, в одном из чемпионатов страны он был моим тренером. Когда Крогиус стал начальником, на правах старшего я объяснил ему:
Коля! Твоя главная задача — защищать интересы шахмат и шахматистов в Спорткомитете.
К сожалению, все получилось с точностью до наоборот: для него главным было хорошо выглядеть перед начальством.
Я — чиновник! — обычно заявлял он,— и обязан строго выполнять указания руководства.
А уж о попытках их оспаривать не могло быть и речи. Доктор психологических наук, в жизни он оказался психологом неважным и не умел ладить с гроссмейстерами, особенно молодыми. Молодежь неоднократно жаловалась на него. Стоило кому-нибудь из них к нему обратиться за чем-нибудь, его первая реакция, как правило, была негативной, и требовалось немало усилий, чтобы добиться положительного решения.
Однажды его разговор с гроссмейстером Свешниковым принял столь резкий характер, что Крогиус пригрозил вызвать милицию.
Я уже не говорю о том, что в споре двух «К», ориентируясь на Севастьянова, Николай Владимирович сразу же встал на сторону Карпова. Достаточно только вспомнить слова, сказанные им еще юному бакинцу:
— У нас уже есть один чемпион мира, а другой нам не нужен!
И уже отправленный на пенсию, в 1990 году Крогиус демонстративно возглавил команду экс- чемпиона мира на пятом матче с Каспаровым. В течение восьми лет он представлял нашу страну в ФИДЕ, входил в ее руководящие органы, был вице-президентом. При нем колоссально возросла власть президента ФИДЕ, и я не помню, что бы Крогиус хоть как-то этому противодействовал. В 70-е годы перед очередным конгрессом Батуринский, Родионов и я обычно встречались, чтобы обсудить повестку дня, наши позиции по тем или иным вопросам. Когда Крогиус стал начальником, я не могу вспомнить ни одного такого заседания: он предпочитал решать подобные вопросы келейно. Мне особенно запомнилось одно его такое единоличное решение, которое прямо противоречило интересам наших шахмат. На заседании Исполкома ФИДЕ в Буэнос-Айресе в 1990 году, в работе которого от нашей страны участвовал Крогиус, было принято крайне спорное решение провести очередной матч-турнир претенденток на матч с чемпионкой мира в составе десяти человек в один круг. Мне неизвестно, кто предложил это нововведение. Оно появилось внезапно и на женской комиссии ФИДЕ предварительно не обсуждалось. Я знаю только, что Крогиус не пытался оспаривать это решение и письменно подтвердил свое с ним согласие. А ведь оно было невыгодно нашим женщинам, так как вносило большой элемент случайности. Ведь девять партий — слишком малое число. Показательно и другое: на страницах журнала «64» он пространно описал работу Исполкома, но забыл проинформировать читателей, а, заодно и всех заинтересованных лиц, включая Президиум федерации и ее женскую комиссию о «судьбоносном» решении относительно матч-турнира претенденток.
А ведь это было его первейшей обязанностью.
Матч-турнир претенденток должен был состояться в Боржоми. Когда до его начала оставался один месяц, из штаб-квартиры ФИДЕ был наконец получен регламент турнира вкупе с информацией, что Юдит и Жужа Полгар отказались в нем участвовать, и число партий сократилось до семи. Тогдашние члены женской комиссии федерации схватились за голову, но уже ничего изменить было нельзя.
К чему это привело, мы знаем: в турнире победили китаянка Се Цзюнь и А. Марич из Югославии, а наши А. Галямова и Н. Иоселиани отстали на пол-очка. Конечно, в этой неудаче в первую очередь, виноваты сами шахматистки и их тренеры, но большая доля вины лежит и на Крогиусе. Он не протестовал против столь неудачного регламента и вовремя не сообщил о его введении. Таков был стиль работы начальника управления...
Когда же мы впервые рискнули опубликовать пару статей с критикой деятельности Крогиуса и предложили ему ответить на них, он ответил, но весьма своеобразно. Как раз в тот день, когда в Управлении шахмат проводилась служебная аттестация его сотрудников, он предложил подписать им подготовленное заранее «коллективное» письмо в редакцию, отвергающее критику. Мы, конечно, его опубликовали, сопроводив соответствующими комментариями.
Несколько позже в Госкомспорте прошла партийная конференция. Отчет о ней был обнародован в
